Когда они втроём зашли в спальню, девушка задохнулась от чувства сострадания к несчастной женщине. Подготовленная к посещению, она сидела в кресле, укрытая пледом. Ещё красивые черты лица начали уже увядать, как увядает цветок без цвета, без влаги, без пчёл. Попытавшись что - то сказать, страдалица только замычала, и, смутившись, зажмурилась. И словно что-то погасло в комнате - настолько ярким, оказывается, был её взгляд.
– Бедная Вы, бедная, - тотчас кинулась к ней Алёна. Она взяла лицо женщины в ладони и плача, стала уговаривать.
– Ну, откройте глаза. Ну, успокойтесь. Я Вам помогу. Я Вас теперь не оставлю…
– Внучечка, погодь, давай всё обсудим, как лучше, - встряла, было, Даниловна.
– Идите, ах, не мешайте, пожалуйста, - нетерпеливо отмахнулась Алёна. Врач и старуха притихли и наблюдали, как из ладоней девушки на больную потёк свет. Он становился всё ярче и ярче. Алёна вскоре прекратила свой монолог, только, закрыв глаза и, смешно нахмурив лобик, шевелила губами. Её пациентка, напротив, сидела, открыв глаза, в которых отчаяние начинало сменяться изумлением и надеждой. Даниловна потянула такого же изумлённого Карлушу на кухню.
– Сейчас ей главное не мешать. Потом, когда ослабнет, перенесём её к луне сил набираться.
– Кто ослабнет? Лиля?
– Да нет. Волшебница наша. Что же ты думаешь, это ей просто так?
– Не думаю… Я… ничего не думаю. Кого только здесь не было… Утопающий, знаете… Но вот так… С такими эффектами…
– Подожди, ещё не те эффекты будут. Давай кофе угости, что ли. Ночь долгая будет, хлопотная…
Хлопотной оказалась не только ночь. Девушка видела эти пропасти - разрывы в светленьких струнах нервов и в паутинках, из которых, казалось, соткана нежная ткань мозга. Она видела измученные, горящие красным огоньком, словно кричащие о помощи, струнки нервов, ведущих от глаз и ушей. " Боль от света и звуков" - вспомнила она. Захлёстываемая волнами жалости, Алёна делилась, и делилась с женщиной своим светом. И уже, падая без сил в первый раз, увидела, что поправила эти расстроенные струнки. Боль должна была утихнуть. Затем заботливые руки отнесли её на кровать, подвинутую под лунные лучи. Придя в себя и набравшись сил, целительница только мельком прошептала старухе: "Потом, потом, всё потом" и продолжила своё подвижничество. Около трёх часов ночи, когда девушка вновь упала рядом с больной и её отнесли "заряжаться", жертва аварии повернула голову и прошептала:
– Кто она?
– Если бы я знал, родная. Вот, Даниловна, наша знаменитая травница открыла… Господи, да ты заговорила? - кинулся врач к своей жене.
– Да. И боль отпустила. Да кто она?
– Она тебя, доченька, поставит на ноги. Ты только не волнуйся.
– Чего теперь уже волноваться? - улыбнулась Лилия. - Хуже не будет. Хоть поговорить могу.
– Как ты себя вообще чувствуешь, любимая? Может, что надо?
– Нет. Смотрите за девочкой. Она всё время стонет.
– Такое у неё целительство. Больно ей. Терпит, - объяснила Даниловна.
– Милая, добрая девочка, - улыбнулась Лилия.
– Всё - всё- всё! Потом, потом, потом, - отогнала собеседников от своей пациентки подошедшая Алёна и вновь воздела над ней руки. К утру оборванные ниточки мозга соединились в один узор и засветились радостным светом. Осталось "всего лишь" соединить струны нервов и нити позвоночника. Девушка видела эти разрывы и уже направила на них лучи своего целительного света. Но задавненные травмы ударили по девушке такой болью, что она невольно закричала и отпрянула.
– Что?! - в один голос вскрикнули взрослые.
– Нет. Ничего. Просто… - она взглянула в окно, за которым начинал проявляться рассвет.
– Не успели. Я вообще-то так и думала. Моя доченька тоже такие… травмы за одну ночь не успевала… Ну, да ничего. За день отдохнешь, а там…
– Нет, нет, нет! Я никуда не уйду, пока… пока…
– Внучечка, родненькая, поверь ты мне. Отдохнёшь, потом быстрее получится. И ещё - мы же тебя тихонечко сюда привезли. Хватятся в больнице, что будет?
Даниловна взяла ослабевшую девушку и ласково уговаривая, повела одеваться.
– До свидания, тётя Лиля. Я Вас вылечу. Сегодня ночью вылечу. Простите, что не успела… Но руки уже… И много что ещё… А ходить, - это уже завтра… - погружаясь в сон, попрощалась девушка. Карл Петрович подхватил её на руки и понёс в свой старенький "фольксваген".
– Как вы думаете, Даниловна, она правду говорит?
– Ну, Карлуша, ты же сам видел. И потом, сменишься с дежурства, увидишь. Если она сказала, что руки уже действуют, значит, так и есть.
– Дай Бог, дай Бог, - голос его задрожал. - Мы же с Лилей моей совсем вдвоём. Ни у неё, ни у меня - никого. И после той аварии… За рулём-то я был. Да, не виноват. Юридически. А так? Каждый день видеть эти муки. Да я опять о себе. А ей? Каждый день этого ада! Я думал - с ума сойду. Но если бы сломался, что с ней бы было? А я ведь её люблю, мою Лилию.
– Ты зря беду от людей спрятал.
– Там, где случилось, не прятал. Ну, там и не спрятать было, "ЧП районного масштаба" всё-таки. Да, сочувствовали. Но, знаете, какое-то злорадное сочувствие у людей. Типа: "Слава Богу, что не со мной!". И любопытство. Просто праздное любопытство - как люди выживают в таких условиях? Неприятно.
В больничном скверике врач вновь взял Алёну на руки и так донёс до отделения, потом, упрямо мотнув головой, понёс дальше - в палату, на койку.
"Пусть думают, что хотят" - поняла Даниловна.
– Ну, ты всё-таки не бравируй. Девочка-то считается больной. А ты куда-то возишь, на руках носишь… И тебе и ей повредить может.
– Да-да, Вы правы. Сегодня у нас кто заступает? Верещавина? Трудный случай…
– Я справлюсь - пообещала Даниловна. - А ты, давай, утрясай со своими.
Утрясать особо и не пришлось. Ночь прошла спокойно, дежурных санитарку и медсестру никто не тревожил. Обе, приняв по коробке конфет, пообещали молчать о некоторых сегодняшних странностях, если такие и были. "Ничего противозаконного, а тем более криминального" - успокоил их Карапет. Затем, сдавая дежурство, запинаясь, попросил без особой надобности не тревожить Алёну из третьей палаты. Добавил, что это его личная просьба, но конечно, если она сочтёт необходимым… И всё-таки… Не вдаваясь в большие разъяснения, он рванулся домой. Заинтригованная врачиха начала обход именно с этой палаты. Две девочки весело шептались, а та самая Алёна спала сладким сном с улыбкой на губах. Рядом, охраняя этот сон сидела старуха Ростова. При появлении Верещвавиной она встала.
– Здравствуйте, Раиса Васильевна!
– Здравствуй и ты, Даниловна. Что здесь происходит? Почему не на обходе?
– Сейчас пойду. Вас дожидалась. Очень прошу девоньку пока не будить.
– А в чём собственно дело? Вот и Кара… и Карл Петрович просил. Что за спящая красавица?
– Вам врать не буду. Конечно, помните, как с Игорьком- то было? Как он кстати, сейчас?
– Хорошо, спасибо, - рассеянно ответила врач, собираясь с мыслями.- Ты хочешь сказать, что эта пичужка, как твоя дочь…? - поняла она.
– Мне кажется… да нет, не кажется, лучше. Видела сегодня.
– И она сегодня Кара… Карлову жену…? И помогло?
– Не то слово. "Помогло". Но сил много потратила. Пусть отдохнёт, а?
– Сказки, Даниловна?
Ростова истово перекрестилась и тогда Раиса Васильевна, пожав плечами, взялась за соседок. Узнав, что приступов последние трое суток не было, она покосилась на спящую девушку.
– А у нас в палате одну жанчинку готовили к операции мозга. Провели повторную томографию - незачем, оказывается. А у второй анализы…
– Даниловна, идите к себе. Обещаю, что часов до одиннадцати… или сколько? Двенадцати? Хорошо… И отдохните сами. Вижу, что надо.
Алёна, действительно, проснулась около полудня. Рядом вновь сидела добровольная опекунша и наставница. Девушка ещё не встала, когда в палату впорхнули её соседки - уже в своих одеждах.
– Выписали, - сообщила " Лисичка". - Нас никогда долго и не держат. А теперь - и вообще. Мы слышали. Не дурочки. Спасибо тебе, Алёнка - чмокнула она в щёку свою целительницу. Не знаю, что и… Вот! Возьми, - она протянула Алёне свой плейер.
– И я… и от меня… - склонная, как и все полненькие девочки, к большей чувствительности, Тома тоже склонилась над Алёной, разревелась и обслюнявила её всю.
– У меня… я не знаю… - всхлипывала она. - Вот, возьми - девушка положила на тумбочку коробку конфет, а потом начала срывать с себя серёжки.
– Да вы что, девочки, - окончательно проснулась и подхватилась Алёна. - Да не возьму я ничего. Спасибо, но зачем? И нельзя. Нельзя за это. Поверьте, нельзя. Не могу - мягко отталкивала назад она подарки.
– Но конфеты, конфеты-то хотя-бы? - настаивала Тома, всё ещё всхлипывая.
– Ну, за это спасибо. Своих малых угощу.
– Тогда и я. Я тоже завтра же привезу. Или передам с кем - решила Лисичка.
– Не надо, что ты! Ну, счастливо вам!
Затем пришла врач и осмотрела девушку.
– Небольшой упадок сил всё ещё наблюдается. Так что надо ещё полежать. Может, прокапаем?
– Спасибо, Раиса Васильевна, но нам лучше сейчас на солнышко. Правда, внучечка?
– Ох, Даниловна, раскомандовалась. Смотри, нарвёшься на главврача, - улыбнулась докторша.
– Ничего, я его от простатита… Ну, да ладно… В общем, мы пошли дышать воздухом.
– Это тебе Карлуша передал. Чтобы силы восстановила, - протянула старуха девушке здоровенную шоколадку, когда они устроились на излюбленной скамейке.
– Спасибо, зачем, - засмущалась девушка.
– Ты это брось, Алёнушка. Ты уже взрослая девушка. Неужели не понимаешь, какие ты сейчас чудеса творишь?
– Чудеса?
– Конечно, чудеса. Их же, этих несчастных вылечить не могут. А ты, как фея из сказки. Поэтому не смущайся так вот этим проявлениям благодарности. Когда деньги начнут совать… да и там подумать надо. Задаром ничего не происходит. Вона, как тебя крючит, когда ты лечишь. Я, когда диски вставляла или там, травами, то мзду брала. Даже время затраченное, и то денег стоит. А вот дочка моя была - как ты. Бессребреница.