Как бы извиняясь за две предыдущие недели, следующие три дня погода радовала всех безоблачным солнечным небом, позволив, наконец, согреться и обсушиться. Подсохло и поле к радости всех собравшихся на нем авиаторов. А таких к 25 октября собралось уже более двух десятков человек.
Аэропланы, прибывшие вместе с пилотами из России, все еще требовали сборки и потому первый вылет был осуществлен пилотами проходившими обучение во Франции и прибывшими с закупленными в Западной Европе машинами несколькими днями ранее. На немецком Альбатросе MZ-2, как две капли воды походившим на французский Фарман-3, но оснащенном немецким двигателем с водяным охлаждением, на которые делала ставка одна из крупнейших в Германской Империи авиационных компаний «Альбатросверке ГмбХ», поручики Радул Милков и Продан Таракчиев осуществили первый боевой вылет в этой войне, осуществив визуальную разведку города Эдирне и его окрестностей.
Но если в первый вылет ушел всего один аэроплан и два пилота, то над возможностью их запуска трудился весь состав 1-го Авиационного Отряда, в который свели все аэропланы и всех летчиков. Для начала нашли относительно ровную и сухую возвышенность, затем срыли на ней кочки и забросали землей ямы. Хотели еще застелить небольшой участок досками, но таковых под рукой не оказалось. Зато в отряде обнаружилось немалое количество юных пиротехников, соорудивших из артиллерийских снарядов и динамитных шашек эрзац-бомбы.
Осталось неясным нанесли ли первые сброшенные бомбы хоть какой-нибудь урон противнику, кроме морального, но вот фотографии узловой железнодорожной станции Караагач, у которой сосредоточивались резервы турецкой армии, вышли неплохими. Вот только в эти дни основные бои на восточном фронте происходили в округе города Люлебургаз, находившегося более чем в семидесяти километрах от места базирования авиационного отряда и по причине отсутствия связи наладить взаимодействие с авиацией не представлялось возможным. К тому же, для большей части аэропланов преодоление подобных расстояний все еще являлось солидным достижением. Тот же Альбатрос после своего первого вылета на четыре дня попал в ремонт с перебором двигателя из-за некачественного топлива, а также исправления подломившегося при посадке шасси.
Зато к следующему дню успели подготовить пару Блерио-11, на которых еще один поручик болгарин Христо Топракчиев и русский доброволец Тимофей Ефимов, оказавшийся младшим братом самого Михаила Ефимова, признанного всеми одним из наиболее выдающихся русских летчиков, совершили первые агитационные полеты — разбрасывая листовки с призывами о сдаче над Эдирне и расквартированными вокруг него турецкими частями.
С самого утра 30-го октября небо оказалось затянуто серыми тучами с редкими прорывами, в которые всего на несколько минут успевало заглянуть красноватое солнце. По земле же стелился туман, заставлявший всех обитателей аэродрома потуже кутаться в куртки, френчи и шинели лишь бы спастись от пробирающего до костей холода. Правда, начинающий дуть восточный ветер, обещал вскоре разогнать белесую муть.
— Ну что, дружок, полетаем сегодня? — скрывшись под навесом одного из возведенных ангаров, Михаил прошелся вдоль борта своего У-2, поглаживая ладонью по обшивке. — Знаю, что погода не фонтан, но да мы с тобой и не в такую летали. Справлялись раньше, справимся и сейчас. Так ведь? Покажем этим птенчикам желторотым чего стоит истинный летчик?… Покажем?… Вот и я так думаю.
— И все же красивый у вас аэроплан, Михаил Леонидович. Доброго вам утра! — в просвете откинутого в сторону занавеса стоял Тимофей. — Позволите зайти?
— Доброе утро, Тимофей Никифорович. Конечно, проходите.
— Благодарю. — обозначив легкий поклон, он подошел к укрытой под навесом машине и окинул ее завистливым взглядом, — Сколько не смотрю на ваше новое детище, никак не могу налюбоваться. Особенно с этим обтекаемым носом. Мой «Старик» на его фоне уже не смотрится произведением технического прогресса.
— А что вы хотели? Прогресс не стоит на месте. Да и ваш Блерио не такой уж и старый. Сравните его хотя бы с подобными аэропланами первых выпусков. Ваш аэроплан на их фоне смотрится вполне неплохо. Хотя ресурс, конечно, мог быть побольше. Сколько вы на нем уже налетали?
— Почти сто часов.
— Скажу честно, для Блерио-11 это почтенный срок. Еще часов тридцать — сорок и все. Надо будет списывать.
— Это точно. — с сожалением вздохнул Тимофей. — А то и раньше. Двигатель уже два капитальных ремонта прошел. Больше вкладывать в него средства не имеет смысла. Отлетает последние часов десять — пятнадцать и все… Придется покупать новый аэроплан.
— Будете рассматривать различные варианты, не забудьте про нас! — похлопал по крылу своей машины Михаил.
— Увы, на аэроплан вашего производства у меня вряд ли хватит средств. — только и смог что развести руками в ответ Тимофей, — Дорогие они у вас.
— Дорогие. Не отрицаю. Но ведь они того стоят!
— Еще как стоят! Но и следующей моей машиной будет, скорее всего, тот же Блерио. Или новый Ньюпор-4. Хотя, говорят, что у него весьма своеобразное управление. На что-либо большее у меня никаких средств не хватит.
— Понимаю. Но еже ли вдруг, то милости просим. Мы клиентам всегда рады! А теперь не поможете мне подготовить моего крылатого боевого коня к вылету?
— С превеликим удовольствием!
— Тогда хватайте вон то ведро, а я пока достану масло. Пойдем, погреем его над костерком.
— Ого! Высочайшей степени очистки! Для гоночных автомобилей?
— Оно самое. Касторовым, конечно, тоже можно. Но мы с собой привезли именно это. Местные же пусть заправляют свои аэропланы всем, чем хотят. По мне так уж лучше раскошелиться на хорошее масло и топливо, чем рисковать возможностью выхода двигателя из строя.
— А мой Гном такое, увы, не переваривает. Только касторовым и заправляю.
— И как? Проблемами с пищеварением не страдаете? — вовсю развеселился Михаил, зная, что подобный казус время от времени случался, как с летчиками, так и механиками имеющими дело с ротативными двигателями, что во время работы забрызгивали маслом все вокруг, включая фюзеляж самого аэроплана.
— Тьфу на вас, Михаил Леонидович. Нет чтобы пожалеть человека! А вы все смеетесь.
— Не вешайте нос, Тимофей Никифорович. Зато касторовое масло куда как легче отмывать.
— Оно конечно так, но у меня уже весь аэроплан пропитался им насквозь. С вашим то двигателем подобного не случается.
— Что тут скажешь? Конструктивные особенности. Вот вам подставка для ведра. Установите, пожалуйста, поровнее, чтобы ведро не опрокинулось. — дождавшись, когда Тимофей проверит надежность установленной конструкции, Михаил открыл канистру и принялся лить в ведро загустевшее за ночь масло. — Благодарю за помощь. Сами-то подготовили свой аэроплан к вылету? Чугунную сковороду на сиденье подложили?
— Сковороду? — немало удивился Тимофей впервые услышав о подобном нововведении. — Господи, а это-то зачем?
— Затем, чтоб пятую точку турецкие пули не попортили! Летят-то они снизу вверх! Так что без сковороды летать никак невместно! Мы их себе еще в Симеоновграде добыли! Два дня искали те, что потолще! — наконец, будучи более не в силах сдерживаться, Михаил от души рассмеялся и чуть не пролил масло.
— Ну вот! Опять надсмехаетесь! — улыбнулся в ответ его собеседник. — Но на этот раз вам меня разыграть не удастся. Я оказался куда прозорливее вас и заказал себе бронелист на пол кабины еще в Санкт-Петербурге. Пять миллиметров броневой стали между прочим!
— Пять миллиметров? — закончив лить масло, Михаил в раздумье потер подбородок, — Это вам, батенька, ниже трехсот метров лучше не опускаться. Бробьют-с.
— А вы то откуда знаете? — немало удивился добровольный помощник.
— Естественно из опытов! Знаете сколько тысяч патронов и десятков бронеплит мы извели, пока подобрали оптимальную толщину брони для своих аэропланов!?
— Так значит и у вас всех установлена броня кабины?
— Нет. Не у всех. Только на моем аэроплане. Восемь миллиметров! Такая даже на сотни метрах винтовочную пулю держит! Вот только в результате машина сильно тяжелой получается. Бомбы на нее уже не подвесишь. Зато для разведчика — в самый раз. Знай себе кружи над вражиной, да слушай, как под ногами пули звонко цокают. Красота!
— Кхм, боюсь, что у нас с вами слишком разные понятия о красоте. — подавился от услышанного Тимофей. — А другим-то вы нечто подобное предлагали?
— Конечно! Но все они оказались слишком заносчивы, чтобы идти искать себе подходящую сковороду. — абсолютно серьезно ответил Михаил. — Вот ей богу, пока кто-нибудь из благородий пулю своим задом не поймает, остальные даже не почешутся. Но да это у нас с ними национальное. К тому же, я никуда не спешу. Дождусь прецедента и продам все сковороды вдесятеро дороже. Зря я их что ли скупал в таких количествах!
— И много у вас с собой сковород имеется? — с трудом сдерживая смех, поинтересовался Тимофей.
— Восемь штук! Больше достаточно толстых найти не удалось. Так что буду устраивать аукцион на повышение ставок!
— Любви господ офицеров вам это точно не добавит. — с сомнением посмотрел Тимофей на своего собеседника, — Тем более, что у вас с ними и так весьма натянутые отношения.
— А я ни разу не красна девица, чтобы в меня влюблялись господа офицеры! Главное, чтобы работать не мешали. А все остальное для меня не имеет особого значения. Пока мне за каждый вылет будут платить такие деньги, я хоть по десять раз на дню согласен подниматься в воздух. О! Готов супчик! — проверив густоту масла стальной спицей и убедившись, что оно дошло до нужной кондиции, Михаил подхватил ведро и поспешил обратно в ангар. — Идемте Тимофей, подержите воронку пока я буду лить это варево в двигатель.
На утреннем брифинге каждому из пилотов была поставлена своя задача и те тут же разбежались готовить машины к вылету. Хоть погода и не особо радовала, все же в отличие от предыдущих дней она позволяла поднять аэропланы в воздух, и болгарское командование решило не упускать такой возможности, тем более что днем ранее они потеряли поврежденным один из двух имевшихся аэростатов при не слишком удачной попытке корректировать с него артиллерийский огонь. Не заметить такую воздушную колбасу турки не могли и с азартом принялись обстреливать район его подъема из своей артиллерии. И если сам аппарат пострадал не слишком сильно, то наземный обслуживающий персонал понес серьезн