в лицо девушки. А оно страшно напряглось и затем застыло в этом напряжении.
– Где они? - прошептала она, закрывая дело.
– Они?! - а-а-а, они… Что же, поедемте.
Братская могилка трогала своей… своей… Алёна не могла да и не пыталась найти слов. Могилка каждого ребёнка сжимает сердце. А когда в ней шестнадцать ребятишек - детдомовцев. И не случайно она была завалена цветами практически под самый временный крестик.
– Красивый памятник заказали. Да как всегда - тянут, - прокомментировал Свиридов. Он помялся, затем продолжил: - Если ты… Вы хотите побыть здесь одна, то я, пожалуй, поеду… Дела. В том числе и с ним.
– Дела… С ним…, - хрипло повторила девушка. - Я с Вами. Пять минут. - Она упала на колени у могилы. Попыталась собраться с мыслями. Не получилось. Вася… Виталик… Это я… недоглядела… Простите… Алёна попыталась дозваться до ушедших, как когда-то дозвалась до мамы. Но в ответ услышала только эхо детских криков. И даже это эхо было наполнено таким отчаянием и болью, что девушка вскочила и, зажав уши, сама страшно закричала. Отошедший, было, в сторону Свиридов метнулся к обезумевшей девушке и, взяв за плечи, решительно повёл к выходу с кладбища.
– Они все? Они все… в огне? - прошептала Алёна уже в машине.
– Да, детдом вспыхнул сразу с двух сторон - там, где были выходы. Якобы старая проводка замкнула на дежурном освещении, а сквозило из одной двери к другой. Но мы сейчас раскопали… Ну, да сами читали.
– Но их-то, их-то за что?
– Думаю, Ваш старший видел, кто тогда сидел за рулём.
– И из-за этого? Чудовище! Чудовище!
– Ничего, мы уже рядом. Уже вот-вот. Правда, он сейчас за границей, но дождёмся. Главное, не вспугнуть. Но это уже - прерогатива центра, в том числе Владимира Константиновича.
– Где он сейчас?
– Владимир Константинович?
– Нет, этот…
– Ну, это не ко мне.
– Хорошо, дайте ещё раз телефон. - Владимир Константинович. Да… Да, спасибо. Но тут такая история, что… Мне надо к Вам. - Хорошо. Даю трубку.
Свиридов, косясь на Алёну, вновь впавшую в какое-то жуткое оцепенение, доложил, что дело курирует отдел "А", что здесь, на месте они разбираются только с двумя преступлениями, и то по указанию "от них". Затем он положил трубку и закурив, сообщил;
– Пошёл советоваться. Думаю, он ещё спохватится, что не в свои дела влез и Вас в них впустил. Зря, наверное…
– Думаю, не зря, - глухо возразила Алёна. Так что, мне самой к нему?
– Да подождите, позвонит сейчас.
Уже через пятнадцать минут машина с мигалкой мчала Алёну с сопровождающим к аэропорту, а Свиридов обстоятельно докладывал кому- то по телефону.
– Так точно. Уверен. Правда, Егорченко чуть паралитиком не остался. Это важняк наш. Так точно! Нет, он не из болтливых. Есть, предупрежу ещё раз. И ещё - Егорченко дал ей сведения о сегодняшней гулянке братвы. Уводить агента? Но там возможно… Есть!
До завтрашнего утра было много времени, и Алёна поначалу направилась к изолятору. Массивное, издали похожее на средневековый замок своими угловыми башнями, оно в позапрошлом веке было построено на возвышенности, на самой окраине города. Город разросся и теперь изолятор оказался почти в центре города, да ещё на живописной возвышенности.
Начальник изолятора - тучный, крепко сбитый, словно приплюснутый подполковник с красным лицом и серыми глазами под козырьком фуражки принял Алёну в своём кабинетике. Вообще-то был ещё большой кабинет - со столом совещаний, с морёным дубом обшитыми стенами, с ковром и планом изолятора. Но для посетителей, дабы не вызывать у них подозрений в излишествах (при трёх арестованных на одно место) приём проводился в совсем небольшой комнатке. Поговорить с девушкой Барский согласился после её ссылки на следователя прокуратуры.
– Признаться, не помню такого, - сообщил он посетительнице на вопрос о её отце. О том, что повесился при конвоировании - помню. Большая неприятность, а в остальном - он, извиняясь, пожал плечами.
– А о том, что его избивали, помните?
И без того красное лицо служаки ещё больше покраснело.
– Враньё! - жёстко произнёс он, вставая из-за заваленного бумагами стола. - Такие заявления в суде каждый второй делает. Проверяли уже - перепроверяли. И вообще, я думал Вы - девушка по какому личному вопросу. А это - пожалуйста, - куда угодно и в письменном виде.
– Мой отец не врал! Я его лучше Вас знаю! Но вы успокойтесь, вы могли и не знать. Могу я поговорить с Нестеренко и Хлыстовым?
– Не в наших это правилах… Ну да ладно, учитывая просьбу товарища Егорченко, - он нажал кнопку, дал указание дежурному, вновь сел за стол и, сняв, наконец, фуражку, вытер отчего - то выступивший пот. Было не жарко, но что-то сжало сердце старого вертухая.
В кабинет вошли два капитана и заполнили его своими толстыми телами. В отличие от оперов - "гончих" эти специализировались на "работе" с задержанными и арестованными. И постепенно покрывались жиром. Снаружи. А также подлостью изнутри. Избивая беззащитных и безответных заключённых, они вначале, правда, переживали, оправдывали это высшими целями. Теперь привыкли и наловчились так, что один из их "подопечных", объясняя суду мотивы самооговора, заявил: " Избивали так, что если бы они приказали, я признался бы даже в убийстве Кеннеди. И даже обоих". Потом эти слова передавались судьями и прокурорами с весёлым смехом.
– Вот, девушка заявляет, что Вы избивали её отца, - с места в карьер пустился начальник.
– Клеевеетаа - протянул один из оперов.
– Клевета! Господи, какая клевета! - напыщенно и подчёркнуто -театрально подхватил другой.
– И до чего же ушлый народец, товарищ подполковник! - вновь перехватил инициативу первый. - Подсылают с такой клеветой малых деток, чтобы их за клевету не привлекли к уголовной ответственности. Знают, что такие дела возбуждаются только по заявлениям потерпевших, то есть нас. Я такого заявления не подам. Жалко девочку. А ты, Жень?
Толстый напарник оценивающе посмотрел на Алёну и хмыкнул.
– Ну, если она хорошо попросит прощения… Что я, зверь какой-то?
Не вовремя, ох, не вовремя затеяли они эти хиханьки. Алёна и так с трудом сдерживала бушевавший внутри пожар - для того, самого главного.
– Да нет, вы не звери - поднялась она. Вы так - мелкая мразь.
– Ого, ещё и оскорбления! Товарищ полковник, оградите!
– Замолчи! Если хочешь прожить ещё хоть немного.
– Ещё и угрозы убийством! Должностному лицу!
– Мразь! Ёрничаешь, мразь? Сдохните! Оба!Сегодня же! В страшных муках сдохните! Как бы я хотела сейчас…,- страшно оскалилась она, повернувшись к шутникам.
– В конце концов, девушка, вы перешли все границы… - начал, было, подполковник.
– И ты моли Бога, чтобы твои слова правдой оказались. Что не знал. Иначе - и тебе тот же конец, - она с неожиданной силой раскидала к стенам загораживавших проход оперов и выскочила из кабинета. Идя по сумрачному коридору, Алёна боролась с нервной дрожью и желанием вернуться и расправиться с негодяями сейчас же.
– Ничего-ничего, Куки, - успокаивала она обжигающий браслет, злобно поблескивавший бирюзовыми глазками. - Они своё получат. И ты новые жертвы - тоже. Потерпи. Иначе мы отсюда долго бы выбирались. А у нас вечером ещё одно… жертвоприношение. Тебе понравится.
Выйдя из изолятора, Алёна прошла в кстати подвернувшийся скверик и, устроившись на скамеечке, уставилась на заходящее солнце. И тотчас рядом пристроился уже упившаяся деградированная личность.
– Пива потянешь? - предложил девушке новый кавалер, протягивая солидно початую полуторалитровую бутыль.
– Нет, спасибо.
– Так может, закуришь?
– Не курю, отстань.
– А травки?
– Я же сказала, отстань.
– Пожалеешь, - пригрозил кавалер и пошёл к друзьям сидевшим на скамейке напротив.
Алёна собирала разбежавшиеся мысли. Потрясение от новости о жуткой смерти братьев и клокотавшая ярость не позволяли спокойно мыслить. Она рвалась уже сегодня, уже сейчас дотянуться до того… Она пока даже не нашла определения этому исчадию ада. Как бы она в него вцепилась! Зубами мы горло грызла!
– Эй, гордячка - послышалось со скамейки напротив. Знаешь что?
Алёна всё в этом же состоянии посмотрела на окликнувшего её мужчину из компании " кавалера".
– Да-да, я тебе говорю - продолжила пьяная ряха. - Пошла ты… - грязно выругался он и захохотал, довольный произведенным эффектом. Он ещё не понял, почему девушка так побледнела. Захохотали и соседи.
– Эй, мужик, - окликнул эта же пьянь прохожего - и ты пошел на… И ты пошёл…! Под хохот компании, он посылал матом всех проходящих, которые, съежившись, прошмыгивали мимо.
– Да что же это такое? Мужиков здесь нет, что ли? Одну пьяную дрянь не угомонить? - возмутилась девушка.
– А! Ты не пошла? Тогда сейчас помогу! - начал расстёгивать штаны распоясавшийся хам. Большей глупости он придумать не мог. Уж очень это напоминало Алёне поведение одного гада в пещере у отшельника. И она сделала тоже самое этому. Ненамного более трезвые дружки вначале с хохотом смотрели на катающегося по травке хохмача, полагая это очередным приколом. Затем, увидев кровавое пятно на брюках и как-то связав его крики "Ведьма" с девушкой напротив, бросились к ней с кулаками.
– На девушку? - даже в таком состоянии изумилась Алёна.
– Бей её! - были единственные цензурные слова в ответе. Рассвирепевшая девушка не дала никому даже замахнуться - просто, как тогда, уже в далёкой южноамериканской кафешке убийцам Фернандо выжгла эти пьяные пустые глаза. И выйдя из скверика, поймала такси. "В Октябрьскую!"
Глава 29
Сейчас Алёна уверилась, как ей скоротать время до завтрашнего утра. Если она пойдёт куда-нибудь ночевать, она просто сойдёт с ума. Нет, сегодня будет ещё та ночь. Ничего, хватит и на "его". Может, она и к лучшему, такая тренировка. Не доезжая до места сборища, девушка попросила остановиться у бутика и подождать её. Оттуда она вышла в соответствующем одеянии, - юбке, едва прикрывающей трусики и весьма открытой, да ещё "в облипочку" маечке. Таксист присвистнул, но комментировать не стал - только поглядывал и поглядывал на Алёну через зеркальце заднего вида.