– Нет, – ответил я, счищая грязь со своей шапки, которую кто-то подобрал, – только не здесь.
– Не в этой стране, – согласился он. – Если вы будете здесь жаловаться в полицию, а точнее в милицию, то скорее всего сами окажетесь в тюрьме.
Голова у меня замерзла, и я надел шапку, не дочистив.
– С Хьюдж-Беккетом случился бы удар.
– Все равно, – настаивал Стивен, – что бы ни говорил Кропоткин, фургон пытался задавить вас.
– Или Мишу. Или лошадь, – ответил я.
– Вы в это верите?
– Вы рассмотрели водителя? – спросил я вместо ответа.
– И да, и нет. На нем был шерстяной подшлемник. Так что видны были одни глаза.
– Он чертовски рисковал, – протянул я, – но был близок к успеху.
– Вы очень спокойно все это воспринимаете, – удивился Стивен.
– А вы предпочли бы, чтобы я бился в истерике?
– Пожалуй, нет.
– А вот и такси. – Я помахал рукой, машина свернула и затормозила около нас. Мы сели.
– Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так вскакивал на лошадь, сказал Стивен, когда машина тронулась. – Только что стояли на земле, а уже через секунду мчались галопом.
– Никто не знает, на что он способен, пока не почувствует затылком дыхание Немезиды.
– Вы кажетесь этаким маменькиным сынком из телерекламы, – продолжал Стивен, – а на самом деле... – Ему не хватило слов, и он умолк.
– Да, – согласился я. – Типичный неврастеник, не так ли?
Он хохотнул.
– Кстати... Миша дал мне свой телефон. – Порывшись в кармане, он достал смятый клочок бумаги.
– Пока Кропоткин пытался ловить вас, он сказал, что хочет что-то сказать вам с глазу на глаз.
– Как вы думаете, водитель может знать английский? – спросил я.
Стивен ничуть не встревожился.
– Никто из них не знает, – сообщил он. – Вы можете сказать, что от него воняет, как от выгребной ямы, а он и ухом не поведет. Попробуйте!
Я попробовал. Ухо не пошевелилось.
Мы вернулись вовремя, и я успел к ленчу в ресторане "Интуриста". Суп и блины оказались вкусными, и мороженое с черносмородиновым вареньем было, как всегда, отменным. Но мясо с тертой морковью, мелко нарезанным салатом и так же мелко наструганным жареным картофелем отправилось на противоположный край стола, к Фрэнку.
– Так вы совсем отощаете, – без особого беспокойства заметила миссис Уилкинсон. – Вы не любите мясо?
– Я произвожу его, – ответил я. – Говядину. На ферме. Так что это не мясо. На него смотреть противно.
– Никогда бы не подумала, что вы работаете на ферме, – заявила она, с сомнением оглядев меня.
– Ну... В общем, работаю. На своей собственной ферме. Она досталась мне в наследство от отца.
– А вы умеете доить коров? – с вызовом спросил Фрэнк.
– Да, – спокойно ответил я. – И доить, и пахать землю. Мне много приходилось этим заниматься.
Он оторвался от тарелки с моим завтраком и бросил на меня свирепый взгляд. Но я сказал чистую правду. С сельскохозяйственными работами я познакомился, когда мне было не более двух лет, а через двадцать лет в колледже изучил их технологию. С тех пор я провел на правительственные субсидии ряд исследований по влиянию химических веществ на почву и продукты. Для экспериментов у меня был отведен изрядный участок. После верховой езды сельское хозяйство было моим любимым занятием... А теперь единственным, напомнил я себе.
– Вы ведь не держите телят в этих противных клетках? – неодобрительно спросила миссис Уилкинсон.
– Нет.
– Я стараюсь не думать о несчастных убитых животных, когда покупаю отбивные для уик-энда.
– Произвела ли на вас впечатление Выставка достижений? – спросил я, предпочтя сменить тему.
– Мы видели космическую капсулу, – клюнула на удочку миссис Уилкинсон. По ее словам, выставкой нельзя было не восхищаться. – Жаль, что у нас в Англии нет такого. Выставки, я хочу сказать. Постоянной. Чтобы мы могли бить в литавры, восхищаясь собственными успехами.
– А вы были на выставке? – спросил я Фрэнка.
– Нет. – В подкрепление своих слов он потряс головой, продолжая жевать. – Я там бывал раньше.
Он не сказал, где был. Я не заметил, чтобы Фрэнк следил за нами со Стивеном, но он вполне мог это сделать. А если следил, то что он увидел?
– Завтра мы едем в Загорск, – сообщила миссис Уилкинсон.
– Где это? – спросил я, наблюдая за жующим Фрэнком. Его лицо было непроницаемым.
– Там целая куча церквей, – неопределенно сказала пожилая дама. Мы поедем на автобусе. Нужно взять с собой визы, потому что это за пределами Москвы.
Я взглянул на нее. В ее тоне мне послышалась досада. Миссис Уилкинсон была невысокой плотной женщиной, далеко за пятьдесят, с доброжелательным выражением лица, присущим большинству англичан. Она обладала столь же типичной английской проницательностью, которая порой проявлялась в убедительных прямых высказываниях. Чем дольше я общался с миссис Уилкинсон, тем сильнее ее уважал.
Мистер Уилкинсон сидел напротив супруги и, как обычно, молча ел свой ленч. Скорее всего он отправился в эту поездку только для того, чтобы доставить удовольствие жене, а сам предпочел бы сидеть дома с пинтой пива и наблюдать за игрой "Манчестер Юнайтед".
– На балет в Большой театр сегодня вечером пойдут всего несколько человек, – задумчиво сказала миссис Уилкинсон. – Но наш папочка не любит такие вещи, так ведь, папочка?
Мистер Уилкинсон кивнул. Миссис Уилкинсон, понизив голос, обратилась ко мне.
– Ему не нравится, как там одеваются мужчины. Эти трико. Вы знаете, они так обтягивают все сзади... А уж спереди!..
– Раковина, – с серьезным видом сказал я.
– Что? – Женщина взволнованно посмотрела на меня, как будто я употребил крепкое выражение.
– Так они это называют. То, чем прикрывают свои мужские принадлежности.
– Ах, вот как! – Она успокоилась. – По-моему, было бы гораздо красивее, если бы они носили туники. Это было бы не настолько откровенно. И зрители могли бы сосредоточиться на танце.
Мистер Уилкинсон пробормотал что-то вроде "хвастаются чем могут" и набил рот мороженым.
Миссис Уилкинсон отреагировала на реплику мужа как на нечто хорошо знакомое. Не обратив на нее никакого внимания, она спросила меня:
– А вы видели ваших лошадей?
При этих словах Фрэнк слегка отвлекся от еды.
– Они были великолепны, – заявил я и добрых две минуты расписывал их вид и подготовку. По реакции Фрэнка нельзя было заключить, что он считает мой отчет неполным, но я скоро сообразил, что если бы его мысли было легко отгадать, то вряд ли он справлялся бы со своей работой.
В это время к нам подплыла Наташа с явным намерением вновь осложнить мне жизнь.
– Вам повезло, – убежденно сказала она. – Мы достали вам на завтра билет в Большой театр на оперу. Ложа.
Я поймал полный насмешливого сочувствия взгляд миссис Уилкинсон и принялся бормотать какие-то вялые благодарности.
– Будет "Пиковая дама", – заявила Наташа.
– Э-э...
– Опера Большого театра всем нравится, – объяснила девушка. – Это лучшая опера в мире.
– Потрясающе, – восхитился я. – Буду ждать с нетерпением.
Во взгляде Наташи появилось одобрение, а я, улучив момент, сообщил, что проведу вечер с друзьями и чтобы к обеду меня не ждали. Она деликатно попыталась заставить меня проговориться, где именно я буду находиться, но в тот момент я знал лишь, что мы будем там, где хорошо кормят. Девушка была огорчена.
– А сейчас, – поспешно сказал я, предупреждая ее возможное недовольство, – музей Ленина.
Лицо Наташи заметно прояснилось. Она наверняка подумала, что я наконец-то начинаю себя вести так, как подобает настоящему туристу.
– Не позволите присоединиться? – спросил Фрэнк, доедая мою порцию.
Выражение его лица было совершенно невинным. До меня дошла вся прелесть его метода работы. Если трудно незаметно следить за человеком, то можно просто навязаться к нему в компанию.
– С удовольствием, – согласился я. – Встретимся в вестибюле через полчаса. – С этими словами я поспешил удалиться, а Фрэнк принялся за вторую порцию мороженого. Чтобы оторвать его от трапезы, нужно было бы приложить немалые усилия.
Я быстро вышел из гостиницы, дошел до Центрального телеграфа, который находился в квартале от "Интуриста", вошел в телефонную будку и набрал номер посольства. Мне ответил Оливер Уотермен.
– Это Рэндолл Дрю, – представился я.
– Откуда вы звоните? – прервал он меня.
– С почты.
– А, хорошо. Тогда продолжим.
– Не поступало ли для меня сообщений из Лондона? От Хьюдж-Беккета или кого-нибудь еще?
– Ну конечно, – ответил он. – Мне кажется, мой дорогой, что что-то было. Подождите... – Он положил трубку, и я услышал шелест бумаг и приглушенные голоса. – Вот оно, – в конце концов послышалось в трубке. – Берите карандаш.
– Уже взял, – терпеливо сказал я.
– Юрий Иванович Шулицкий.
– Пожалуйста, продиктуйте по буквам, – попросил я. Он продиктовал.
– Записал. Продолжайте.
– Там больше ничего нет.
– Это все сообщение? – недоверчиво спросил я.
В голосе Уотермена послышалось колебание.
– Полностью сообщение, полученное по факсу, выглядит так: "Сообщите Рэндоллу Дрю. Юрий Иванович Шулицкий". Там еще несколько цифр, и все.
– Цифр? – переспросил я.
– Возможно, это телефонный номер. Во всяком случае, вот они:
180-19-16. Записали?
Я прочел номер вслух.
– Все правильно, мой дорогой. Как движутся дела?
– Так себе, – признался я. – Вы не могли бы отправить для меня факс, если я дам вам текст?
– Ах, – сокрушенно вздохнул Уотермен. – Должен вас огорчить. Сейчас на международной арене происходят какие-то волнения. Нам довольно бесцеремонно предложили не занимать факс всякими пустяками вроде музыки. Музыка для них пустяки, вы только посмотрите! Так или иначе, мой дорогой, но для того, чтобы ваше сообщение наверняка ушло, вам придется самому отвезти его туда.
– Куда? – удивился я.
– Ах, я и забыл, что вы можете не знать. Факс установлен не в самом посольстве, а в коммерческом отделе на Кутузовском проспекте. Это продолжение проспекта Калинина. У вас есть карта?