– Это?
Но какой всё- же молодец!
– Это! Ответил он за меня. Обновка. Одноклассница говорила. Эээ Ирина Меркурьева, да?
Интересно, почему Бычёк ему не предложил работать на пару?
– Нет. Дешёвка, – рассмотрел он бусы. – Дешёвка. Так что, всё это – очень остроумная, но версия. Разве что… Кто из ментов в этом копался?! Нет, не к тебе вопрос. Спасибо. О другом теперь. Коротко – "да" или "нет"?
– Коротко – нет.
– Коротко – почему?
– К каждому когда-то нагрянет справедливость.
– Понял. Не развивай. Но ведь сдохнешь. Как остальные.
– Лучше…
– Понял и это. Не развивай. Иди. Но когда ни будь, если выживем, проговорим. Зла не держу. На больных и мёртвых не обижаюсь.
– И к каким я отношусь я?
– К мёртвым, конечно. Прощай. Из группы ты выведен. По профнепригодности.
– Но это…
– По другому будешь гнить в районе. А так – прямая дорога к бычку.
– Я бы мог по собственному желанию.
– Виталий… – Чума вдруг встал и взял меня за плечи, заглянул в глаза. Острый взгляд, но не злой. И где-то в самой глубине – ну, страдающий, что ли?
– Виталик, я… ну, не должен ничего объяснять. Ты уже третий, которого я вот так отправляю. Это не мои правила. Я как… как… ну, как ротный, отдающий своих лучших разведчиков в полк. А их там… А они там… а я всё равно отдаю лучших. Самых чистых. Самых честных. Самых способных. Потому, что знаю – они там нужнее. И… и поверь, лучше бы сам на смерть…
– Ну, вы уже и застращали…, – попытался я обратить в шутку этот неожиданный прилив откровения.
– Тебя застращаешь! Ну, всё. Иди. Дел по горло.
– И всё же, это не они…
– Иди, щегол! Уж без тебя разберёмся.
Когда я вышел из прокуратуры, стыд прожигал душу насквозь. "Самых лучших, самых честных". Понимаешь, честных! Че-е-естных. А у тебя в это время – краденные драгоценности. " Кто из ментов"? И найдут какого несчастного старлея, который привёз этот ящик с места происшествия. Или из морга. Не принято на месте происшествия трупов раздевать. Снимать там ожерелья, бусы, кольца… Нет, когда родственники рядом, можно и предложить. А когда вот так – всё в крови. В крови.
А бусы то не были. Если вспомнить ранения… Кто – то вытер. Но кто? И зачем?
Ай, всё равно. Неважно сейчас. Важно, что ты – ворюга. Или…?
– О! Важняк! Здоровеньки буллы! Что здесь? Неужели кто из наших – убийца?
Тот самый Женька. Совсем не заметил, как прибрёл к школе. И зачем, спрашивается.
Каникулы же!
– А я догадываюсь, кого ты выслеживаешь! – приблизил он ко мне страшные глаза.
Наркот. Господи, в таком возрасте – и уже. – Но имей в виду, Тамары тебе не видать, старый педо…
Он не договорил, как уже лежал на земле. Подняв его, я хорошенько встряхнул пацана.
– Слушай, детка. Я хотел по – хорошему. Ещё вчера. А сегодня уже наплевать.
Полежал? За Тамару таких как ты ещё шестерых положу. И слушай внимательно – Не про тебя, наркот, девушка. Всё, отвали.
Мы разошлись. Он что-то ещё бормотал обидное мне в спину, но больше связываться со шпаной не хотелось. Ну, куда теперь? До вечера ещё ого -го! А вот решу-ка я вопрос с этими украшениями. Жгут, жгут сердце и душу в прямом и переносном смысле. А потом… А не полазить ли мне по Инету за кое-какой информацией?
Тамара вышла из " музыкалки" – шумного трёхэтажного здания сразу после семи.
– Ну, молодец! – на подбежала ко мне и как-то обыденно чмокнула в щёку. Но не как братика, нет, ребята! Тут уж я кое-что понимаю. Как девушка, сделавшая выбор.
Может, не на всегда, может – не на год и не на месяц. Но сейчас и на сегодня – точно. Сегодня – я её парень. А завтра? А завтра… Но не хотелось думать про завтра.
– А где твоя скрипка?
– У меня не скрипка. У меня рояль.
– Эх, жаль, рядом его нет. Где-нибудь в кустах. Я бы сейчас…
– Хватунишка! Хотя… Не всё потеряно. Мы идём ко мне домой.
– Это ещё…
– Зачем? Ну, договор у меня такой с родителями. Обязательно знакомлю со своими… друзьями. Кто не хочет, сразу отваливает. Как ты?
– Да чё тут такого-то. Не свататься же… Хотя…
– Ну-ну? Что "хотя"?
– Знаешь, уезжаю я завтра.
– Уже? Тогда… тем более, пошли!
Господи, как я не люблю ходить к родителям девушек! А тут ещё к родителям малолетки – такой громила. С другой стороны – явно же не свататься. А что тогда?
Зачем? Дружок? Ай, не пойду, да и всё!
– Но я же говорю – завтра уезжаю!
– Пошли – пошли.
– Но лучше бы погуляли, или, если хочешь, как вчера…
– Пошли! Да не бойся, они у меня хорошие.
– Да и не боюсь я. Просто неудобняк. А, ладно.
Квартирка была маленькая. И не уютная. И родители мне поначалу… ну, так себе.
Хоть бы очки одели что ли. А то этот невидящий взгляд… Но Тамара их, видимо, очень любила и ни на что такое не обращала внимания.
– Вот, папулька. Познакомься. Виталий… Леонидович. Важняк. Я вчера вам рассказывала.
Ого! Рассказывала. Интересно, что? Ну, наверное, что – то хорошее, если предок заулыбался, протягивая руку. Подошла, улыбаясь и мать.
– Ну, за стол, за стол! – после взаимного представления пригласила хозяйка.
На маленькой кухне мы устроились только благодаря овальному столику. Здесь хозяйничала, конечно, Тамара а я смог более внимательно рассмотреть хозяев. Мать Тони была когда-то пронзительно красива. И отец, видимо, тоже. Гены.
– Так вы это убийство расследуете? – завязал беседу Леонидович. И вы этих нелюдей найдёте?
– Да, конечно!
– Вы максималист, молодой человек. Это хорошо. Черта, присущая молодости. А сколько вам лет, позвольте поинтересоваться?
– Двадцать два.
– Ого! И уже следователь? Или практика?
– Нет. Университет я уже закончил, сейчас уже получил юриста третьего класса.
Лейтенанта то есть.
– И расследуете такое дело?
– Тоня должна была сказать – в составе группы.
– Да, конечно. Слышали. Ну что же, за знакомство. Рад. У Тони всё в друзьях шпана какая-то…
– Ай, папка…
– Шпана! тот же Женька. А тут, хоть будет побеседовать с кем.
Так вот почему злобствует тот наркот. Ревность?
– Ну, давайте ещё по одной. Мы то довольно редко, так, по случаю гостей.
По тому, как дрожали руки с рюмкой, я понял – врёт папаша. Спивается потиху.
– Скажите, а живёте вы где? – поинтересовалась мать. Ксения Феофиловна. Надо же отца её угораздило. Феофил!
– Отец в столице, а я по распределению… но сейчас возвращаюсь, наверное.
– Да, столица… Шумит, наверное? Ладно! За любовь! – поднялся отец.
Выпили стоя. Вообще-то коньяк был очень хорош. Это что, специально доля меня? вдруг стало стыдно, что я без подарков. Вообще без ничего.
– А… в Оперном вы давно…? – начала Феофиловна.
– Давно. Я, честно говоря, недолюбливаю оперу. Не понимаю. Или не дослышиваю? Но эти все голоса как-то сливаются в один гул и начинает болеть голова.
– У вас, наверное, нет слуха, молодой человек? – обиженно поджала уже подсыхающие губы мамаша.
– Нет, почему же? Виталий сказал, что играет на рояле.
– Это я так сказал? – искренне удивился я, забыв свой трёп.
– Вот как? тогда пойдёмте.
– Да это же я так…
– Пойдёмте – пойдёмте.
Меня чуть ли не силой потянули в зальчик, где стояло пианино.
– У меня отец был музыкант, а мама – оперная певица. Пока не случилось это, – объяснила мне Тамара.
– Ну, почему же был? И сейчас кое-что могу, и в нашем клубе выступаю. Правда, иногда сбиваюсь. Поверьте, молодой человек, играть вслепую на клавишных сложнее, чем вслепую же в шахматы. Пробовали? В шахматы – пробовал.
– Вот как? Да вы просто находка. Потом сразимся?
– Хоть сейчас.
– Нет- нет. К инструменту.
– Но я…
– Ну хорошо. Наберитесь смелости. Пока я.
Ну что здесь скажешь? Что-то плавное получалось неплохо. Но стоило слепому музыканту попытаться ускориться… Лучше бы и не пытался.
– Ай! – бросил он. – Курите? Пойдёмте на балкон.
Там слепой нервно закурил, несколько раз затянулся.
– Всё равно сбиваюсь. Дальше клуба слепых уже не пробиться. Как и Любаше моей. А ведь знавали, знавали мы когда-то… Ну, ничего, молодой человек. Это – наши трудности. А Тоня вам зачем?
Вот так. В лоб без перехода. Молодец!
– Я… я люблю её…
– Но, молодой человек, она ещё – дитя. Ей не только взрослеть, её ещё учится и учится.
– Я понимаю. И. честное слово, ничего, что испортило бы её жизнь…
– Оставайтесь пока друзьями. И, если сможете, отгоните от неё этого её одноклассника.
– Женьку?
– Да, с его компанией. Наша Тома – девочка чистая, грязь к ней не пристаёт, но всё же. Приводила же к нам! Я ей объяснил, вроде поняла. Вы когда уезжаете?
– Завтра.
– Значит, не успеете.
– Сейчас пойду и найду.
– Вам бы уже сбежать? Оставьте тогда эту проблему нам.
Когда мы вернулись, музицировала мамаша. Тоже хорошо. Потом за пианино села Тоня.
По-моему перебор. Нет, понимаю, они, бывшие, обожают музыку. Но я то тут причём?
– Ну а теперь ты, – ехидно улыбаясь, крутнулась на стульчике Тамара.
– Да я…
– Давайте – давайте, молодой человек!
– Если только "Собачий вальс" одним пальцем?
– Ну, что сможете.
– Давай-давай, Виталик. Не будешь больше мне врать.
Вот как? Это что – воспитание при родителях? Демонстрация своей власти над новым почитателем? И они – тоже хороши. Сейчас мастера будут лыбиться над подмастерьем?
Гнев ударил мне в голову. Хорошо! Я тебе покажу перевоспитание! Сейчас! Я уже знал, как это делать. Просто успокоится… успокоится… Собраться с мыслями… вспомним вышку… и танцы… А теперь концерт. Ну? Школьный вечер? Ну да, тот же фокус. Ты же о нём вспоминал, когда Тамаре плёл о рояле?
А дело было на выпускном. Пригласили к нам каких-то совсем молодых ребят из дубля какого-то ансамбля. Нет, школа у нас была… ну, не из нищих. И родители ещё те. Могли себе позволить. То есть нам. Но не позволили. Скромность украшает.