Кропоткин торжественно распрощался со мной у никем не охранявшегося главного входа. Отличный парень, подумал я. Благодаря ему и Мише я смог добыть основную часть той небогатой информации, которой располагал на сегодня.
– Дружище, – сказал я, – желаю вам всего самого лучшего.
Он с чувством, которого хватило бы на двоих, потряс мою руку, а затем заключил меня в объятия.
– Мой Бог, – сказал Стивен, когда мы отошли. – А еще говорят, что немцы сентиментальны...
– Немного чувства не повредит.
– Да... Но что в этом хорошего?
Я вручил ему конверт и кашлял всю дорогу до стоянки такси.
– "Николаю Александровичу в собственные руки" – прочел Стивен надпись на конверте. – Тот, кто писал это, вероятно, хорошо знаком с Кропоткиным. Вот так, по имени-отчеству, не упоминая фамилии, обращаются только к тем, кого хорошо знают.
– Для меня было бы удивительно, если бы отправитель этого письма не был лично знаком с адресатом.
– Я тоже так думаю. – Он помахал в воздухе парой скрепленных листочков. – В записке сказано вот что: "Бумага для заметок"... имеется в виду, что это специальный сорт бумаги, на котором удобно писать от руки...
"найдена во время международных соревнований по троеборью. Пожалуйста, передайте это Рэндоллу Дрю".
– Это все?
– До буквы.
Он вгляделся во вторую страницу, а я махнул рукой проезжавшей мимо машине с зеленым огоньком. Стивен опять убрал драгоценную находку.
– Небольшой улов, – заявил он. – Похоже, что гора родила мышь.
Я молчал, задумавшись. Размышления прервал голос водителя.
– Он спрашивает, куда ехать, – сказал Стивен.
– Назад в гостиницу.
Однако мы остановились еще около магазина, который я определил как аптеку. Примерно так должны были читаться русские буквы над входом. Я зашел внутрь, намереваясь купить что-нибудь болеутоляющее для разбитых пальцев, но пришлось удовольствоваться каким-то эквивалентом аспирина. А Стивен перегнулся через прилавок и что-то негромко сказал здоровенной тетке в аккуратном белом халате.
Она в ответ гаркнула на весь магазин, и посетители уставились на Стивена. Он залился краской, но выдержал характер и все-таки купил то, что хотел.
– Что она сказала? – спросил я, когда мы отъехали.
– Она сказала: "Иностранцу нужны презервативы". И нечего смеяться.
Мое невольное хихиканье помимо воли сменилось кашлем.
– Гудрун настаивает, – пояснил Стивен.
– Я так и подумал.
Накануне я забрал ключ от номера с собой, поэтому мы сразу же прошли к лифту, поднялись на восьмой этаж и мимо бдительной дамы продефилировали к моему номеру. Дверь оказалась открыта. Вероятно, уборка... Это была не уборка. В комнате находился Фрэнк. Стоя спиной к двери, он наклонился над столиком, стоявшим у окна.
– Привет, Фрэнк, – окликнул его я. Он резко обернулся. Вид у него был удивленный, руки сжимали матрешку. Я заметил, что она закрыта. Значит, все секреты пока что находятся внутри. Непрошеный гость автоматически продолжал пытаться раскрыть ее.
– Э-э... – пробормотал он. – Вы не пришли на завтрак, и я... я решил проверить, все ли с вами в порядке... Я имею в виду после вчерашнего происшествия... вашего падения в реку...
Неплохая реакция для застигнутого врасплох, подумал я.
– Я ездил на ипподром посмотреть на тренировку лошадей, – заявил я, решив посоревноваться с ним в находчивости.
Фрэнк разжал пальцы, неторопливым движением поставил матрешку на полку и рассмеялся в манере школьного учителя.
– Ну, тогда все в порядке. Когда вы не пришли завтракать, Наташа очень волновалась. Я могу сказать ей, что вы придете на ленч?
Ленч... Как странно слышать и произносить такое обыденное слово, прогуливаясь посреди минного поля.
– Конечно, – согласился я. – И со мной будет гость.
Фрэнк с плохо сдерживаемой ненавистью посмотрел на Стивена и вышел. Я устало опустился на диван.
– Давайте выпьем...
– Виски или водку? – спросил Стивен. Он достал из кармана купленную утром бутылку и поставил ее на стол.
– Виски.
Я запил виски две купленные в аптеке таблетки, но не почувствовав никакого облегчения. Я посмотрел на часы. Они чудесным образом пошли, несмотря на вчерашнее купание. Полдвенадцатого. Я набрал телефонный номер.
– Йен? Как самочувствие?
– Как ни странно, лучше, – ответил он. – Мне следовало бы опохмелиться уже час назад.
Я сказал, что никак не смогу быть у него до ленча, и спросил, не хочет ли он сам зайти ко мне в гостиницу часов в шесть.
– Правильнее будет сказать, "приползти", – ответил он, но согласился.
В это время Стивен с магнитофоном обследовал стены, пытаясь найти "жучок". Я указал ему место, но все было тихо. Он уже совсем было собрался выключить магнитофон, когда динамик внезапно взвыл.
– Боже мой, включили, – одними тубами пробормотал Стивен. – Давайте послушаем музыку.
Он вынул из бездонного кармана три кассеты и выбрал запись оперы "Князь Игорь".
– И что дальше?
– У меня есть несколько книжонок... Если хотите...
– А вы? – осведомился Стивен, глядя на обложки.
– Выпью и подумаю.
И "жучок" целый час слушал, как Стивен под аккомпанемент Бородина шелестит страницами "Потайной комнаты". Тем временем я раскидывал мозгами, повторял про себя все, что мне рассказали в Англии и в Москве, и пытался найти путь в лабиринте.
***
Ленч казался нереальным. Там были Уилкинсоны и Фрэнк. Фрэнк не рассказывал Уилкинсонам о том, как накануне спас мне жизнь, и вел себя так, словно ничего не случилось. Что он думал о моем молчании, оставалось тайной.
Наташа и Анна ругали меня и упрашивали больше не исчезать, не поставив их в известность, где меня можно найти. Я сказал, что постараюсь, но никаких обещаний не давал. Фрэнк ел мое мясо.
Разговаривала в основном миссис Уилкинсон:
– Мы с папочкой всегда голосовали за лейбористов, но разве не странно, что левые в Англии призывают увеличить иммиграцию, а здесь, где все население левее левого, иммигрантов нет. Ведь в Москве не увидишь чернокожих!
Фрэнк никак не отреагировал на ее слова.
– Это показалось мне курьезом, – продолжала миссис Уилкинсон. Хотя я думаю, что, скажем, в Индии, народ не станет выстраиваться в очереди, чтобы переехать жить в Москву.
– У них для этого слишком много мозгов, – пробормотал мистер Уилкинсон, обращаясь к своей тарелке с мелко накрошенной жареной картошкой.
Больше он не произнес ни слова.
Фрэнк пришел в себя и принялся ругать расистскую политику Национального фронта. В ответ на это миссис Уилкинсон бросила на меня взгляд, полный комического испуга, как будто была смущена тем, что на каждом шагу задевает Фрэнка.
– Фронт – слишком затасканное слово, – негромко сказал я. – Клише. "Фронт", "фронт"... Нужно всегда задумываться... что же за ними стоит... за этими фронтами.
На десерт снова подали мороженое с вареньем из черной смородины. Оно мне очень нравилось. Стивен ел с такой же жадностью, как и Фрэнк. Потом он сообщил мне, что кухня гостиницы "Интурист" – просто высший класс по сравнению со студенческой столовой.
Мне казалось, что застольная беседа происходит в каком-то другом измерении. В голове гораздо явственней звучали голоса Бориса и Евгения, Йена и Малкольма, Кропоткина и Миши, Гудрун и принца, Хьюдж-Беккета и Джонни Фаррингфорда... и мертвого Ганса Крамера... Но где же, где же был Алеша?
Глава 15
Поднявшись в мою комнату, Стивен поставил стул на кровать, положил на него чемодан, а сверху взгромоздил магнитофон и включил его. Из динамика раздаются бодрый протяжный вой.
Тогда Стивен переключил магнитофон с записи на воспроизведение, и в уши подслушивающих грянула музыка Стравинского, от которой они должны были подскочить и громко чертыхнуться.
Некоторое время я раздумывал, глядя на бумагу, которую дал мне Кропоткин. Оборот интересовал меня не меньше, чем лицевая сторона.
– Синего стекла с собой у вас, конечно, нет? – спросил я у Стивена.
– Этакого специфического оттенка.
– Синего стекла?
– Да... синего фильтра. Вы видите, что записи сделаны более темным оттенком синего цвета, чем тот, которым их зачеркивали... Можно даже разглядеть темные линии.
– Ну и что?
– Если посмотреть на страницу через синий фильтр того же оттенка, что и паста, которой зачеркивали запись, то скорее всего удастся разглядеть более темную надпись. Светофильтр поглотит один из оттенков, пропустит другой, и тогда надпись можно будет прочесть.
– И прокричать на весь мир... – пробормотал Стивен. – А что вам это даст?
– Я предполагаю, кто мог послать этот конверт Кропоткину, но мне хотелось бы убедиться.
– Но это мог быть кто угодно.
Я мотнул головой.
– Сейчас я вам кое-что покажу.
Я открыл ящик, в котором лежала моя аптечка, и достал из-под нее свернутый лист бумаги. Расправив, я положил его рядом с листком, полученным от Кропоткина.
– Они одинаковые! – воскликнул Стивен.
– В том-то и дело. Вырвано из одинаковых блокнотов: белая бумага, чуть заметная голубая клетка, к корешку крепилась спиралью...
Передо мной лежали две странички из блокнотов с одинаковым следом обрыва сверху. На одном было написано: "Для Алеши, Д. Фаррингфорд" и все прочее. А на другом было записано имя Малкольма Херрика и номер телефона.
– Он написал мне это в первый же вечер после моего приезда в Москву, – пояснил я. – В баре гостиницы "Националь".
– Да... но... Эти блокноты самые обычные. Вы можете купить их везде.
Ими пользуются студенты, туристы... И потом, разве их не используют для стенографии?
– А еще такими блокнотами часто пользуются газетные репортеры, добавил я. -И у большинства из них есть привычка зачеркивать записи, когда они больше не нужны. Я видел множество репортеров, когда выигрывал скачки.
Они торопливо листали блокноты, чтобы найти чистый листок... пролистывали блокноты в одну сторону, переворачивали и принимались листать в обратную. И чтобы избавить себя от необходимости проверять, нет ли на странице чего-нибудь нужного, они зачеркивают ранее записанное. Одни просто перечеркивают крестом всю страницу, а некоторые, когца у них есть время, рисуют узоры.