– Папа, - понял Макс, усаживаясь на низенькую скамеечку. Он долго всматривался в дорогие черты, растворяемые в памяти временем и событиями. Затем осторожно, словно по лицу спящей, провел пальцами по камню. Но в отличие от живого лица гранит был холодным и этот холод ледышкой воткнулся в душу подростка. Он прижался к камню щекой и расплакался. Ещё более откровенно, чем тогда, на кухне.
– Ушла, ушла, ушла, - повторял он сквозь плач непонятное сейчас слово. Но он чувствовал своими странными, необъяснимыми им самим струнами - ушла. Было что- то теплое, что - то родное, мамкино вот здесь, на этом старом кладбище. Может, частичка её души? Или какой-то неведомый канал, соединяющий этот и тот мир? И по этой запретной лазейке удавалось маме передавать свое тепло, свою нерастраченную любовь? Или наоборот, нуждалась она там в любви и памяти отца и сына? А теперь - ушла. Не вынесла предательства отца? А заодно - и сына?
– Она была красивая, я её помню, - прервал Максовую истерику голос Кнопки. - И добрая. Но не надо, Макс. Она бы не одобрила.
– Понимаешь, она ушла. Совсем, - вытирая слёзы, объяснил Максим. - Тем более не надо так… Сучилось. Ушла. Значит, так надо, да?
Простые нескладные слова вдруг успокоили Максима.
– Может, мы… я уезжаю, поэтому и она?
– Тебе же лучше знать, Макс.
– А ты что здесь?
– Вчера толком не попрощалась, решила проводить, догадалась, что ты зайдешь сюда. У тебя когда поезд?
– Да, пора.
Уже на вокзале и уже перед отправлением поезда девушка решилась и привстав на цыпочки, потянулась к возлюбленному.
– Спасибо за вчера, - пролепетала она после поцелуя.
– ?????
– Я… следила… Прости. Спасибо, что там, на речке с Настей ничего не было… Лучше бы…лучше бы ты оставался, как все. Но я всё равно буду ждать - и она вновь потянулась к юноше.
Затем, как в старом кино, она махала вслед рукой Максиму, его вагону, его поезду, следу его поезда.
Максим ехал в столицу. Он не послушал отцовского совета и "уходя не захлопнул дверь". В переносном, конечно, смысле. Но ничуть об этом не жалел. А сейчас его ждала сказка - встреча со Средиземным морем. Неужели это правда и это будет?
Глава 52
Карие глаза излучали боль, страдание и мужественную решимость. Максиму вдруг понравился этот взгляд. Было в нем еще и любопытство, и мудрость, и надежда, затаенная от всех, как признак недостойной настоящего мужчины и правителя слабости. Юноша ответил на немой вопрос своим взглядом таких - же карих глаз. " Пока - не знаю - попытался передать он. Немного доверия и терпения - и я Вам отвечу".
– Оставьте нас двоих - повелительным, воистину королевским жестом отправил он присутствующих.
– А как же он… - поинтересовался уже на выходе…
– Никогда не обсуждайте и не вопрошайте, а только исполняйте - ответил ему один из придворных.
Когда все ушли, больной владыка таким же величественным жестом повелел Максиму приблизиться.
– Я говорю на твоем языке. Поэтому можем объясниться без лишних ушей. Не потому, что разговор выйдет из этих стен. Двоим объясниться легче. Итак, юноша, ты можешь меня исцелить? Или только подаришь надежду? Имей в виду- весь… гонорар ваша команда получит только по исходу. И в зависимости от исхода. Теперь отвечай. Но взвешивай свои слова.
– Мне надо Вас посмотреть. Потом попробовать… полечить. Потом скажу, смогу ли.
– Мне говорили, сможешь.
– Я этого не говорил.
– Ты- нет. Но разве те, кто обратились ко мне, кто назначил эту цену - не с тобой?
– Это - цена выкупа одной… одного… близкого мне человека. Мне ничего от Вас не надо. Я вообще не знаю…
– Вот как… Это кардинально меняет дело. Но поговорим о твоих проблемах потом, да? Когда ты сможешь это - "посмотреть", "попробовать".
– А можно сейчас? Если вы не заняты, конечно.
– Да, это меняет дело. Ну что же. Что для этого надо?
– Да ничего. Если только вот, окна завесить. Мне в темноте как-то привычнее. Лучше видно - все еще объяснялся Максим, но властелин уже хлопнул в ладоши, гортанным голосом сказал одну фразу, и жалюзи преградили путь в помещение свирепым лучам июльского солнца.
Не без волнения юный целитель подошел к постели властелина. Но затем отвлекся от мыслей о власти и богатстве этого человека, протянул руки и прикрыл глаза. Затем попробовал отщипнуть одну из многочисленных паутин.
– Ну что, ну что? - обеспокоено и почему- то шепотом спросил шейх, увидев, как подросток корчился и застонал. Безнадежно, да?
– Нет, почему-же? - озлобленно процедил юноша. - Вытравим гада. Только…
– Ну, дешево? Трудное лечение - большая плата?
– Зачем Вы так? - обиделся Максим. Я же совсем не то. Случай… трудный. Очень много паутин. Почти уже повсюду. И сам гад уже здорово разросся. Поэтому придется… лечить долго. Недели две. Я не смогу каждый день. Он… больно… огрызается - подыскивал слова юноша. И Вы, извините, очень… ослабели. Поэтому придется день бороться с ним, день укреплять Вас.
– Вот что… Тогда извини. Шейхи редко извиняются, но извини. Все еще не верю. Думал, начнешь поднимать цену. Что же, рад, что ошибся. Что тебе надо? Для лечения, для отдыха от него? Впрочем, любые твои желания будут исполняться беспрекословно. Что делать с твоими… сопровождающими?
– Можно, пока ничего? Давайте думать об одном?
– Мне пока не удастся. Я пока жив- хозяин или по - русски как? самодержец этой страны и отвечаю за свой народ перед аллахом и историей. Но в пределах возможного, - будем думать об одном.
– Вам придется немедленно прекратить другое лечение.
– Какое лечение, юноша? - горько усмехнулся бледно- лиловыми губами самодержец. Из всего лечения, ты должен понимать, мне только осталось - обезболивающий наркотик. Это против Корана, но терпеть уже невозможно. Вот, скоро опять… Когда же мы начнем?
– А давайте прямо сейчас, - чувствуя все большую симпатию к пациенту, предложил Максим. Для начала, уберем боль и укрепим Ваше тело. А потом, укрепимся каждый духом, и завтра вечером начнем битву. И получив согласие шейха, он вновь протянул над ним руки.
Целитель закончил первый сеанс ближе к утру. Ранее, в одном из перерывов он раздвинул жалюзи и впитывал в себя лучи удивительно крупной и яркой восточной луны. Сейчас же черневшие на востоке безобразные головешки похожих на терриконы гор начали окрашиваться розовым цветом.
Шейх встал и тоже подошел к окну. С удивлением посмотрел, как таинственный целитель, словно глотая лучи, не мигая, смотрит на солнце.
– Я не вставал уже месяц. И давно не чувствовал себя так бодро. И давно не отдыхала эта плоть от боли. Боль высасывает разум. Теперь я верю тебе. Он хлопнул в ладони, и в помещение стремительно ворвались явно не спавшие и крайне обеспокоенные приближенные. У них однообразно, словно по команде вытянулись лица и округлившиеся глаза впились в фигуру стоявшего у окна, рядом с подростком, властителя. А тот, не давая времени для разрастания изумления начал своим гортанным голосом повелевать. То один, то другой их челяди низко кланяясь, исчезал. Наконец, когда в зале остались двое, шейх обратился к Максиму.
– Тебя будут содержать… нет, не то слово… обслуживать… окружать вниманием, как самого дорогого гостя. Как члена нашей семьи. Все желания. Любой отдых. Абсолютная недоступность и покой. Что с твоим… эээ… попутчиком?
– Его нельзя сейчас насторожить.
– Хорошо. Еще поговорим. Я поручаю… попечение над тобой своему сыну. Моему наследнику, - он кивнул в сторону высокого худощавого и уже в годах (по Максимовым меркам, конечно) мужчине. А теперь, извини. У нас с визирем - кивнул он на второго из оставшихся - очень много забот. Давно у меня не было такой ясной головы. Когда предложишь начать второй сеанс?
– Сегодня вечером. Ну, часов в восемь. Только и Вам следует перед этим отдохнуть. Я вообще- то ранее… и со спящими, но так - быстрее.
– Непременно. Твои предложения в этой части будут исполняться без этого? Как по- русски? Безукоснительно. Правильно? Тогда до вечера.
Шейх еще что- то сказал своему сыну, тот поклонился и знаком предложил Максиму следовать за ним. Сразу же за дверью к ним присоединился переводчик.
Наследник был хмур и чем- то озабочен. Видимо, уж много тревог выпало на него долю за время болезни отца - владыки. Чтобы его немного успокоить, Максим попросил переводчика передать, что шейху сегодня гораздо лучше и он, Максим поможет тому совершенно поправиться. Услышав первые же слова, араб остановился и с недоумением выслушал низко кланявшегося толмача. Потом недоумение сменилось маской абсолютного спокойствия. Глядя в другую от юноши сторону, наследный принц произнес несколько фраз, после чего двинулся дальше и перевод подросток выслушал уже на ходу.
– Его высочество наследный принц выражает восхищение искусству врачевания дорогого гостя. Он вместе со всем народом радуется улучшению самочувствия его величества. Если дорогой гость действительно излечит его величество, то благодарность народа будет безграничной.
Максим выслушал этот официоз и вначале покраснел. Вроде, он напрашивался на благодарность? Потом переспросил толмача, правильно ли он перевел?
– Дословно, - ответил то кланяясь. Тотчас же гортанный, похожий на отцовский голос наследника, что- то спросил у переводчика, который незамедлительно ответил и пояснил юноше - Его высочество спросил, не удостоился ли он чести ответить еще на ваше обращение. Я ответил, что вы теперь общаетесь со мной.
"Это сарказм какой-то", - догадался Максим. Но они уже пришли. Это была уже не гостиница. Огромный комплекс залов, холлов, покоев, примыкавший к королевскому дворцу, утопал в зелени и неге. Наследный принц, первым войдя в более похожие на золотые ворота двери, по- отцовски трижды хлопнул в ладони. Тотчас же появился и низко, почти до пола, склонился не в пример ранее встречавшимся, довольно полный араб. Наследник что- то повелел толстяку, который в свою очередь, уже склонился перед Максимом. Затем сказал несколько слов переводчику.