При окончании разговора я не присутствовал, отец попросил оставить их наедине. Примерно через час Козлов уехал к себе. Обедать его отец не пригласил. Мы продолжили прерванную неожиданным визитом прогулку. Отец хмурился, даже по сторонам не глядел, шел, уставившись себе под ноги. Молчали мы минут десять. Наконец отец заговорил. Он сказал, что, по словам Козлова, все, он не назвал фамилий, настаивают на строгой ответственности Варенцова и Серова. «Возможно, они и правы, – проговорил отец с сомнением, – жаль, особенно Варенцова». – «И что же?» – спросил я. – «Разжалуем в генерал-майоры и отправим в отставку», – с досадой закончил отец.
Все свидетельствовало, что отец против воли поддался Козлову.
12 марта Президиум Верховного Совета СССР «за потерю бдительности и недостойное поведение» разжаловал в генерал-майоры и лишил Варенцова звания Героя Советского Союза. Разжаловали в генерал-майоры и Серова.
Можно ли это происшествие квалифицировать как начало формирования оппозиции отцу? Сейчас не определишь. Следов не осталось. Свидетелей почти не осталось[70]».
Не обошла вниманием этот случай и областная пресса[71]. В последний, 1964 год, в конце октября, по версии советологов В.Соловьева и Е.Клепиковой, на очередном заседании Президиума Н.С. Хрущев метнул в гневе через стол мраморное пресс-папье, которое просвистело у виска члена Президиума Ф.Р. Козлова за то, что он, курируя органы госбезопасности, «проморгал» Олега Пеньковского.
Еще об одном инциденте из книги сына Н.С. Хрущева:
«Приближалось Первое мая 1963 года. В тезисах тщательно выверялось каждое слово. Следил за содержанием призывов идеологический отдел ЦК. Он их составлял. Вернее, переписывал из прошлогодних газет, переносил из прошлого в будущее, слегка подновляя на потребу дня. Отца эти пустопорожние начетнические игры не увлекали, и он с облегчением поручил контроль за публикацией призывов Суслову и Козлову. Постепенно подобные рутинные дела все больше переходили в руки последнего. Вместе с ними и реальная власть.
Но это не означало, что отец не следил за тем, что напечатано. Сам он газетную страницу, забитую приевшимися лозунгами, не осиливал, но всегда находились доброхоты, докладывавшие о малейшем отклонении.
На сей раз призывы опубликовали 8 апреля. Вслед за внутренним следовал международный раздел. Скрупулезно приветствовалась одна за другой все союзные нам страны: «Братский привет народам… строящим социализм!» Страны третьего мира призывались к дружбе, а их народы к борьбе за социализм. Тут имелась принципиальная разница – раз народ борется за социализм, значит, есть с кем бороться: власть имущие не допускают своих рабочих до счастливой жизни.
Югославия попала в промежуток. Газета «Правда» призывала: «Братский привет трудящимся Федеративной Народной Республики Югославии! Пусть развивается и крепнет дружба и сотрудничество советских и югославских народов в интересах борьбы за мир и социализм!» В апреле отец отдыхал в Пицунде. Я поехал с ним. Вот тогда-то я и стал невольным свидетелем стычки отца с Козловым. Только что принесли газеты. Отец мельком скользнул взглядом по первой странице и собрался, развернув листы, углубиться внутрь, когда помощник привлек его внимание к злосчастному лозунгу. Он уже успел просмотреть газеты, пока разбирал сегодняшнюю почту.
Отец вчитался в указанную строчку и взъярился, опять вытаскивали из небытия: строит Югославия социализм или нет. Он потребовал немедленно соединить его с Козловым. Аппарат ВЧ стоял тут же на тумбочке под тентом.
Едва поздоровавшись, отец начал упрекать Козлова за недогляд. Но тот, видимо, не принял упрека и возразил по существу. С его точки зрения, написанное объективно отвечало югославским реалиям. Отец накричал на Козлова, обвинил его в самоуправстве: ведь есть официальное решение ЦК, подтверждающее факт социалистических основ в народном хозяйстве Югославии. Никто не имеет права его единолично пересматривать. Дальше отец позволил себе усомниться в компетентности Козлова в теории, он тянется в хвосте за самыми отсталыми догматиками, прикрывает их своим авторитетом.
В заключение отец потребовал дать поправку, и чем скорее, тем лучше, пока неверная оценка не разошлась по миру.
Изменение формулировки уже опубликованного призыва ЦК – по тем временам беспрецедентный факт. В ЦК быстро распространился слух об объяснении Козлова с отцом. Скорее всего, он сам поделился обидой с единомышленниками. В кулуарах судачили о том, как справедливо резко отец говорил с Козловым, сочувственно перешептывались, что у него после выговора случился сердечный припадок.
На сочинение нового лозунга ушло три дня, 11 апреля в «Правде» появилась поправка, разъяснявшая, что призыв нужно читать в новой редакции: «Братский привет трудящимся Социалистической Федеративной Республики Югославии, строящим социализм! Да здравствует вечная, нерушимая дружба и сотрудничество между советским и югославским народами!»[72] (11 апреля у Козлова случился инсульт и паралич).
Всем известно, что существует целый штат людей, которые пишут тексты, редактируют и.т.д. Однако отвечают все же те, кто произносит эти речи. Думается, будет неправильно умалять груз ответственности этих лиц. Только по описи документов личного архива Ф.Р.Козлова можно представить умственную нагрузку на секретаря ЦК КПСС[73].
А вот небольшой отрывок из книги воспоминаний А.И. Микояна: «Припоминаю эпизод, когда на Президиуме ЦК Козлов чуть не разрушил весь механизм СЭВа. Однажды, незадолго до его инсульта, на Президиуме докладывал И.В. Архипов о СЭВе. Видимо, интригуя против меня (я курировал наше представительство в СЭВе), Козлов выступил очень резко против нашей деятельности в СЭВе. Конечно, не по существу, не конкретно, так как он не знал сути работы этой организации, да и знать не хотел. У меня тоже время от времени возникало неудовлетворение работой СЭВа, но я искал пути, как улучшить эту работу. Козлов же стал все огульно хаять, грубо обзывать Архипова, назвав дураком, что было недопустимым на официальном заседании. Более того, он предложил Хрущеву потребовать от социалистических стран Европы отказаться от правила единогласия в СЭВе и перейти к решению вопросов простым большинством, отменив право вето каждого из участников. Это был чрезвычайно опасный шаг: и так со стороны Польши, Румынии, Венгрии было недовольство навязыванием им определенных решений, а лишить их права на вето означало бы пойти на риск прямого конфликта, саботажа деятельности СЭВа. Потенциально такой конфликт мог потянуть за собой и другие конфликты. Услышав такое, я решил опередить Хрущева – его реакция была непредсказуемой – и вмешался. Это – суверенные государства, – сказал я. – Заставить их подчиняться большинству, которое мы, конечно, почти всегда себе обеспечим, значит, посягнуть на их суверенитет. Мы уже имели события в Венгрии и Польше. Только право вето позволяет иметь СЭВ. Козлов не понимает простых вещей.
«Фрол, – сказал я, обращаясь уже непосредственно к нему, – ты называешь людей дураками, хотя в данном случае больше это слово относится к тебе самому». Я не на шутку рассердился, говорил очень горячо, сознательно пошел на грубость, чтобы защитить Архипова и спасти СЭВ, а Козлова поставить на место. Хрущев в такой обстановке уже не мог его поддержать – право вето в СЭВе было сохранено.
Тем не менее Хрущев продолжал называть Козлова своим преемником. Он абсолютно в нем не разобрался. Оставить Козлова в качестве первого человека было бы катастрофой для страны. Надеюсь, многие выступили бы против. Я бы сделал это первый. А если бы ему удалось добиться поста Первого секретаря, я обязательно немедленно подал бы в отставку. Зная его, я хорошо представлял, насколько он был опасен: мог попытаться действовать сталинскими приемами без ума и силы Сталина и принес бы много бед в любом случае. Он уже успел внести в Устав партии изменения, которые по сути гарантировали избрание в партийные комитеты любого непопулярного деятеля».
Есть сведения, что чем дальше, тем больше Ф.Р. Козлов выражал несогласие с Н.С. Хрущевым по важным вопросам проводимой первым лицом государства политики, что многие члены тогдашнего руководства рассматривали кандидатуру нашего земляка в качестве замены терявшему авторитет Хрущеву. Есть также свидетельства, что летом 1964 года они серьезно поссорились, и это роковым образом повлияло на здоровье Фрола Романовича.
Из воспоминаний Шелепина: «Помню случай на охоте в Беловежской пуще. Поставили нас по местам, и оказалось, что Козлов стоит на номере рядом с Хрущевым. Кабана, конечно, на них погнали. Выстрел – кабан лежит. Тут Фрол расхвастался: «Хорошего кабана я завалил». – «Нет, это я», – возразил Хрущев. – «Нет, я». Стали спорить, а Хрущев был самолюбив, упрям. Достает свои пули: «Вот мои пули, вот его – режьте кабана!» Ну и оказалось, что пуля Хрущева. Тот приказал ее вымыть и с тех пор всегда носил с собой. На заседаниях вынет ее, играет ею, постукивает по столу. Фрол мертвел при виде пули. С тех пор и заболел. Вскоре с ним случился инсульт, после которого возвратиться к работе уже не смог»[74].
Разлад с Н.С. Хрущевым, проблемы по службе, вероятно, и послужили причиной инсульта. Дело осложнилось тромбофлебитом. Врачи сказали, что работать с прежней силой Козлов уже не сможет.
Н.С. Хрущев чувствовал себя виноватым в болезни Ф.Р. Козлова. И когда его перевели из больницы на дачу, поспешил навестить и подбодрить. Несмотря на разлад, Н.С. Хрущев очень нуждался в нем, в его уверенности, дальновидности, хладнокровии и расчетливости. Вспоминает сын Н.С.Хрущева: «Отец приехал его навестить. Был выходной день, и, как обычно, он захватил с собой меня. Раньше Козлов часто бывал у нас дома, и наши семьи хорошо знали друг друга. Дача Козлова располагалась неподалеку, сразу же за Успенским.