сь, я стал думать, как его уничтожить, чтобы не огорчать Наташку в следующий приезд. «Ладно, об этом я подумаю завтра», — пробормотал я бессмертные слова Скарлетт О’Хара и вытащил пачку замороженных пельменей.
Пока в кастрюле закипала вода, я снова стал смотреть в окно. Теперь там происходило что-то совсем непонятное. Пробки уже не было, лишь редкие машины с бешеной скоростью проносились по улице. «Мир перевернулся!» — подумал я, когда увидел ГАИшников, которые проехали мимо нашего дома, не обращая внимания на нарушителей скоростного режима.
Что-то во всем этом было странное! А тут, чтобы усилить сюрреалистичность происходящего, на горизонте показалась темная туча. Она закрыла полнеба, спустившись почти до крыш высотных зданий. «Надо позвонить Стасу!» — подумал я. Стас — это человек, который всегда был в курсе последних новостей. Если где-нибудь в Кении готовился военный переворот, то Стас об этом знал за два дня до первого выстрела. Погоду он предсказывал лучше Гидрометцентра. А когда спрашивали, как ему все это удается, он скромно показывал на свою голову и загадочно улыбался.
Телефон Стаса молчал. Я слушал длинные гудки и не понимал, куда он мог деться. Стас вставал от компьютера только для похода на кухню за пивом или кофе, в зависимости от времени суток. И то, что он не ответил, было еще более загадочно, чем поведение водителей на нашей улице.
Включив телевизор, я пощелкал каналы и с облегчением узнал, что Хуан все-таки собирается жениться на Лоле, какая-то поп-звезда сделала новый макияж, а Америка опять готовит козни против остального мира. Решив просто подождать развития событий, я съел сварившиеся пельмени и сел к компьютеру.
Сказать, что голова соображала плохо, значило сделать комплимент моей голове. Она вообще ничего не соображала! В левом виске пульсировал сосудик, глаза открывались с трудом, казались забитыми пылью. За час я смог изменить только шрифты заголовков и поставить пару запятых на первых страницах. Ну что за день! На работе меня постоянно дергали практиканты, надеясь, что я знаю больше, чем они, потом я сидел два часа на бессмысленном совещании. В итоге меня доконал шеф, вызвав в кабинет и проведя часовую беседу о моей роли в мировой истории вообще и в нашей лаборатории в частности. От осознания того, что вечер, как и прошедший день, может оказаться пропащим, я огорчился и стал думать о том, как себя взбодрить. Кофе я сполна наглотался на работе, а потому решил принять прохладную ванну.
Между тем, стало резко темнеть. Огромная туча подползла совсем близко. Рваными краями она приближалась к кроваво-красной луне, поднявшейся над силуэтами крыш. Из тучи выстреливали молнии, где-то вдали бушевал ливень, свисая серыми полосами с нижнего края черноты. У нас еще было сухо, лишь поднявшийся ветер гонял по дороге опавшие листья, обрывки газет и пластиковый мусор. На улице не было ни машин, ни людей. Я услышал, как где-то хлопнула форточка, а потом раздался звон разбитого стекла.
И тут пришло что-то новое. Страхи почти исчезли, но мне вдруг безумно захотелось нырнуть в постель, укрыться с головой одеялом и зажмурить глаза. Никогда я не хотел спать так сильно, как в тот момент. Пульсирующий сосудик превратился в молот, который стучал где-то внутри черепа, глаза почти не открывались, во рту было сухо, а в ушах к ударам молота примешивался противный звон. «Нет, так не годится», — пробормотал я, направляясь к ванной. Я решил взять себя в руки, залезть в воду и только после этого нырять в манящие белые простыни. Как добирался до ванной, я уже не помню, но помню, что это было навязчивой идеей.
В прохладной воде стало легче. Молот, стучавший в голове, почти угомонился, звон в ушах стал тише, только пыль в глазах никак не хотела вымываться. Я набрал воздуха и погрузился в воду с головой. Что-то яркое мелькнуло перед закрытыми глазами, остро кольнуло сердце, я почувствовал, как судорога пробежала по всему телу. Да что же это такое! Еще не хватало умереть прямо в ванне! Я резко вынырнул из-под воды, сел, протер глаза и осмотрелся.
Все как обычно. По зеленому кафелю ползли вниз прозрачные капли, из крана капала вода, в туманном зеркале отражался потолочный светильник. Спать хотелось, но не так мучительно, как это было несколько минут назад. Я кое-как вытерся белым махровым полотенцем и отправился в спальню.
Заснул я мгновенно. Про портфель и пакет с едой около лифта я даже не вспомнил.
Полночь
Очень странные звуки! Как будто кто-то поблизости бил в колокола.
Я лежал с открытыми глазами, пытаясь определить, на каком я свете и в каком качестве. Перед глазами все плыло, мелькали какие-то яркие вспышки. Я приподнялся, свесил ноги с кровати и огляделся. Комната периодически освещалась синим светом бушующей на улице грозы. Источник странного звона был явно где-то рядом. Мне удалось встать на ноги, но тут же пришлось сесть обратно. Пол подо мной ходил ходуном, и устоять на нем было совершенно невозможно. Несколько молний сверкнули одна за другой, и я понял причину странных звуков: в соседней комнате раскачивалась люстра, ее плафоны, висевшие на длинных проводах, бились друг о друга, создавая «колокольный звон».
Землетрясение? В Москве? Впрочем, такое уже было. Но сейчас дом раскачивался, как корабль в штормовую погоду. Я попытался включить лампу, но электричества не было. Фосфоресцирующие стрелки часов на тумбочке показывали полночь. «Сейчас прилетит черный ворон и что-нибудь скажет!» — пробормотал я, одеваясь. Из дома надо бежать — это ясно. Натыкаясь на мебель, я бродил по квартире, хлопал по столу в поисках ключей и бумажника, чудом нашел фонарик, убедился, что телефон тоже не работает и, наконец, вышел из квартиры.
В коридоре была кромешная темнота. В луче фонарика кружилась пыль, пол продолжал качаться, было слышно, как потрескивают стены, сыплется с потолка штукатурка и бьется мое сердце. Соседи! А вдруг они спят и ничего не знают об опасности? Я постучал в дверь квартиры напротив, где жили мои друзья. Впрочем, не друзья, а хорошие знакомые — пару раз вместе встречали Новый год и иногда ходили друг к другу в гости обсудить, куда катится мир.
На стук никто не отозвался. Я нажал на ручку, дверь открылась. Это нормально, у них не было привычки запираться даже на ночь.
— Николай! — крикнул я в темноту. — Вера!
Тишина. Освещая путь фонариком, я прошел в спальню. Николай и Вера спокойно лежали на кровати, укрытые простыней. Я дотронулся до плеча Николая.
— Коля, вставай, землетрясение!
Нет реакции. Я потряс его сильнее.
— Коля, вставай, одевайся, сейчас в доме опасно!
Николай даже не пошевелился. Я попытался разбудить Веру — тоже никакой реакции. Что с ними? Пощупал пульс у Веры на шее. Сердце билось, но очень редко. Ударов пять в минуту, не чаще. Тоже у Николая. Их надо вынести на улицу, вызвать «скорую». Но как? Один не справлюсь. Я выбежал в коридор, стал стучать в другие двери. Никакой реакции. Тут послышался сильный удар грома, и одновременно пол качнулся так, что я еле устоял на ногах. Надо бежать на улицу, там должны быть люди, там помогут. Скорее на лестницу!
Странно, но на лестнице я оказался один, хотя ожидал увидеть испуганных женщин, суровых мужчин и плачущих детей. Но странность этого вечера, перешедшая в странность ночи, продолжалась. В полном одиночестве я добрался до холла на первом этаже и подошел к комнатке нашего охранника. Внутри никого не оказалось.
— Так, началось, — пробормотал я, направляясь к входной двери. — Уже и Карацупа исчез.
При вспышках молний сквозь стеклянную дверь были видны обрушивающиеся на дорожку потоки воды, огромные лужи, вскипающие пузырями, и ветви деревьев, склоненные сильным ветром. Я открыл дверь и вышел на маленькую площадку, защищенную козырьком. Дождь неистово хлестал по асфальту, мое лицо мгновенно намокло от тысяч мельчайших брызг.
Вдруг кто-то тронул меня за плечо. Я вздрогнул, повернулся и увидел человека в длинном плаще с капюшоном. Лицо его было в тени, но по фигуре я понял, что это не Карацупа. Нет, я не испугался. Наоборот, я был рад, что кто-то живой стоит рядом и с ним можно обсудить то непонятное, что происходило вокруг. Я стоял, не зная с чего начать разговор. Человек в плаще тоже молчал. Он явно разглядывал меня, я видел, как вспышки молний отражались в его глазах. От очередного удара грома он вздрогнул и жестом пригласил меня в подъезд.
Прочь, прочь отсюда!
После ветреной уличной слякоти подъезд показался тихим и уютным. Пол уже успокоился, можно было спокойно стоять и смотреть на стихию, бушевавшую за стеклянными дверями.
— У тебя сигареты не будет? — спросил человек в плаще.
Я протянул пачку и чиркнул зажигалкой, пытаясь рассмотреть лицо незнакомца. Человек в плаще потянулся к огоньку, откинул капюшон, и я его узнал. Это был Консул. Он жил в нашем доме на третьем этаже, мы часто сталкивались с ним около лифта, болтали о всяких пустяках. Консулом он назвал себя сам, когда я спросил, чем он занимается. Я тогда поинтересовался, что это значит: дипломат или консультант? Он ответил, что нечто среднее, но на прозвище Консул потом охотно отзывался. Одевался он всегда модно, по-спортивному, немного небрежно, что очень его молодило, издали Консулу можно было дать не больше тридцати. Но вблизи были видны разбегавшиеся от глаз морщинки, сразу прибавлявшие ему десяток лет. Я не знал, чем он занимался, но меня это не очень интересовало. Стоя в ожидании лифта, он обычно едко комментировал последние политические новости, стараясь избегать разговоров на личные темы. Сейчас Консул сосредоточенно курил и не спешил начать разговор.
— Ты понимаешь, что происходит? — спросил я, не выдержав молчания.
Консул сделал вид, будто не услышал моего вопроса. Он смотрел на улицу, где молнии сверкали уже практически непрерывно, заливая весь подъезд мерцающим голубым светом. Ветер усилился и с воем стал проникать сквозь щели входной двери. Консул в несколько затяжек докурил сигарету, бросил ее на пол, придавил ботинком и произнес: