– А… все эти…поля… растворяются? - осторожно подбирая слова сформулировал главный вопрос Ванятка.
– Ннне знаю…, - протянул Максим. - Но думаю, что не все…
– То есть, существует - таки бессмертие?
– Думаю, что да. Да! - утвердительно вырвалось у него. Он сам почувствовал - ДА! Но вместе с осознанием этого вдруг навалилась какая- то тоска и вновь откуда-то из бессмертия послышался тоскливый вой одинокого волка.
– Спасибо, успокоил. Значит, за бессмертие! - поднял свою кружку Погорельцев.
Беседа то разваливалась на мелкие частички, то вновь объединялась. Но Макс заметил, что он перестал быть их центром. Где- то на уровне подсознания он ощущал - ребята перестали считать его своим. Слишком много произошло с их товарищем странного, выдающегося, а вот теперь - и героического. Всё правильно. Максим вспомнил, как начали завистливо сторониться год назад Немца из соседнего класса - вдруг вытянувшегося к двум метрам и начавшего выступать за юношеские клуб и сборную республиканского значения.
– Ну, конечно, с таким ростом, - комментировали его успехи и зарубежные поездки злопыхатели. И ведь не изменился Немец, не зазнался (ну, почти и поначалу), но вот так воспринимаются успехи ближних. Девчат это, конечно, не касалось - липли к знаменитости, что не добавляло ему популярности у ребят. И со мной тоже, вздохнул Максим и повернулся с каким-то вопросом к Кнопке. Но та давно ждала его внимания и опередила своим вопросом.
– Мы может, нескоро встретимся… Признайся, с Пушкаревой и её мамой - это ты?
– Ну да. Мне отец говорил - разболтали.
– Скажи, а почему - их? Подвернулись под руку или очень просили?
– Зачем ты так? В больнице, когда увидел умирающую, просто не мог…нет, ну, получилось так. Впервые, понимаешь? А её мать…ну да, просили. А что тут такого?
– Нет… просто… вон, к примеру, Наташка. Красивая девушка, а эта губа… Вот и несчастье на всю жизнь. Или наша Анастасия. И умница и красавица. А жизни из-за ноги нет. И не с нами, и не на танцы, и вообще…даже в школе. Ты ведь мог бы…а? Ведь уедешь и все… Пока здесь, а? - Кнопка умоляюще смотрела на своего кумира большими, полными мольбы и надежды глазами. Максим отвел свой взгляд и отыскал глазами Наташку. Шустрая девчонка, участница всех детских игр и проказ, однажды, перелезая через забор сорвалась и зацепилась верхней губой за торчащий гвоздь. Рванувшись от страха и боли изо всех сил, она сорвалась с него, но губу изуродовала. Наложенные швы этого увечья особенно не скрасили. С тех пор Наташка воспринималась ребятами, как верный друг и не больше. Даже напарника у нее не было. Вот и сейчас, когда опьяневшая молодежь начинала кучковаться, девушка осталась одна, сидя у костра и тихо перебирая гитарные струны.
Максим вновь посмотрел на Кнопку.
– Понимаешь… Это им надо объяснять… И согласятся ли они? Поверят? И потом… больно это.
– Потерпят.
– Мне. Мне больно! И я еще не отошел…Вот недавно…- он осекся. - Ладно, - поднялся он и пошел к Наталье.
– Наташ, есть разговор.
– Садись, - улыбнулась она.
– Нет, давай прямо к делу. Я могу тебе помочь… Ну, с губой, - искал он слова.
Встала, отложив гитару и девушка.
– Если можешь, помоги, - просто ответила она.
– Понимаешь, у меня…ну, как-то получается…, что…
– Макс, да весь гарнизон уже знает, что у тебя "что-то получается". Что от меня надо?
– Ничего, только…где? И когда?
– А давай сейчас, в палатке? - предложила девушка.
– Не боишься, что подумают?
– Не-а. Это ты бойся, что Кнопка подумает.
– Она же и подсказала.
– Золотое сердечко! Ну, тогда пойдем.
Макс все-таки подошел к маленькой поклоннице, сказал, что пойдет "попробует". Кнопка искренне прошептала: "Спасибо!". Видимо, не считала свою протеже соперницей.
В палатке Максим своим вторым зрением рассмотрел лицо девушки. Затем облегченно вздохнул. По сравнению с исцелением изъеденной кислотой плоти, этот случай был для него почти мелочным. Почти. Но времени было мало. И мешал гуляющий по крови алкоголь.
Через пол- часика начнем, - пообещал он девушке, выходя из палатки.
Максим обошел поляну и по залитой лунным светом тропинке вернулся к Лысой горе. Пейзаж был фантастический. Сосны на окружающих горах в зависимости от освещенности их лунным светом казались и черными, и серыми, и голубыми и зелеными. Россыпи звезд украшали безоблачное небо. А внизу, под скалой, в темноту спокойной воды вливалось серебро воды перекатной.
Юноша снял майку и, купаясь в лунных лучах, сосредоточился на выведении из себя алкоголя. Он вспомнил, как выходила из него боль обожженной кислотой девушки, и представил, что также капает с его пальцев опьянение. Уже через несколько минут он почувствовал себя в "полной боевой форме", как говаривал его тренер Син. Как он там, кстати?
– Тоже любуешься, - прервал его медитацию Патрик, без приглашений присаживаясь рядом.
– Да, красиво. Но знаешь, -вдруг посчитал необходимым рассказать Максим. - Это так себе. Нам природа приоткрыла вооот такусенькую щелочку в этот мир. Мы же не видим ни инфра, ни ультра, ни магнитных полей, ни электрических. Ты не представляешь, что это за феерия!
– Ты видел, правда? Знаешь, сегодня, когда ты упал, я думал, что… если сегодня должно кончиться, то именно так. Падение, вспышка, и всё. Но, видимо, еще не все, правда?
– Наверное, если я живой.
– И все же кто ты? Люден?
– Нет. Наверное, нет…Не знаю. У Стругацких как - то проще. Или сложнее, не знаю. Но как только узнаю, тебе по секрету расскажу. Ну а сейчас пойдем. Ты чего здесь один, кстати? Чего Валюшу кинул?
– Ай, чего пристает - "Прочитай еще да прочитай еще?" Как попка какой, все читаю и читаю.
– Ну, а если ты ничего другого не предпринимаешь.
– Ты что, она не такая…
– Приведи сюда, покажи эту красоту и хотя бы обними. Может, и найдутся другие темы.
– Знаток! А если по морде в ответ?
– Ну, как в том анекдоте - " иногда случается и по мордасам".
В палатке Максим решительно взялся за дело. Очень скоро его лучи стали пронзительно - яркими. Но лечил он сейчас небольшой участок девичьего лица, поэтому всё остальное в палатке оставалось в полумраке, ну, словно кто- то светил фонариком в одну точку. И боль исцеления была не столь обширной, не достававшей до мозгов - остро жгло пальцы и до локтей ломало руки.
– Ну, до утра справимся, - обнадежил Макс девушку, выходя на "подзарядку" и отдых. - Если хочешь, можешь заснуть - мне не помешает.
– Придумал! Я и сейчас с тобой…
– Нет, побудь. Надо спокойствие. Пусть закрепляется…
Конечно, он соврал. Просто не хотел. Да и чувствовал, знал - у входа сидела Кнопка.
– Ну что? Ну как? - шепотом поинтересовалась она.
– Всё путем, - также шепотом сообщил Максим, вновь направляясь скале.
– Так что, уже всё? - семенила рядом девушка.
– Нет, сейчас передохну, и опять. До утра. Но вылечу.
– Совсем - совсем?
– Ну да. Только оно как сказать…ну, совсем разгладится, еще денька через два. Нерву привыкнуть надо будет, чтобы не тянул.
На скале обнявшись сидела парочка, вставшая и двинувшаяся им навстречу. По сконфуженно - ликующему взгляду Патрика Макс понял, - шутливый совет пошел на пользу.
– Мне надо немного "подзарядится". Извини, - стянул с себя майку Максим и закрыл глаза.
– Нет, ничего, что я тебя раньше… - и вдруг замолчала девушка.
Уже когда он поднялся, кнопка задала неожиданный вопрос.
– Макс, скажи, ты помнишь ту нашу прогулку?
– А, "танец цветов"? Конечно.
– А потом?
– Потом я убил пса, - помрачнел юноша. А что?
– А потом?
– Потом я провел тебя, и мы разошлись.
– Нет, а до этого?
– До этого… А, ну я попросил у псины прощения.
– Да, вздохнула девушка. Скажи, а помнишь, как мы первый раз готовили яичницу? Ну, когда нас оставили одних?
– А, это когда боялись газ зажигать и спички привязывали к карандашу, чтобы не обжечься? Да, а что?
– Нет, ничего. Это всё- таки ты. А то я вдруг подумала, что это не ты.
– Это почему- же?
– У тебя на спине шрам был. Я же помню. Потом нос… Помнишь?
Ещё бы не помнить того яркого впечатления. По гарнизону бродила большая добрая дворняга. Ребятня любила ее гладить чесать, в общем, делать то, что во все века делали дети с собаками. И эта псина безропотно сносила все, иногда и не совсем приятные проявления детского дружелюбия. Максим в детстве обожал возню со всякими четвероногими друзьями. И вот однажды, в порыве добрых чувств, он притянул голову псины вплотную (нос к носу) к своему лицу. Ну, как для поцелуя. Стоявший рядом не большого тогда ума дружок Борька взял да наступил в это время псине на хвост. Болевая реакция была предсказуемой и Макс с рёвом, держась за нос, кинулся домой. К счастью, все обошлось - пес куснул не со зла и несильно. Но мелкий шрамик на правой ноздре оставался.
– И вот здесь был шрамик - легонько провела по левой щеке юноши Кнопка.
– Иринка, успокойся. Неужели ты не понимаешь, что если я могу вот такое, как у Наташки, поправить, то себе такие мелочи не смог бы?
– Не подумала, - облегченно улыбнулась девушка. - Ладно, иди, чудотворец. Я буду ждать здесь - не терпящим возражений тоном заявила она, оставшись у входа.
Перед продолжением Максим попытался обдумать слова Кнопки. Затем, вспомнив, сколько других шрамов и отметин бесследно исчезли, махнул рукой. Может, при полном восстановлении все эти э…э…э дефекты и исчезли, - догадался он и вновь взялся за врачевание.
– Теперь спать, спать, спать, - убеждал Максим девушку, когда за палаткой начало светлеть. За сегодня- завтра пройдет совсем. Ты только не обращай пока особого внимания. Пусть проходит. Я уезжаю послезавтра, забегу посмотреть. Подаришь фотку, хорошо?
– А ты, - уже засыпая, поинтересовалась Наталья. - Тоже спать?
– Я возвращаюсь. У меня еще одно дело. По дороге отосплюсь. Скажи ребятам, чтобы не переживали. Спи!