– Ничего прикид, – обернулась на моё "готово" девушка. – Да и сам… Эх, это бы всё – и наяву. Ладно, идём.
Она включила довольно устаревший комьютер и пока он загружался, объяснила.
– Когда ма вдруг очнулась и сказала про глаза, а отец – что симптомы, аналогичные тем, что были у него, я поняла. Как громом ударило. А что и как делать – не знала. Ты уж извини – не знала, как вас, дронов, лечить. А потом и отец на тебя взглянул – вырубился. Ну, я к нему – обморок. Смотрю на тебя – не живой вроде. Тогда я за мобильник – и снимать!
– Подожди. Ты убила человека – и снимать?
– Человека? Да какого человека, в натуре? Ты меня ва-а-аще за дурочку принимаешь?
Во! Смотри! " Человек"! Как говорил один, не помню кто: "Матёрый человечище".
– Это Ленин про Толстого.
– Ну вот, смотри, Толстой, смотри! и за дурочку меня больше не держи! Вот! Вот!
И вот! А как тебе в таком ракурсе? И вот. Так что, хватит мне здесь…
– Постой… Это… что?
– Ты, милый мой дроник, ты! Вон там, на полу. Одежду свою узнаёшь?
– Я… да ты что? Ты что? Я???
– Ну, когда ножом тебя ударила, с тебя вся эта… эээ… маскировка сразу и съехала. Показался во всей красе без макияжа и педикюра.
– Ерунда какая-то… Какая-то ерунда…
– Постой! ты куда?
– Я же говорю – ерунда какая-то…
Я вышел из квартиры. Под ногами покачивалась лестничный марш с надписями на стене:"Томка – дура" и "Я тебя люблю!" Давно не красили. судя по надписям – с детства до юности девушки. Опираясь время от времени о перила, я спустился вниз и побрёл куда-то, пытаясь собраться с мыслями. Но ведь ерунда какая-то! Повторяя этот рефрен, я добрёл до той самой скамейки – подальше от всех, плюхнулся на неё.
Поискал по карманам сигареты. Как же, в новой одежде! Да нет, вот же! Переложила из моёй. Моей! Да, та жуткая тварь лежала в моей одежде. Оскалив пасть с острыми клыками. А из распоротой рубахи текло что- то зелёное. Зелёное? Вон, тогда на этой же скамейке оставалась какая-то зелёная пена. Но нет, всё равно ерунда! Но не я это, не я! Бред! Или сон? Это где я уснул до всего этого? Ага, в гостинице.
И это всё снится от того пойла, которым меня приветила коридорная. А те дырки на шеях у ночных гостей вполне могли бы теми зубками, что на фото… Бред! Да бред же! А память услужливо показывала мне фотографии монстра во всех ракурсах. Тогда ясно, чего те наркоты здесь повырубались. Но тогда понятно, почему и в камере…
И почему следак рехнулся. Всё объясняется. Объясняется? Ну не хрена себе – объясненьице! А что, лапу помнишь, тогда, когда Эльвиру пытался развязать? Я посмотрел на обуглившийся фильтр. Закурил следующую. Значит… Значит, при… да, при опасности я превращаюсь в какого-то монстра? "В какого-то"! Мягко сказано. А потом, когда опасность миновала или там, разборка окончена – опять в свой облик? Такое объяснение немного успокоило. И Тамара подошла. Девушка села рядом. Заглянула в глаза. Осторожно погладила по щеке.
– Но ты же добрый дроник, правда? Ты моих па и ма исцелил. Это ведь ты, правда?
– Не знаю, Том. Если честно, то и не думал даже. Только пожалел.
– Видишь, только пожалел, а они уже и прозрели. Па звонил, маму скоро выпишут.
Спасибо дроник.
– Что ты такое выдумала? – перехватил я её руку. – Что за "дроник"?
– Но ты же…
– Я человек! Запомни, человек!
– Хорошо- хорошо, " человек". Отпусти. Больно!
– Извини, ради Бога. Но пойми…
– Послушай… Виталя, но я же всё знаю. Зачем дальше комедию ломать?
– Но я не знаю. Понимаешь? Веришь? Не знаю! Мистификация? Но тебе зачем? И… некоторые события… Но я – человек! Даже если всё это… Но… это – какие-то новые защитные функции устрашения, а?
– Ага! Лежал, помирал и устрашал.
– Но не умер же! Может, и устрашал, чтобы никто не подошёл и не добил?
– Если бы я не перевязала и твою зелёную кровушку не остановила. ещё неизвестно, чем бы всё кончилось.
– Ты его… меня… перевязывала?
– Но ты же добрый дрон. Знаешь, взгляд остался такой- же. Вот как и сейчас – несчастный-разнесчастный… Не проходит твоя теория устрашения. Хотя, когда меня домой нёс отсюда – да… "устрашил". Зубки-то ого-го. И потом… что, дроны их не чистят? Запашок, извини, – поморщилась девушка.
– У нас нет обоняния.
– Но при встречах со мной придётся… Что?!!! Что ты сказал?!!! У вас?!!!
Я сам взвился со скамейки и ошалело уставился на неё.
– Ну вот, проболтался, дрон. Или драк? Ну! Теперь садись назад, чудовище, и рассказывай правду. А то сейчас уйду. Навсегда. Добуду где- нибудь огнемёт и буду тебя им отваживать. Ну!
– Да не знаю даже, откуда это вырвалось! Нет, ну честное слово… Мне… ну сядь, пожалуйста. Мне действительно, возвращалась какая-то другая память. Другой отец. Какие-то события, которых не было. И я сам не такой. Но человек, человек, понимаешь? А не дракон. " Драк" и "дрон" – от этого слова, да?
– А тебе какое больше нравится?
– Больше всего мне нравится "Виталий". И знаешь, всё как-то нахлынуло, когда тебя увидел. Твой взгляд. И все эти таланты… нет, не все. Некоторое раньше прорезалось. Память там, музыка… А вот это… Может, тогда, в драке первый раз, когда ещё курсантом был? Не знаю. А вот недавно, когда в камере сидел и меня хотели… избить, тогда – наверняка. И когда следак сказал, что отец умер…
Но до этого, вот здесь, на скамейке. А из воспоминаний…
– Подожди… После этого… ну, после того, как мы здесь… то есть, как ты уехал, ты что, в тюрьме сидел?
– В изоляторе.
– Но за что?
– Да там, думали, что я двести тысяч баксов спёр. А на кой они мне? В общем суд оправдал.
– И тебя там уголовники избивали? И у тебя за это время ещё и отец умер? Виталик, бедный…
Девушка обняла меня, прижалась щёчкой к моей щетине. Наверное, укололась. Или, вероятнее всего, вновь вспомнила. Отодвинулась. Я же прервал свою исповедь.
Лучше самому разобраться. У Томы каким-то нежным мотивчиком проявился сотовик.
– Да. Сейчас будем.
– Пойдём. Па приехал.
– Зачем мне теперь?
– Да ты что?
– Будем играться в красавицу и чудовище? Ты лучше мои шмотки вынеси. А я здесь подожду.
– Пойдём. Па ничего такого не знает. Нет, он знает, что ты их как-то исцелил.
Вот и всё. Ты чего боишься? Пойдём. Посидим. Пообедаем. А там – как хочешь. Не нужна чудовищу красавица… или нужна не такая – тебе виднее.
Обед прошёл очень мило. Помолодевший от счастья маэстро рассказывал о потрясении врачей, об ощущениях жены, о том, какой у неё сейчас голос. Он даже попытался его нам продемонстрировать. Тамара, оказывается, ещё и кулинарией увлекалась. Во всяком случае украинский борщ, да ещё с пампушками, удался на славу. А ещё хозяин открыл какое-то древнее шампанское, которое хранил "на особый"на особый случай". И тост он поднял за "неведомого кудесника". И даже Тамаре разрешил пригубить. И всё было хорошо, пока в перерыве между блюдами мы не вышли покурить на балкон, а Тома не включила на кухне телевизор.
– Вы мне всё-таки скажите…, – набрался отваги для главного вопроса маэстро.
– Виталий! Иди сюда! – срывающимся голосом позвала меня Тамара.
Глава 13
– Вон, смотри, – кивнула девушка на экран маленького телевизора. Там шли региональные новости. Впрочем, такой сюжет не был бы проходным и на центральных каналах. Три трупа в гостинице в областном центре. Без признаков насилия. Только и всего – перегрызено горло у каждого ((враньё! аккуратные дырочки на артериях) и полное отсутствие крови. Разыскивается некий Яндыбаев Алик. И даже его фотография. Та самая. С паспорта, что в гостинице остался.
– Ты? – глухо спросила Тома.
– Да нет, ты же видишь – не я это.
– Ты… кровь…? – она явно подавила тошноту.
– Я не знаю. Я не видел. Я очнулся, когда уже всё… Они хотели…
– Уходи.
– Тома, но я…
– Уходи! Вон в сумке всё твоё шмотьё! Господи, а я ещё с ним целовалась! – девушка рванулась в туалет.
Когда я выходил, встретился взглядом с маэстро. В огромных чёрных его зрачках плескался ужас. Слышал и видел. И вспомнил. Да, вот такой был у вас в доме " неведомый кудесник"! Да ну вас! Я озлобленно хлопнул дверью и вновь, но теперь уже довольно быстро спустился по лестнице. Как будто я специально! Это я что, ещё и вампирюга какой? нет, чтобы разораться по-человечески, так сразу – "убирайся!".
Сразу " Я с ним ещё и целовалась"! Подумаешь, подвиг совершила! Нет, это всё, как говорил покойный Бычёк- пыль. Надо разобраться. Надо залечь и разобраться.
Все остальные дела и делишки – побоку. Вот что… Надо сбыть бусы, смотать куда-нибудь на моря и в спокойной праздной… Праздной? Откуда эти уроды узнали, что я в той гостинице? Или это уже другая шобла? Надо посмотреть номера в мобилах. Что?
Билет? Какой билет, девушка? На электричку? Только на балет. Штраф? Конечно – конечно. Хватит? И вам счастливого пути. Это я вынырнул из раздумий в электричке.
Ну, здесь – сразу в аэропорт и дёру, дёру. А то растрясут коридорную и администраторшу… А растрясут же! И тогда могут… ну, не могут, но вероятность есть, что вычислят. Всё. Сбываю бусы – в какую Ниццу. Или, в Испанию.
Может, какие воспоминания навеет. Человеческие воспоминания! Человеческие! А тот сон, в засаде? Но это сон! Мало ли что? Нет, не отвлекаться, не сейчас. Я обещал бусы когда? Через недельку? Ладно. Заявлюсь сегодня, предупрежу, пусть валюту готовит. Да и вообще с ценой хорошо бы определиться. И со счётом в банке – не наличкой же тягать с собой… И, может, немного с Бычком успокоились? Или дать Чуме им флэшку? В обмен на возможность заглянуть в пристройку и собачке? Стереть там, где про меня, и – пусть ищут. Нет – и пусть связывают. И номера сотовиков – в туже цепочку…
В общем я гнал от себя самые страшные вопросы. Гнал в аэропорту, любуясь вонзающимися в небо лайнерами, гнал в самолёте, любуясь небом, облаками и стюардессами, гнал вплоть до указанного в визитке адреса картёжника – антиквара.