Что же это за миросозерцание? Это – то миросозерцание, которое признает полную «солидарность человеческих интересов», которое понимает, что «счастье единицы невозможно без счастья всего общества».
Эти мысли, впервые высказанные в 1868 году, Ткачев неоднократно развивал впоследствии. На страницах «Набата» он указывал, что революционеры должны строить свои расчеты не столько на мягкотелой, народолюбивой и кающейся перед народом дворянской интеллигенции, не на «больных, лимфатических потомках выродившегося, износившегося, опошлевшего и охолопевшего барства», сколько на «интеллигенции, вышедшей из среды самого народа, из эксплуатируемых, разоренных и задавленных классов общества»[220]. Эта часть интеллигенции, с одной стороны, хорошо знает народное горе и понимает насущные надежды народа, а с другой – усвоила теории, выработанные лучшими критическими умами Запада. Это и дает ей право явиться руководителем социальной революции.
«Народным идеалам» Ткачев противопоставлял «социалистическое миросозерцание эволюционного меньшинства» и признавал, что последнее, как более широкое и революционное, должно господствовать во время революции над первым.
Свои взгляды на роль революционного меньшинства, с одной стороны, и народа с другой, во время социальной революции, Ткачев сформулировал так:
«Отношение революционного меньшинства к народу и участие последнего в революции может быть определено следующим образом: революционное меньшинство, освободив народ из-под ига гнетущего его страха и ужаса перед властью предержащей, открывает ему возможность проявлять свою разрушительно революционную силу, и, опираясь на эту силу, искусно направляя ее к уничтожению непосредственных врагов революции, оно разрушает охраняющие их твердыни и лишает их всяких средств к сопротивлению и противодействию. Затем, пользуясь своей силой и своим авторитетом, оно вносит новые прогрессивно коммунистические элементы в условия народной жизни»[221].
В этой формуле мы находим все специфические черты революционной концепции Ткачева, которые дают основание считать его представителем бланкизма.
Это, во-первых, признание громадного значения заговорщической организации революционного меньшинства, во-вторых, указание на необходимость захвата этим меньшинством государственной власти в целях перестройки жизни на новых, социалистических началах, и в-третьих – признание диктатуры революционного меньшинства наиболее действительным средством для осуществления этой перестройки.
В первой половине 70-х годов среди русских революционеров было распространено крайне отрицательное отношение к централизации революционных сил. Революционеры того времени не шли дальше организации разрозненных кружков, ничем не связанных между собою и построенных на началах полной свободы их членов и отсутствия принудительной дисциплины.
«Молодежь, не имевшая никакой политической опытности и знавшая только отрицательные стороны генеральства, склонна была видеть в проповеди централизации и дисциплины замаскированное желание лишить ее свободы самоопределения – этого права, которое, казалось, должно принадлежать каждому развитому человеку, – и подчинить ее новым генералам»[222].
Учитывая это настроение революционной молодежи, те немногие из революционеров, которым не была чужда мысль о необходимости создания сплоченной организации, старались, как свидетельствует современник, по возможности маскировать свою организационную деятельность, чтобы не отпугнуть от себя молодежи[223].
При таких условиях огромной исторической заслугой Ткачева является его настойчивая проповедь создания сплоченной, централизованной партии.
«Успех революции, – писал Ткачев, – возможен только при создании организации, сплачивающей разрозненные революционные элементы в одно живое тело, действующее по одному общему плану, подчиняющееся одному общему руководству, – организации, основанной на нейтрализации власти и децентрализации функций».
Только такая организация способна, по мнению Ткачева, подготовить и осуществить государственный переворот.
«Напротив, – писал он, – организация, рекомендуемая революционерами-утопистами, организация, отвергающая всякую подчиненность, централизацию и признающая лишь федеративную связь между автономными, самостоятельно действующими революционными группами, – такая организация не удовлетворяет ни одному из требований боевой организации. Она неспособна к быстрым и решительным действиям; она открывает широкое поприще для взаимной вражды, пререканий, для всякого рода колебаний и компромиссов, она постоянно связана в своих движениях, она не может со строгою последовательностью держаться одного какого-нибудь общего плана, в ее деятельности никогда не может быть ни стройности, ни гармонии, ни единства»[224].
Непригодная для революционной борьбы, такая организация, по мнению Ткачева, имеет антиреволюционный характер: в основу ее положен буржуазный принцип индивидуализма, «ставящий личное выше общего, единичное выше целого, эгоизм выше самоотвержения».
Вот почему на страницах «Набата» Ткачев неустанно призывал русских революционеров к созданию сплоченной организации, доказывая, что для них вопрос объединения является вопросом жизни или смерти.
Народникам 70-х годов социальная революция представлялась в виде взрыва народного возмущения, уничтожающего весь современный социально-политический строй для того, чтобы на месте его создать новый. Этот катаклизм одновременно освободит народ как от угнетения труда капиталом, так и в политическом отношении. В социальной революции погибнет современное государство. «Мы хотим прежде всего окончательного разрушения государства, хотим искоренения всякой государственности», – говорили Бакунин и его последователи. Что касается Лаврова и лавристов, то и они мечтали о замене государства союзом вольных общин.
Анархизм был господствующим настроением в рядах русской революционной интеллигенции 70-х годов.
Совершенно иначе мыслил социальную революцию Ткачев. В его представлении она должна была быть явлением гораздо более сложным. Социальный переворот – это перестройка заново всех экономических, юридических, общественных, частных и семейных отношений, всех воззрений и понятий, всех идеалов и всей нравственности того общества, в котором этот переворот происходит. Ясно, что такой переворот «не совершается ни в один, ни в два года, что он потребует работы целого поколения, что он является не ex abrupto[225], а подготовляется и проводится в жизнь медленно, постепенно, шаг за шагом».
При этом социальная революция не уничтожит сразу всех недовольных переворотом общественных элементов. Ее враги останутся, и они после победы революции не перестанут вести борьбу против нее. Поэтому революционерам на другой день после революции предстоят не только творческая, созидательная работа, но и работа разрушительная, направленная на подавление и уничтожение врагов революции.
Для того чтобы революционеры могли справиться с этой двоякой работой, они должны быть силой. А всякая сила есть власть. Но власть прочна и могущественна лишь тогда, когда она правильно организована, что достижимо только при нейтрализации каждой отдельной функции власти и дифференцировании этих функций. Но власть, организованная таким образом, есть то, что принято называть государством.
Вот почему прежде, чем разрушать государственный аппарат, революционеры, по мнению Ткачева, должны использовать его в целях социальной революции.
Анархисты, видящие в государстве причину существующего социального зла, неправы: это – не причина, а необходимое следствие его. Существование государственной власти обусловливается неравенством людей, и пока неравенство будет существовать хотя бы в какой-нибудь сфере человеческих отношений, до тех пор будет существовать и власть. «Анархия немыслима, немыслима логически (не говоря уже о ее практической невозможности) без предварительного установления абсолютного равенства между всеми членами общества… Никакая революция не может установить анархию, не установив сначала братства и равенства».
Таким образом, до тех пор, пока не осуществлено равенство между всеми членами общества, до тех пор необходимо должно существовать и государство.
С этой точки зрения Ткачев в специальном цикле статей подверг суровой критике теорию анархизма. В этих статьях, представляющих собою, по отзыву Б.И. Горева, «едва ли не лучшее, наиболее сильное и яркое из того, что имеется в революционно-социалистической литературе против анархизма»[226], Ткачев выяснял противоречивость и непоследовательность взглядов Бакунина и других анархистов, а также эклектических построений Лаврова в его книге «Государственный элемент в будущем обществе».
Итак, по мнению Ткачева, государство сделается ненужным и отомрет лишь после того, как среди людей создастся полное равенство, т. е. когда удастся провести в жизнь начала коммунизма. В переходный же период государственная власть – необходимейшее орудие в руках революционной партии.
В свое время Энгельс, полемизируя с Ткачевым, в статье «Sociales aus Russland» трактовал его как правоверного бакуниста. Надо признать, что сам Ткачев в «Открытом письме» к Энгельсу дал достаточный материал для такой трактовки его взглядов. Однако предшествовавшая этому «Письму» литературная деятельность Ткачева в России (статьи «Подрастающие силы» и «Разбитые иллюзии», предисловие и примечания к книге Бехера) и последующая за границей (статьи в «Набате»), которых Энгельс не мог знать, когда он полемизировал с Ткачевым, показывают, насколько неправильно характеризовать Ткачева как анархиста.