– Ну, это их жизнь. Каждый кушает другого. Они же все, это самое, "жалят, кусают, грызут" не со зла. Так им положено, так уж повелось. Но вообще-то красиво, правда?
– Уго, ты не обижайся. Пойми, я… я просто не знаю. Ничего не успеваю рассмотреть. Это - как на твоём мотоцикле, в шлеме, да ещё с динамиками. Я просто не успеваю. Потом, если придётся описывать - и не смогу толком. Как и людей. За такое короткое время - столько лиц, столько событий. С кем дольше общалась, тех, конечно, запомнила. Тебя, Фернандо, Марту, конечно. Так и природа - всё мелькает как в окнах скоростной электрички. Я, когда в школе писала сочинения, каждую травинку, каждый цветочек на своей полянке могла выписать. Бельчат по хвостикам распознавала. У кого попушистее, у кого на солнце просвечивается. А здесь и сейчас, всё, ну как на карусели. Мелькает, мелькает, мелькает. А начинаешь присматриваться - тошнит.
– Ну, спасибо, - обиделся Уго, слишком персонально приняв эту ассоциацию. Спокойной ночи!
Расстроившись, девушка пошла к шалашу.
– Возьми. Натрись. От москитов, - протянул ей какую-то мазь Большой.
– Меня не кусают, - отмахнулась девушка.
– Будет лежать вот здесь, - переглянувшись с напарником, улыбнулся проводник.
Спалось плохо. В темноте кто-то ходил. Дежурившие на смену проводники подбрасывали в костёр сучья, обиженно гудели навещавшие её шалаш москиты. Вспомнилось прощание с Ферри. Затем братики. Где вы? - всхлипнула девушка. Если бы можно было вот так, как тогда в камере, нащупать их мысли, приободрить… Нет. Уж слишком далеко. Вот Большой спит в соседнем шалаше. Чириапа. Надо всё-таки запоминать. Вот- Уго рядом. Вот сидит у костра Средний. Как его? Машинбаши. Хочет курить. Пересиливает себя. Вождь запретил. Вождь… Поможет ли он? Марта ручалась… И на этих тревожных размышлениях девушка уснула озабоченным сном.
Утром Большой сварил на костре чай, названный им "гуаюса". Это было необычно и потому просто восхитительно. Тонко цвенькали какие-то птахи. Солнце ещё не нагрело парилку, поэтому ночные тревоги Алёны рассеялись. Оба проводника и Уго так пристально рассматривали девушку, что она, засмущавшись, проверила свою одежду.
– Чем мажешься? - спросил, наконец, Большой, рассматривая нетронутую мазь.
– От москитов? Ничем. Я для них невкусная, - улыбнулась девушка.
– Почему?
– Ну, сказала им, что невкусная, они и поверили.
– Слушай… А ты не могла бы…ну… им и про нас… наплести?
– Могу попробовать. Только по одному. Сиди-ка смирно!
Девушка подошла к Уго, опустила почти на его макушку сомкнутые шалашиком ладони. Закрыла глаза. Сосредоточилась.
– Всё. Теперь ты, Ма… Средний.
– Нет! Мне нельзя! Мне колдовство нельзя! - подскочил проводник.
– Да брось ты, "колдовство" - фыркнула девушка. Ты не видел настоящего колдовства.
– Как не видел? Вот сейчас - из твоих рук молния, нет, свет яркий - и в него.
– Но это же…Ну, просто поле, понимаешь. А, я сама не понимаю. А ты, Большой, тоже трусишка?
– Давай. Колдуй. Посмотрим, - обиделся старший проводник. Всё повторилось.
– Вот, видел? И с тобой так! - закричал Средний, тормоша Уго.
– Э! Со мной ещё и не так. Ты бы посмотрел, что она делала, когда меня навахой в живот.
– Где?
– Вот сюда!
– Навахой! Сюда! - ухмылялись проводники, разглядываю гладкую кожу живота юноши.
– Ну да! И она залечила.
– Ладно. Вождю расскажешь. Наше дело - вас провести. Движемся.
Вскоре они вышли к реке. Странная это была для Алёны река. Деревья росли прямо из воды. А та была в свою очередь до прозрачности чистой и после этой духоты - замечательно прохладной. Здесь же притаилась и пирога наших проводников.
– Да, впятером бы мы никак не умастились, - согласился со вчерашним решением проводников Уго.
Грёб только один проводник, стоящий на корме. Да и то, как-то лениво - размеренно.
– Слушай, Большой, а почему бы вам вдвоём не грести? Один на корме, другой на носу? Я по телеку видела - "гребля на каноэ". Знаешь, как быстро плавают?
– Быстро, но недолго. А у нас путь длинный. И всё вверх. И пока будем плыть, отдыхаем.
– То есть, мы не приплывём к вашему племени?
– Если бы каждый мог приплыть, нашего племени уже бы не было.
Вскоре река стала гораздо шире, с буйно заросшими, невидимыми из-за зелени берегами. Суда по плеску, плюханию, хлопанью крыльев, всевозможному клекоту и взвизгиваниям, на воде и в ней бурно кипела жизнь. Больше всего - живность активно пожирала друг друга. У Алёны испортилось настроение.
– Ну, почему так? - спросила она у Уго. - Ну, были бы как вот эти колибри, пили бы нектар с цветков, или, как наши зайцы - грызли бы там морковку какую. Нет! Надо гоняться, убивать, причинять боль, жрать эти трупы.
– А морковке разве не больно? - потряс её вопросом Уго.
– Больно! наверное.
– Так что, никуда не денешься.
– Денешься! - обрадовалась девушка своей догадке. Надо есть то, что природа даёт сама. Вот, плоды, к примеру. Им же не больно! Косточку сажай в землю, а плод ешь себе!
– На плодах там, или морковке, много не протянешь, - не согласился Уго.
– Ну, почему же? Я знаю многих… некоторых, которые только так и живут. И "протягивают" довольно солидно.
– У нас не протянешь, - отмахнулся Уго.
Алёна негодующе фыркнула, но вдруг замерла. Её поразила гнетущая тишина. Ни плесканий, ни фырканий, ни щебетаний.
– Что это? - почему-то шёпотом спросила она у проводников.
– Плохо, - однозначно ответил Средний, тихо шевеля веслом.
– Что " плохо"? - спросила она у Большого, который, поднявшись, осматривался вокруг.
– Зверь вышел на охоту.
– Какой зверь?
– Не мешай.
– Уго, что ещё за зверь? Да что с тобой? - тормошила она побледневшего юношу.
– Зверь, это зверь. Их у нас несколько. Издавна они у нас. Этот выходит на охоту очень редко. Но ему много надо. Слышишь, всё затихло? Убежало. Скрылось. Замерло.
– А мы чего чуть ползём?
– Зверь хитёр и быстр. Чтобы бежать, надо увидеть куда. Но, говорят, когда увидишь, бежать поздно. Это же надо было… Говорил, же… Нет, всё побыстрее. Вот и въехали "побыстрее".
– Да что ты причитаешь? Этот зверь ваш кто? Динозавр?
– Не понял.
– Ну, ящерица такая огромная? - оглядывалась по сторонам девушка.
– Не динозавр. Динозавр дальше, в болотах. Здесь старый крокодил - отозвался, наконец, Большой.
– Ну и? - удивилась девушка. - Забоялись старикашку?
– Старый - живёт долго, а не слабый и больной. И я же сказал - "большой".
– Он где-то на том острове - показала пальцем девушка. - Я его чувствую.
Она действительно почувствовала мрачную голодную ярость, исходившую от островка посередине реки. Но вот островок, оказавшись позади, двинулся за ними. Это и был тот самый "зверь". Он не пытался ни прятаться, ни хитрить. Просто решил сожрать вот эту добычу и был уверен, что сожрёт. Для начала он занял позицию между пирогой и берегом.
– Умный зверь, - прошептал Уго.
– Чего же вы выперлись на центр реки? Сейчас бы сиганули по бережку.
– Никто не знает, где он может быть.
– Ладно, давай помогать грести. - Ребята начали руками помогать гребцам, теперь действительно, до бурления воды, шуровавшим своими вёслами.
– Он плывёт быстрее, - прошептал Уго. Затем юноша встал во весь рост, присмотрелся к приближающейся громадине, что-то прочирикал гребцам и вдруг с криком: "Живи, фея!" кинулся в воду. Он быстро поплыл в сторону берега. А Алёнины проводники ещё сильнее налегли на вёсла.
– Он… что? - не поняла сразу девушка. - Он… куда? Да нет же, нет! - закричала она, бросаясь к корме.
– Он мужчина. Воин. Чтобы ты жила! - схватил её в свои мускулистые руки большой.
– Пусти! Убью! - забилась в истерике девушка. Вывернувшись, она бросилась в воду. Но драгоценные мгновения были потеряны. Хищник уже сделал выбор и ржаво - коричневая громадина развернулась в сторону уже никуда не торопящегося юноши.
– Да нет же! Иди сюда! Цып- цып- цып! Кис-кис-кис! Я вкуснее! Ну, честное слово. Вкуснее. Мягче. Ароматнее. А его потом. Успеешь. Ну, иди же сюда, скотина! - закричала захлёбываясь Алёна, видя, что посулами приманить зверя не удаётся. От отчаяния пришло просветление, - она представила себя таким же зверюгой, только поменьше, но наглее. Эхом вернув чудовищу его же волну злобы и голода, она направилась прямо к зверю, - сейчас она его…! Подействовало. Рептилия отвернулась от жертвы и, устрашающе хлопнув пастью, направилась к черт его знает откуда взявшемуся сопернику.
– Нееет! - теперь уже закричал Уго, бросаясь в сторону крокодила. Но тот уже не замечал этой тоже вдруг обезумевшей добычи. Он мчался к воображаемому сопернику.
– Уйди, скотина, - крикнула девушка, когда животное раскрыло свою зловонную пасть. Гулкий, похожий на взрыв хлопок захлопнувшегося зева и мощный нырок вниз. Первобытный зверь перекусил надвое этого то ли соперника, толи добычу и отработанным десятилетиями движением крутанул наглеца вокруг себя, чтобы разорвать надвое. От этих движений девушка осталась без одежды, отброшенная к правому глазу чудовищной морды. Зубы, как и бритва в камере, прошли сквозь тело девушки, не повредив его. Старый монстр знал все повадки своих жертв. Но что произошло сейчас, не понял и, тряся гигантской безобразной головой, пытался освободить пасть от наколотой на зубы одежды.
Ничего не понял и Уго. Вернее, поняв всё по - своему, увидев растерзанную одежду, он отчаянно, как надкушенный хищником зверёк заверещал. А потом бросился к зверю. Увидев жертву, рептилия вновь раскрыла пасть.
– Нет!!! Нет!!! Уйди!!! - вновь закричала девушка и на этот раз ударила прямо в страшный зелёный глаз чудовища молнией ненависти. В самое дно вертикальной прорези зрачка. Она ещё почувствовала, как этот жуткий чёрный разряд проник через глаза в мозг и свирепым огнём ожёг все нервы зверя.
Уго услышал её крик и, хотя находился с другой стороны крокодила, увидел вспышку загадочного разряда. Аллигатор исчез так быстро, словно его потянул вниз многотонный груз. Тяжело, со стоном дыша, Уго в несколько гребков оказался рядом с девушкой.