ораздо хуже. Максим вздохнул и присев на тоже старинный стул с высокой деревянной спинкой, посмотрел в телевизор. Но сериал, считающийся молодёжным, его не увлёк. Да и некогда стало - хозяйка начала накрывать стол. На вопрос о помощи, попросила, если уж есть такое желание, принести из колодца воды: «Мой, конечно, ещё справляется, но…»
Во дворе уже было темно. Осень. И на улице тоже. Только здоровенная, по - Маяковскому «лунище» освещала этот умирающий мир.
- Да-а, Луна, - проследил взгляд Максима хозяин. - Знаешь, какая она на самом деле? Я тебе потом расскажу. Это я теперь отсюда на неё поглядываю, а когда-то…
За столом сидели втроём. Кузьма, хоть и считался членом семьи, чинно восседал у ног хозяйки, ожидая своей доли. Конечно, на запахи откуда-то появился и кот - тот самый, который боялся крыс. Долго фыркал, обнюхивая гостя. Видимо, смущал запах хозяйских вещей на пришельце. Но затем успокоился и тоже принял позу радостного ожидания.
Всё было без изысков. Не у шейха. Но шейх или там рестораны были для нашего героя исключением из общего правила. Поэтому он, как и двое не допущенных к столу, с удовольствием высмотрел и яичницу с салом, и крепкие солёные огурчики, и квашенную капусту, и солёные грибки и, конечно, источающую неповторимый аромат приготовленную в печи, в чугунке, картошку.
- Чем богаты, тем и рады. Так неожиданно всё… Чуть бы раньше, кроля бы забили. Ну, ничего, завтра…
- Что Вы, что Вы, зачем… И так всего хватает, - горячо отверг эту мысль Максим, вспомнив пушистых зверьков. Одно дело есть какого - то абстрактного кролика, и другое - из увиденных глазастых длинноухих прелестных созданий. Они в большинстве своём добрые и ласковые - эти кролики. Хоть и с острыми зубками.
- Гм… - подал голос старик. - Как говорил Паша Эмилькевич, такую капусту грех есть помимо водки… Ты как? - обратился он к Максиму.
- Чтоб твой этот Паша той капустой подавился! Ну, житья от него, Максим, нет! Мой, как капусту не увидит, так этого Пашу проклятущего и цитирует.
Тем не менее, хозяйка начала разливать по гранёным стограммовым стаканчикам что-то спиртное.
- Вот, попробуйте моё. Я ещё, правда, не волшебник, я только учусь.
Из рюмки ударял жуткий запах сивухи.
- Ну, за знакомство! - произнёс тост хозяин.
Максиму пришлось пригубить. Гадость, конечно. Но вот капуста, она, действительно. А грибы, что за грибы!
- Знал бы ты, сколько их у нас! Такие годы были! Лишь бы в лес зайти. И ещё потом домой приволочь! - похвалился старик. Ну, между первой и второй пуля не должна пролететь!
- Да вы офицером были?
- Офицером, сынок «не были». Ими остаются навсегда. А которые «были», это не офицеры.
- А что же… вот так?
- Долгая история… Может, потом. Да ты не пьёшь совсем?
- Нельзя мне… много.
- А да. Конечно-конечно, - закивал он головой, скользнув взглядом по обожжённому лицу и, чтобы сглазить неловкость, стал угощать незастольных участников ужина.
- Вот смотри, - положил он на пол кусочек картошки, обмакнутой в жир со сковородки. - Вот, Кузя. Тебе дадим, а Ваське не дадим. Он у нас лентяй, да?
Старик хитро подмигнул Максу, смотри, мол, за спектаклем. Кузьма, внимательно выслушав хозяина, глядя на того ясным взглядом карих глазок, взял этот дар и унёс в дальний угол - якобы насладиться в одиночестве.
- Смотри, но не подавай виду, что видишь. Два хитреца.
И действительно, рыжий хитрец дождался, когда к нему пришёл обделённый хозяином «лентяй». Тот в свою очередь подхватил угощение и уволок куда-то за занавески. А Кузьма, виляя пушистым хвостом, прибыл за добавкой.
- Может, он просто не ест картошки?
- Не ест? Сейчас увидишь!
И действительно, вторую пайку Кузьма съел здесь же. Так, «не отходя от кассы».
- Мне отец рассказывал. Про деда. Они тогда в партизанах были. А кошка с ними не пошла. Точнее, он её вроде потащил, но она сбежала. Так он домой прибегал её покормить. Самому - голодуха, а что-то припрятывал. А потом, когда вернулись, уже она. Поймает там мышь или крысу - ему волочёт. Её ещё и котята сосут, а она - всё равно. Сама аж дрожит, а ждёт. Только когда он её погладит, скажет там: «Спасибо, бери себе», - набрасывается.
- Ну, наш Васька, он как у Крылова, только слушает да ест, - вмешалась хозяйка. Да спит. И ещё по ночам с другими воюет. О! Новости! Но как всё- таки видно! Что картинка!
Они прервали разговор, вникая в итоги прошедшего дня. И сразу же, ещё в анонсе «Аномально разбушевавшейся стихией значительно повреждён храм…»
- Господи, да это же у нас! - ахнула старая женщина. То-то я в той стороне сполохи видела!
В напряжённом молчании они ожидали подробностей. Но вначале всё касалось большой, средней и малой политики. У хозяина, видимо, внимание несколько отвлеклось, и он втихаря наполнил стаканчики.
И вот, началось. Жуткие, оплавленные руины, контрастирующие с нетронутой церковью. Потерянно сидящие на опушке леса монахи. Интервью с почему-то потрясённым отцом Афанасием.
- Мы не знаем, рука это Господа, или козни врага рода человеческого. Если это расплата за грех, взращённый за этими стенами, то пока необъяснима казнь наших безгрешных братьев. Правда, пути Господни неисповедимы…
- О чём это он? - захрипел вдруг Максим, вставая.
Это сейчас же объяснилось. Уже репортёр, стоявший у оцепления, рассказал, что настоятель был подвержен содомскому греху и «взращивал» в монастыре эту самую содомию. Он, правда, уцелел - оказался в эти мгновенья в церкви. Уцелел и его неотлучный келейник. Но вот трое монахов погибли. Были ли они грешны или нет, Бог весть.
- Что с Вами, Максим! Да на Вас лица нет! - встревожилась хозяйка.
- Ай, на мне давно лица нет! Но он же должен был… Он же обещал… Как же это… Иван Васильевич, как бы мне туда туда… а?
- А что, может родственники какие? С утра, конечно. А сейчас - темно, да и выпили уже… - отпирался разморившийся в тепле старик.
- Родственники? - помотал головой, собираясь с мыслями, юноша. - Где? Там? Нет, хуже. Надо мне туда. Прямо сейчас надо. Васильевич, проводи. - Спасибо, хозяйка, за угощение.
- Да вы с ума сошли! Тут километров семьдесят! - возмутилась хозяйка. Иван, нука, выкатывай свой агрегат! Вы мотоциклом управляете? Отлично, вот за рулём и поедете. А ты, старый лентяй, в коляске отоспишься, проветришься и поутру - домой.
«Агрегат» оказался допотопным «Уралом» с коляской. Который, тем не менее, при первой же нажатии ногой на рукоятку стартера ожил и серьёзно «дук- дук-дук» заворчал на низких оборотах. Ну куда, куда до него нынешним легкомысленно - визгливым потомкам. И Максим был бы восхищён знакомством с ветераном, если бы не был так потрясён новостями.
- Вот, надень, - накинула ему на плечи телогрейку хозяйка. - Ночи - то холодные. Прощай, бедный мальчик, - она вдруг перекрестила его. - И если нужен будет приют, приезжай. Мы всегда будем рады.
Это было трогательно - неосознанное сочувствие старой женщины. Поняла, почувствовала беду этого незваного гостя. И, наверняка, не в блохах и не в крысах дело. Вон, и Кузьма с Василием рядом к ногам жмутся, прощаются. Эх, не до вас всех сейчас! Максим вскочил в старинное просторное сидение и, примеряясь, газанул. «У-у- ду-ду-ду» - отозвался ветеран. Его хозяин уже открыл ворота и умастился в коляске. И Максим, поцеловав вдруг на прощание морщинистую щёку хозяйки, рванулся в освещаемую мощной фарой темноту.
Хозяин этой реликвии несколько раз жестами показывал, куда сворачивать, затем жестами показал, что надо остановиться.
- Теперь всё время прямо. Скоро шоссе пойдёт влево, в райцентр, а ты всё равно прямо. Там на развилке иногда наши менты стоят, но меня они знают. Вот, одевай, - протянул он из коляски шлем. А я так. Увидят, что я, не остановят. Теперь вперёд.
Ещё до развилки старик уснул. Максим некоторое время прислушивался к каким-то странным звукам, врывающимся в ровное рычание двигателя. Убрав газ, прислушался. Улыбнулся такому богатырскому храпу хозяина мотоцикла и рванул дальше. Никого на перекрёстке не было, и Макс беспрепятственно помчался по узкой, выбитой годами и непогодой древней пустынной дорожке. В другое время он полюбовался бы проплывающей ночной красотой. Но не сейчас.
«Как же так? Он же должен был вывести всех… Должен… За рясу не потянешь. Но ему же верили? Значит, не во всём. Трое! И… и ведь не шевельнулось ничего! Может, такие же? Но я… я не хотел убивать и таких. Нельзя убивать и таких! Или этот удар… Да нет, это уже потом, когда я вырубал… Может, эти репортёры опять всё переврали?» Уцепившись за эту спасительную мысль, Максим до отказа довернул рукоятку газа, акселератора, то есть.
При всей прыткости ветерана, ночная дорога заняла часа полтора. Выскочив из леса, мотоцикл запрыгал по кочкам уже грунтовки. Макс снизил скорость и медленно подкатывал к монастырю. Потрясал вид нетронутой церкви. В лучах прожекторов она, светлая, с золотым куполом, радом с чёрными оплавленными развалинами, словно молодая мать стояла над своими детьми. Мёртвыми детьми. Максу даже показалось, что она протягивает руки к луне. «Какие руки» - потряс головой Максим, останавливая мотоцикл.
- Приехали, Иван Васильевич! - потряс он за плечо хозяина мотоцикла.
- Отлично. Я сейчас! - пробормотал тот, удобнее устраиваясь в коляске. Что поделаешь! Старость менее любопытна и менее восприимчива к чужим несчастьям. Нет, сопереживание или там, посильная помощь, - конечно. Но на всё своё время.
Пожав плечами, Максим оставил славного старика и рванулся к оцеплению. Отца Афанасия ему удалось отыскать минут через сорок. Тот прятался сейчас от журналистов и репортёров в заброшенной келье какого - то отшельника.
- Вовремя, - сухо поприветствовал юношу монах. - Вот-вот тела будут выносить. Посмотришь на деяние своё. Пойдём! Нет, подожди. Так не пустят. Вот, одевай - он достал из большой сумки ворох монашеской одежды. - Скорее, ради Бога! Что ты?
- Моё «деяние»? - глухо переспросил Максим, глядя на монаха страшным взглядом своих чёрных глаз. - Я же предупреждал! И вы… по большому счёту, вы дали добро, благословили, по-вашему, нет?