– Вот так, мамуля. Теперь поедем домой отсюда. Давай-ка, - она наклонилась и подняла лёгкое родное тельце с каталки.
– Вот так, - обняв покойную, она вынесла её в прихожую, где уже стоял гроб.
– Ты с ума сошла, девонька! - запричитала санитарка. - Разве можно так!
– Только так и можно. Это моя мама, - уклоняясь от рук пожилой женщины, объяснила Алёна. Она сама аккуратно уложила покойную в последнее ложе, поправила одежду.
– Теперь поможете? - обратилась она к перекуривавшим молодцам.
– Без базаров! - и вскоре автобусик - катафалк вёз Алёну и её мать в деревню.
Алёна, казалось, онемела от горя. Словно вне себя, она сутки просидела у гроба, о чём-то шепча, шепча и шепча матери. Её горе примирило потерпевших с этими осиротевшими детьми. Нет, они не простили, но стали терпимее. Или эти загадочные амбалы - незнакомцы внушили почтение? Но всё-таки, справедливости ради, следует признать, - большинство сочувствовало этому горю. Пришёл с цветами Костик. Потянулись другие одноклассники. Алёна на секунду отвлекалась, кивала головой и опять возвращалась к разговору с мамой. Порой вскакивала, металась в поисках братьев. Убедившись, что они под присмотром, возвращалась туда же, к гробу. Даже когда приехал отец, она посмотрела на него странным остекленевшим взглядом.
– Вот, папка, что вышло - то.
– Меня привезли. Только на похороны. Вон, видишь - кивнул он на конвой.
– Так садись, поговорим, попрощаемся. Красивая у нас мамка, правда?
Отец только кивнул. Наполняющимися слезами глазами он смотрел на ту, которая столько лет… Столько лет… А он… А он!
– Проси, прости, прости… Но это последнее… не я.
– Она знает, папка. Знает.
– Прости… - продолжал теперь уже вдовец. - Не слышишь…
– Она слышит, папка. Слышит. Ты дай мне руку. Так. А теперь разговаривай с ней. Кричи! Она уже далеко. Но ещё слышит.
Геннадий послушно закрыл глаза. Потом вздрогнул и замер. И долго сидел не шевелясь, не вытирая слёзы. Потом резко встал.
– Вот что, дочушка. Ты… слышала… наш… разговор?
– Она с тобой разговаривала.
– Доченька, ничего не поделаешь. Остаёшься за старшую. Наверное, придётся… - он прогнал подкативший к горлу ком. Придётся в детский дом… Нет у нас близких родных… Но это ненадолго. Ты ведь почти взрослая. Вернёшься. И братиков заберёшь назад. А дом всё равно за тобой будет…
– Я всё сделаю, па - рассеянно ответила Алёна, вновь что-то шепча матери.
– Ребята, мне бы, ну, знаете куда. Ну, побудьте здесь. Никуда я отсюда уже… Вот и спасибо.
А потом был дикий крик и суета. И беготня этих конвоиров. И нацарапанная на пачке сигарет записка.
" Прости. Пойду за ней. Береги братиков".
Похороны Марии решили отложить и хоронить обоих вместе. Воспротивился было поп, но Сазан (старший из подручных Севера) быстро того урезонил. Отца обмывали и одевали уже без Алёны. Та по-прежнему не отходила от гроба матери.
– Вот и папка к тебе, - прошептала только она, когда два гроба уже стояли рядом. - А ты, папка, зачем? А это всё мне одной? Зачем? - дико закричала она, после чего впала в оцепенение. Но в такое же оцепенение, впала, казалось и вся деревня. Молча, тихо, прошла процессия. Также тихо, только земля глухо стучала по крышкам гробов, похоронили. И даже на поминках было тихо. Пили не напиваясь. Глядя не девушку, на двух нахохлившихся, словно молодые воробушки, братиков, вдруг ужаснулись той травле, которую обрушили на эту семью.
– Прости Алёна! - прорвался к столу Костик, не допущенный по малолетству на поминки. - Прости! А то я тоже прямо вот сейчас! - он хватанул было нож, но тут же был скручен взрослыми мужиками.
– Ну что ты, Костюша, - горько улыбнулась девушка. - За что? Ты же единственный, кто…
– Гм… Вот что, девонька. И нас прости. Горе, оно ослепляет. И ожесточает. Ты же знаешь, и мы это всё недавно… Вот… Так что… но помогать будем всем миром. А мамка твоя… Давайте помянем по - людски. Святая была женщина, - высказался, наконец, бывший начальник покойной. Прорвало. Заговорили. Заплакали. Начали вспоминать. А Алёна пошла укладывать братиков.
Куда теперь? В детдом? Не пойду! К Даниловне? " Ты если что, сразу ко мне", - вспомнила она, как прощалась со старой знахаркой в больнице. А что? Поселюсь в лесу. Братиков заберу, - думала девушка на следующее утро, возвращаясь с кладбища, куда ходили " будить" покойных. Оставив братиков у той самой дальней родственницы, девушка пошла на свою полянку.
Словно почувствовав разлуку, на полянку начали слетаться, сбегаться и сползаться все, кому Алена когда-то помогла. Приближались, тыкались носом или клювом или чем ещё в её руки, шею, щёки и спешили по своим делам. Птахи, правда, ещё оставались на ветках, но остальное зверьё, озабоченное наступающей осенью, долго не засиживалось.
– Вы тут будьте повнимательнее, меня долго не будет. Помочь будет некому. Поэтому смотрите в оба и не ссорьтесь по пустякам, - напутствовала девушка лесных друзей.
Внезапно остававшиеся зверюшки насторожились, затем брызнули во все стороны. Это на поляну вышли те самые помощнички, сосватанные Алёне Севером. На это раз все трое глумливо улыбались.
– Вот ты где. А мы уж подумали, что сбежала неблагодарная девчонка, не хочет расплачиваться за наш труд, - заявил бритый Сазан.
– Ой, что вы, как вы даже подумать такое могли? Конечно, расплачусь. У мамы… да вы что?
Пока она говорила, они подошли вплотную и чёрноглазый Колян схватив её за руки, натренированным движением загнул их за спину.
– Здесь, а не "у мамы" и рассчитаемся. С нами. С Севером - после. Камеру, Васо.
Васо навёл на девушку видеокамеру, а Сазан с видимым удовольствием начал расстёгивать пуговички на Алёниной кофточке.
– Но у меня… нет… с собой ничего, - всё ёщё отказывалась поверить в происходящее девушка.
– Гы- гы- гы, - заржали все трое. - Кое-что есть и это мы сейчас проверим, - ответил бритый, развеяв все сомнения.
– Вы что? Вы зачем? Не прикасайся ко мне. Отпустите! - забилась в крепких руках девушка.
– Ты давай, сопротивляйся. Мы это на порно снимаем. Многие педофилы тащатся. Но имей в виду, надоешь, или, тем более, сделаешь мне больно, пройдём все извращения. Вплоть до групповухи. Видела в порнушке? Нет? Братаны, да нам попался нетронутый цветочек, - ёрничал Сазан, не спеша раздевая девушку. Поверив, наконец, в происходящее, Алёна ударила негодяя коленом и страшно закричала. По тому, как совсем слегка поморщился Сазан поняла - не попала.
– Ну, ты сама выбрала, - прорычал он и уже рывком разорвал нижнее бельё.
– Заснял? Всё. Клеим рот. До второго акта. Когда успокоится. Ты держи покрепче. И весь интим теперь - крупным планом.
Несчастная девушка успела ещё раз пронзительно закричать, пока её повалили на землю и заклеили пластырём рот. Всё трое действовали согласованно, без суеты, видимо, уже по отработанному сценарию.
– Ты бы всё-таки успокоилась, детка. Хватит. Всё равно от Севера теперь тебе не вырваться. А там, чем покладистей, тем себе же и спокойнее, - уговаривал Сазан, пытаясь утихомирить свою жертву. Затем ему удалось прижать ноги девушки своими коленями. Ощутив его липкие от пота пальцы на своём теле, девушка поняла, что вот-вот случится самое страшное. И забилась в похожих на предсмертные конвульсиях.
Но вдруг она почувствовала свободу рук и немедленно вцепилась ими в лицо уже вожделённо сопевшего насильника. И тут же раздался жуткий, перешедший в хрип крик "оператора". Тренированным движением ухода от опасности, Сазан резко откатился в сторону и тут же вскочил. Вскочила и Алёна.
Заступником - спасителем оказался серый зверюга - некогда спасенный Алёной волк. Только сейчас он был здоров и страшен в своём волчьем гневе. Колян уже лежал с разорванным горлом, пытаясь его зажать и постепенно затихая. Сейчас зверь сбил с ног оператора. Затем, собравшись для очередного прыжка, повернул жуткую окровавленную морду к последнему из негодяев. Но прыгнуть не удалось. Ахнул и прокатился эхом выстрел. Алёнин спаситель присел, и уже не прыжком, но направился к Сазану. Тот выстрелил вновь и вновь. Третий выстрел уложил серого, но тот, грозно оскалившись, продолжал ползти к своему врагу. Только четвёртый выстрел остановил героя и тот по- человечески застонав, закрыл глаза.
– Во, подыхай, падла. Я пока с твоей ведьмой разберусь, - и он повернулся к Алёне, стоявшей прижавшись к дереву и пытавшейся руками прикрыть разрывы в одежде.
– Сдаётся мне, ошибочка у Севера вышла. Не нужны ему такие ведьмы. Такая мокруха - он кивнул головой на двух бездыханных дружков - себе дороже. - Так что, прости, детка, будем считать, что тебя замочил мой дружок. Случайно. Защищаясь от этой падали. Ну, сдохни - вновь ударил он зашевелившегося волка.
Это было последней каплей. Собиравшаяся и клокотавшая ненависть к этой твари выплеснулась одновременно с ударом в грудь. Затем девушка ещё услышала звук выстрела. Страшно перекосившись не то в немом крике, не то в болевом спазме, упал Сазан. На рваной девушкиной рубашке расплывалось красное пятно. Было больно, но не так, как при сеансах исцеления в больнице. Но от слабости подкашивались ноги. Девушка сделала несколько шагов и опустилась у своего серого витязя. Тот ещё был жив и открыл свои карие, переполненные мукой глаза. Алёна обхватила его голову руками, попробовала спасти. Нет, сил не было. Она ещё смогла забрать боль умирающего зверя, пропустить через себя в землю. Затем, уверенная, что тоже умирает, затихла…
Часть 2
Глава 8
Полосатый жезл в руках милиционера прервал воспоминания. Джип останавливался долго. Милиционер не подходил, ждал. Алёна развернулась и поехала в обратном направлении. Теперь и остановивший её направился навстречу. Не спеша, помахивая жезлом. Этакий властелин шоссейных дорог.
– Старинсталеповава? - поинтересовался он.
– Что? - изумилась Алёна.
– Старший инспектор старший лейтенант Попов. Ваши права? - более раздельно произнёс старший лейтенант в открытое девушкой окто.