Вошедший в камеру Алёны "федерал" сразу не понравился девушке. Низенький даже для представителей этого народа, он был ни стройным, ни гибким, а каким-то иссохшим что-ли. Гадкое угреватое лицо с подвижными губами. Нижняя, брезгливо искривившись, отвислая, верхняя, приподнятая, будто в оскале. Вместе - приоткрытый в брезгливом оскале рот с жёлтыми прокуренными зубами. Глаза на выкате. Наглый взгляд. Впалые щёки. И какие-то мерзко-маленькие, крысиные ушки. Чем-то он был похож на Алёниного одноклассника Игоря. Тот при такой внешности был переполнен ядом и постоянно готов к подлостям. Этот, федерал, видимо, тоже. Он молча постоял у входа, бесцеремонно рассматривая девушку, затем вихлястой походкой, раскачивая своими иссохшими бёдрами, подошёл и уселся рядом с девушкой на койку.
– Будем знакомится, - изобразил он улыбку.
" Гиена" - вспомнила Алёна. Точно, всё вместе создавало образ гиены. Всё же отличался он от одноклассника. Того они звали
"Шакалёныш". И ещё "Гадёныш". Это подходило и к нынешнему.
– Я сотрудник эээ одной государственной организации, защищающей безопасность государства. Как меня звать, тебе знать не обязательно, будешь ко мне обращаться: "господин офицер".
" Что-вы, что-вы, какие мы" - подумалось Алёне. Этот хлыщь, в свои двадцать пять лет, получил, наверное, лейтенанта и теперь важничает. Она вспомнила, как надувался гордостью один из выпускников их школы, приехавший домой уже не в курсантских, а лейтенантских погонах.
– О себе скажу, что я веду особо важные дела и в отношении особо опасных преступников, угрожающих основам нашего государства. поэтому, если я здесь и беседую с тобой, то ты вляпалась в очень гадкую историю.
– Я это знаю, - вздохнула Алёна. - Скажите, а эти… публичные дома, эти банды, они действительно так опасны?
– Какие публичные дома, какие банды?
– Ну, я же рассказывала. И если вы приехали, значит…
– Я расследую факты группового убийства и увечий. По нашим данным, у тебя имеется какое-то эээ пока неустановленное оружие. Или газ, или ещё что… И это ты мне расскажешь, правда? И это будет серьёзным смягчающим обстоятельством. может, даже, исключительным. Во всяком случае я смогу ходатайствовать перед присяжными…
– Это что? Меня судить будут?
– А ты думала, за пять убийств награждать?
– Но они же первыми! Они… Я же рассказывала.
– Я знаю, слышал. Читал - поправился он. На самом деле "господин офицер" прослушал записи бесед арестованной с начальником полиции и " наедине с защитником". - Но меня это не интересует. Это всё - здешнему следователю. Моя проблема и мой вопрос - где оружие.
– Да нет никакого оружия! Я же говорила…
– Послушай, детка - начал терять терпение собеседник. Те, с кем я общался по долгу службы зовут меня Челюсти. И знаешь почему? Пережую, выдавлю все соки, выдавлю всю правду, а потом выплюну. Но, думаю, нам с тобой это не понадобиться, правда?
– Правда, - согласилась Алёна, рассматривая гадёныша внутренним зрением. Она тоже начинала терять терпение. А эти намёки напомнили ей про избитого Фернандо. У этой Гиены был на удивление здоровый организм. Все органы. Но ничего. Проучить можно. Только легонько, - вспомнила она, что происходит при её необузданном гневе.
– Скажите… эээ… господин офицер. Вы не страдаете эээ анурезом?
– С чего это ты взяла? - аж подпрыгнул офицер.
– Ну, мне кажется, что вы… эээ мочитесь и дома в койку, и при начальстве и при подчинённых.
– Бред какой-то! Ты что? Издеваться? Господи! Господи Боже!
Последних три слова он уже прошептал, глядя, как расплывается пятно на его брюках.
– Я же говорю. И теперь всегда, при девушках, при подчинённых и особенно, при начальстве…
Гиена с каким-то повизгиванием вылетела из камеры, а Алёна, довольно улыбаясь, растянулась на койке. Этот тоже наверняка прибежит молить о пощаде. С таким заболеванием он уже не офицер. А власть любит. Договоримся. А что если поискать остальных? Ведь Фернандо я нашла. И девушка продолжила мысленно ощупывать камеры.
Капитан полиции и федерал встретились позже назначенного срока. Оба были хмуры и озабочены. И всё-же коп с удовлетворением рассматривал физиономию представителя нелюбимого им ведомства. Впервые с это гиенной морды съехала эта смесь самоуверенности, безгрешности и брезгливого отвращения к окружающим. Он был чем -то потрясён и напуган.
– Ваш бос звонил? - высказал догадку кэп.
– Нет. Ещё нет.
– Тогда подождём. Я получил указания… о которых вы должны узнать от вашего шефа. До этого можем поговорить о других задержанных. Думаю, что их следует уже отпустить. Мой босс считает, что…
– Господин капитан, они числятся за нами. И решение о них буду принимать я! - вновь обретая самоуверенность, скривил свой рот Гадёныш. Но в это время зазвонил телефон.
– Да. Да. Передаю. Ваш - прошептал коп, протягивая трубку федералу.
– Слушаю. Да. Так. Первый? Первый вариант? Господи! - вдруг прошептал " господин офицер", сжимая ноги и хватаясь свободной рукой за ширинку в брюках.
– Да- да слушаю, - сдавленным голосом продолжил он. - Понял. На моё усмотрение. Господи!
Сидевший кэп, вытаращив глаза, смотрел, как на джинсах говорившего расплывается пятно. Когда пахнуло аммиаком, пропали последние сомнения и капитан начал раздуваться, сдерживая смех.
– Да. Всё понял. Принимаю к исполнению. Что с ранее задержанными? Здесь предлагают… На моё усмотрение? Слушаюсь.
Федерал положил трубку, мутным взглядом посмотрел на багрового капитана и пробормотав " минутку" пулей вылетел из кабинета.
– Ссыкун - прохрипел коп и, наконец, расхохотался. Как бы не был серьёзен последующий разговор, но это. Но это… И капитан, вытирая слёзы, вновь расхохотался.
Но уже через пол- часа они вновь встретились в этом же кабинете. Переодевшийся федерал и отсмеявшийся полицейский хмуро курили.
– Я прямо заявляю, что мне это не нравится, - начал, наконец, капитан. - Но я на службе. Как и вы. Мне поручено оказать вам содействие… сегодня ночью. А потом убедится в… происшествии и подтвердить ваши выводы, какими бы они ни были.
– Даже если я скажу, что это вы?
– Не скажете. Самоубийство.
– Об этом не говорилось. Откуда вы знаете, что такое "первый вариант"? - вскинулся Гадёныш.
– Не знаю я никаких вариантов, молодой человек. Просто сейчас нас всех дёргает за ниточки кто- то, повыше вашего и моего шефа.
– Возможно- возможно… И всё-же, не забывайтесь, господин капитан!
– Нет, что вы! Разве такое забывается!
Поняв намёк, федерал было окрысился, но капитан сидел с таким непроницаемым видом, что его слова можно было бы отнести и к предстоящей совместной "операции".
– Думаю, для чистоты и убедительности следует всё-же отпустить остальных, задержанных по делу. Вроде как всё выяснилось, действительно во всём виновна одна психованная малолетка, которая… - ну, понимаете, - развил идею убедительности анурезный офицер.
– Вы не погодам мудры. Небось, не одно такое дельце… разрешили, - на всякий случай польстил юнцу кэп. Да и почему бы не польстить этому ссыкуну, если его решение совпадало с его мыслями.
– Да нет. Это моя первая на таком уровне. Но до этого на месте… тоже…справлялся. Вот и оценили, - купился на похвалу Гадёныш. - Я думаю, что это вы объявите для прессы, что всё разъяснилось и все подозреваемые освобождены?
– Я согласен, - проворчал начальник полиции. - Но как объяснить сами убийства?
– Газ. Сильнодействующий газ в баллончике. Кстати, это объясняет и ослепления тоже. Мы и сами…
– А эти… исцеления?
– Гипноз.
– Не похоже.
– Ваши заботы, - начал вновь злиться федерал.
– Да-а. Ладно… Пойду собирать эту пишущую хевру.
– Э, нет. Пресс-конференцию уже собирают. Хотите чистеньким выскользнуть? Не выйдет. Гадёныш схватился за мобильник и вскоре в кабинет ввалились двое очень неприятных личностей. Вроде обычные, серые, точнее, коричневые аборигены. Обычно одеты, обычно пострижены. Обычного роста и телосложения. Даже лица без особых примет. Но Каинова печать проступает всегда - и через серость и сквозь непомерную яркость. Бог метит убийц безошибочно. И надо быть таким же уродом или отпетым циником, чтобы этой печати не заметить. Во взгляде, в жестах, в мимике. Это были два федеральных специалиста по " особым поручениям". Понимая свою значимость и не считая за авторитетов какого-то молодого попугая и местного копа, они без приглашения умастились в креслах.
– Девушка нашлась. Поступила команда на вариант номер один. Сегодня ночью. - начал их коллега- федерал.
– О чём говорить, шеф? Нам команда дана.
– Начальник полиции должен оказать любое необходимое содействие.
– Значит так, - начал один из каиновых последователей. - Содействие только одно - у камеры не должно быть надзирателя. Вы можете это устроить?
– Ну, это несложно. Скажем, во время пересменки, это с двух до трёх ночи, окажется, что…
– Кэп, нам это неинтересно. С двух до трёх? Договорились.
– Но имейте в виду, случай уникальный. Эта девушка, - начал было инструктировать их начальник.
– Шеф, ну зачем. Это для вас случай уникальный. Все они по первому разу…
– Что? - взъярился шеф. - Вы с кем так…? Встать! - заорал молодой федерал на своих подручных. Те вскочили, но их физиономии вместо покорности, чинопочитания, раскаяния или злобы, наконец, выразили ошеломлённое недоумение.
– О Господи! Опять! - всхлипнул, поубавив спесь, молодой шеф.
" Действительно, опять" - мысленно согласился начальник полиции, разглядывая расплывающееся пятно на новых джинсах Гадёныша.
– Всё остальное - потом. Кэп, вы- к прессе - бросил федерал, уже вылетая из комнаты.
Сдерживая из чувства корпоративности смех, заплечных дел мастера попросили ещё " господина начальника" показать камеру, где находилась жертва.
– Хорошо девка. Жаль, что такая лошадка пропадёт необъезженной, - вздохнул старший. - Но дело есть дело. Значит, с двух до трёх?