- А ему можно сообщить? Он каждое утро здесь.
- Да всем можно… Только постепенно, чтобы ажиотажа не было. Нахлынут…
- Максим… Если это правда… если это так… Но всех за одну ночь?
- Так! Так, Марина Алексеевна! Просто сегодня… быстрее получаться начало. Проще.
Потом он ещё поучаствовал на утреннем совещании новой смены персонала и их тоже убедил в своём отсутствии. Затем он пил какой-то зелёный чай в кабинете заведующей.
- Теперь можете устраиваться отдыхать. Здесь всё чистое, сама перестелила. Немного коротковато для вас будет? Я дверь закрою, и никто вас здесь не потревожит.
- Но зачем теперь? Я думал - недели на три застрял. А теперь можно и…
- Максим… Макс… я буду вас умолять остаться.
- Но здесь уже всё! Честное слово - всё!
- А вы знаете, сколько человек ждёт сюда очереди?
- Если на то пошло, то все ждут очереди… в небытие.
- Но Максим… Милый… Это же недолго… Ну, два- три дня. Или ночи… Разве это… Вы же три недели собирались… Я… мы… что угодно просите…
Потрясённый применённым к его нынешнему облику эпитетом
«милый», юноша промолчал, затем тяжело вздохнул и начал снимать туфли.
- Спасибо…, - прошептала заведующая и, боясь, что тот передумает, зачастила - Отдыхайте до вечера, да? Я часам к пяти, нет - к шести подойду, да? А поесть? Господи, какая же я…
- Сейчас только спать…
- Хорошо - хорошо. Тогда отдыхайте. Я приду, принесу. Или сходим куда? Всё-всё. Поняла. Ушла. Нет! Зачем вам теперь здесь оставаться? Ведь уже всё, правда? Поехали ко мне.
- Но…
- Да в чём дело, Максим? Чего вы стесняетесь? Нет никого дома сейчас! Отдохнёте и потом сразу - в больницу. Ну на самом деле. Или ждёте кого?
Упорствовать было теперь просто глупо. Проходя мимо палаты со скрипачкой, увидев её несчастного отца, Максим не выдержал - зашёл и присел рядом на свободный стул.
- До последней возможности боролась, - прошептал старик. Видимо, ему уже было всё равно, с кем делиться своим горем, лишь бы слушали.
- Вот, даже о гастролях переговоры не прерывала. На рождественские праздники.
- Правильно делала. Поедет.
- Что вы такое говорите, молодой человек? - горько вздохнул органист. - Уже и чудо не поможет.
- Она уже выздоравливает. Ей только окрепнуть. На рождественские, говорите? Тогда…
Максим поднял над артисткой руки и укутал её своим золотым полем. «Бери! Бери! Живи!» - щедро делился он своими чудесными силами. И как когда-то очень давно, в самом начале целительства (с Анютой, что ли?) чувствовал щемящую радость от творимого. Затем, улыбаясь, заглянул в глаза отцу исцелённой. И тот вновь принял горькую, покорную судьбе позу.
- Пойдёмте, Марина Алексеевна.
До такси заведующей пришлось поддерживать отдавшего последние силы юношу.
- Ничего. Зато ваша артистка уже сегодня встанет. Не держите её. И в больницу не отдавайте. Пусть готовится к своим гастролям.
- Отцу вы тоже невидимкой сказались? Зря.
- Ай, а зачем?
- Понимаете… Вы думаете, люди жаждут чуда из любопытства? Или от безысходности? Некоторые - конечно. Но для многих, очень многих, причастность к чуду…это… не знаю. Чище становишься сам, и светлее вокруг тебя. Вот, когда спасатели из-под развалин кого достают. Когда уже вроде и надежд не осталось. Вы ведь тоже переживали тот наплыв чувств? Вроде, и не касается тебя…
- Так ведь они же все выздоровеют! Все! Вот, глядя на них, пусть и переживают наплывы. А просто зеваки мне ни к чему.
- Вам неприятен этот разговор?
- Да нет, просто вы… идеалистка. У вас там умирали в основном брошенные люди. Брошенные, правда? Никому до них не было дела. А теперь, когда они вдруг исцеляться, все, кому они были до… этого самого, будут умилённо плакать?
- Просто… просто хороших людей уже не хватает на все беды и всё зло. А ваши…чудеса могли бы показать… укрепить или пробудить спящее, погребённое…
- Вы в церковь ходите?
- В костёл. Так получилось. Муж - католик. А что?
- Так, напомнили ваши слова проповедь.
Уже медленно поднимаясь по лестничному маршу четырёхэтажки, женщина нерешительно добавила.
- Кстати, отец пациентки играет на органе в нашем костёле. Может, сходим? Когда время будет.
Максим неопределённо пожал плечами.«Когда время будет». Когда? Наскоро поев, он уснул в раздвинутом ему кресле.
Вечером его разбудили голоса из кухни.
- Нельзя же быть такой легковерной, Марина! - упрекал хозяйку мужской бас. - Ещё не хватало пройдохи в нашей квартире.
- Но ты же сам, сам обследовал потом того мальчика.
- Эта болезнь порой выкидывает фокусы, сама знаешь. Похожие на чудо. А потом на такое чудо, как мухи на мёд, слетаются чудотворцы.
- Но это не тот случай, Лёнь. Я сама видела.
- Сама? А другие?
- Других он типа загипнотизировал, чтобы не видели и не слышали.
- Других? А, может, не других, а тебя?
«Лучше было оставаться в хосписе» - подумал Максим, быстро одеваясь. Хотя…
Выйдя на кухню, Максим, улыбаясь, поприветствовал хозяев. Муж пробурчав «Добрый вечер» отвёл глаза, но вздохнул несколько облегчённо. Оно и понятно. Во-первых, к такой образине надо привыкнуть. А во-вторых… Во-вторых, где-то там глубоко-глубоко тлеющее ревностное подозрение окончательно угасло. Ну что же, надо брать быка за рога. Можно бы и ему в глаза заглянуть, но… Симпатичный мужик. Не всё же с женским полом общаться, а?
- Леонид…
- Сигизмундович.
- Леонид Сигизмундович, я случайно услышал, не верите вы ни мне, ни вашей жене. А давайте на вас, а?
- Я не кролик подопытный для шарлатанов!
- Ну зачем же вы так. По - моему, брать кроликов для опытов - жестоко… Кролики - это не только…
Так болтая, Макс высматривал проблемы хозяина. Поразился - ему не надо было помогать. Ну, просто хороший здоровый организм. Только что в юности как-то похабно аппендикс удалили. Шрам какой-то длинный и кривой. Но это же мужик!
- Аппендицит где-нибудь в Фапе удаляли? Или врачи поупивались? - резко прервал он свою полушутливую болтовню.
- Откуда вы… Лихо! Но меня такие фокусы не проймут! Я не верю во всех нынешних пророков-чудотворцев.
- А в прошлых? Это так, риторический вопрос. Знаете, Леонид Сигизмундович, мне в принципе ваше «верю-не верю» как-то до лампочки. Я вот сейчас в больницу…
- Не пущу!
- Это как?
- Леонид - главврач, - подсказала хозяйка.
- Что же вы раньше… Хорошо… Отдыхайте тогда, - решил Максим.
По дороге в больницу они долго молчали. Уже у входа жена главврача всё же спросила, зачем Максим вот так…
- Мне некогда убеждать упрямых баранов.
- А вы хотели, чтобы он… Да я бы сама, если бы не видела… Сколько проходимцев теперь! А вы хотели мелким фокусиком с аппендицитом…
Максим остановился, резко повернулся к женщине. Не ожидая этого, она машинально наткнулась на юношу, обдав его ароматом тонких духов.
- Знаете, как я убеждал ментов? Я их скручивал в три погибели. Или сжимал сердца. А карманникам парализовал руки. Вот отнял бы вашему муженьку речь, или ноги, поверил бы, да? Но он у вас нормальный мужик.
- Но тогда… Это как… обман. Я… я не знаю.
- Ну хорошо-хорошо. Вот сегодня мы с вами… поможем, кому успеем, завтра ваш благоверный убедится, вот тогда мы вернёмся к нашему с ним разговору.
" Больница" оказалась краевым онкологическим центром. С тремя корпусами. Узнав, что здесь одновременно находится около трехсот человек, юноша уставился на Марину Александровну полным укора взглядом.
- Но Максим… Ведь не всех! Я покажу!
- Друзей-знакомых?
- Да нет же! Достойных жить дальше!
- Всё! Пойдёмте! От палаты к палате! Или всех или никого.
- Максим - максималист? - облегчённо улыбнулась женщина.
- Ваше счастье, что… А, ладно. Пойдёмте.
Он постепенно нащупал даже и нужную "дозировку", чтобы не излишне не растрачивать силы. Помогала и заведующая хосписом. И огромная, словно по заказу, луна. В общем, один корпус они за ночь прошли.
- Теперь можете рассказать всё вашему мужу, пусть берёт анализы. А я пока где-нибудь здесь…
Не договорив, он завалился на пустующую койку и погрузился в блаженный радостный сон. Ещё почувствовал, что кто-то погладил его по обожжённому лицу. Улыбнулся.
" Никуда я не пойду. Скоро он сам придёт. Посижу рядом с тобой, несчастный кудесник" - решила женщина, всматриваясь в обожжённое лицо. У опытного медработника такие ожоги не вызывали немедленной…ну, брезгливости, что ли. И она пыталась представить, каким был этот странный человек до своей трагедии. Не получалось. Но, наверное, красивым. Вот когда светится своими чудестными лучами весь этот ужас ожогов скрадывается… На кого он похож? И когда он останавливал на вас свой взгляд с плещемся в нём страданием… А ведь он страдает, этот целитель… Целитель. Чего же ты себя не исцелишь, парнишка? Ведь молодой ещё. Интересно, сколько ему лет? И вообще. Кто он?
Утро вступило в свои права и волна жизни смыла с Марины Александровны полудрёму. Дав указание не тревожить спящего, она пошла к кабинету мужа. Медсестра и санитарка переглянулись, но спорить не стали. Во-первых, эта была жена "самого". Да и не потревожил бы никто этого человека. Сейчас медперсонал второго корпуса сидел на телефонах: "Слушай, здесь сегодня ночью такое было!". А наиболее гнусного характера больные, даже почувствовав облегчение, требовали главврача - типа что это за опыты с ними без их согласия. Надо было срочно принимать меры.
- Что всё это значит? Прочитал твою записку. Доброе утро! - ворвался в приёмную Леонид.
- Доброе. Пойдём в кабинет. И. пожалуйста, через…ну, часок собери обе смены на совещание.
- О чём прикажешь совещаться? - ехидно поинтересовался муж, устраиваясь в своём кресле.
- Вот экспресс- анализы нескольких твоих пациентов. Я… попросила…потому, что это… в общем смотри сам.
- Ты всё больше и больше вмешиваешься не в свои дела…, - начал вычитывать свою половину главврач, всё же вчитываясь в меддокументы. - И теперь уже хватаешь через край. Ты понимаешь, что… но это не их анализы!