О ныряющем катере (я идею подавал).
Отказались от под флота – для Черного и Балтийского моря. Стоит подумать о подходящей конструкции лодки для этих морей.
Подумать, чтобы во флоте подводном было больше сверхсрочных людей.
На базах Военно-Морского Флота жилье иметь для офицерского и матросского состава (сборные дома).
Для детей – иметь интернаты.
По гражданскому – директоров заводов поднимали: приписать им жилой фонд.
Приравняли зарплату – поправить.
По ракетам – пересмотреть программу.
Поручить Малиновскому более глубоко изучить и обсудить.
Взвесить соотношение.
Разумно подойти и подсчитать.
Экономно расходовать средства.
О количестве целей.
10, 25, 250 – а если будет вопрос – Малиновскому.
Крен взять на строительство подземных стартов, под 200 приспосабливать 36–16 один старт. (Для справки. Имеются в виду ракеты УР-200, Р-36 и Р-16).
М.б. Во времени растянуть.
Месяц – срок». [148]
Все вопросы, затронутые Н.С. Хрущевым, имеются в перечне документов Ф.Р. Козлова, по которым он принимал решения.[149]
Интересна в связи с этим книга Черток Б.Е. «Ракеты и люди».
Высокое военное и партийное руководство страны, пишет он, решило закрыть работу по разработке межконтинентальных крылатых ракет-носителей ядерного заряда: «Буря» – руководитель Семен Алексеевич Лавочкин, «Буран» – Владимир Михайлович Мясищев. Научным руководителем этих проектов являлся академик Келдыш. К этому времени Р-7А приняли на вооружение.
Группа конструкторов обратилась с письмом к Хрущеву с просьбой о продолжении работ по этому проекту. Их поддержали научный руководитель проектов «Буря» и «Буран» академик Келдыш и министр обороны Малиновский. Хрущев же заявил, что их работа бесполезна, и поручил Секретарю ЦК КПСС Ф. Козлову собрать всех заинтересованных в этом деле, чтобы разъяснить ошибочность их позиции.
На совещании заместитель Лавочкина Черняков попытался доложить о результатах пусков. Козлов его перебил.:
– Ну что вы хвастаете, что достигли скорости 3700 км/час? У нас ракеты теперь имеют скорость больше 20 000 км/час!
Черняков понял, что технические аргументы бесполезны. Когда появился Малиновский, Козлов в резкой форме сделал ему замечание, почему он поддержал просьбу о продолжении работ, ведь Никита Сергеевич сказал, что это бесполезно.
Министр обороны не нашел ничего лучшего для защиты, кроме фразы: «Это меня конструктора попутали».
На высоком правительственном, научном и военно-техническом уровне решали судьбу межконтинентальных крылатых ракет.
Надо сказать, что 1962 год для Ф.Р. Козлова стал, на мой взгляд, тяжелым и, видимо, переломным во взаимоотношениях с Н.С. Хрущевым. Почему? Судите сами. События в Новочеркасске. Н.С. Хрущев послал его навести порядок[150]. 10 мая 1962 г. на заседании Президиума ЦК КПСС заслушали его Информацию о событиях в Новочеркасске. Н.С. Хрущев сказал: Хорошо провели акцию. Другого выхода у нас не было. Большинство поддерживает».
Признаюсь, только теперь понял, почему в Новочеркасск послали именно Ф.Р. Козлова. Во-первых, он имел авторитет в Вооруженных Силах, их применение не исключалось, что и произошло. Нужен был решительный человек. Без сомнения, Новочеркасск не прибавил здоровья Ф.Р. Козлову.
Не менее драматичным стал для него и Карибский кризис.
Президиум ЦК КПСС, исходя из опубликованных протоколов заседаний, собирался тогда 13 раз.
Вопросы готовили при участии Ф.Р. Козлова. Мирно разрешился конфликт, потому что противоборствующие стороны осознали череду катастрофических последствий. Американский министр обороны Р Макнамара позже признал, что, несмотря на многократное преимущество США над СССР по стратегическим ядерным боезарядам (примерно 5000 против 300, то есть 17 к 1), «одно понимание того, что, хотя подобный удар и разрушит Советский Союз, но ведь десятки его ракет уцелеют и полетят на Соединенные Штаты, удержало нас даже от рассмотрения возможности ядерного нападения на СССР».[151]
У Ф.Р. Козлова карибские события оставили, вероятно, не один рубец на сердце. Он понимал авантюрность операции размещения советских ракет на Кубе, под носом у США, но как человек «идеологически подкованный», строгой партийной дисциплины, заряженный на то, чтобы показать янкам «кузькину мать», он порой ломал себя, шел до конца, хотя холодок отношений между ним и Н.С. Хрущевым уже пробежал. Н.С. Хрущев ценил Ф.Р. Козлова за то, что он знал свое дело, отвечал за него, без колебания принимал решения.
Приведу эпизод из книги Б.Е. Черток «Ракеты и люди»: «Горячие споры разгорелись по поводу продления полета П. Поповича до четырех суток. (12 августа 1962 г. – корабль «Восток-4»). Вначале согласились сажать обоих космонавтов по программе: Николаева – после четырех суток на 65 витке и Поповича – после трех на 49-м. Однако даже в таком, казалось бы, простом вопросе: «Продлить ли еще Поповичу полет на четвертые сутки?» – Смирнов и Королев не взяли на себя ответственность и решили доложить Хрущеву.
Хрущев спокойно ответил, что если по технике и самочувствию Поповича нет замечаний, то «…почему мы должны его обижать? Запросите и, если он желает и может летать дольше, разрешите ему полет на четвертые сутки».
Таким образом, ответственность переложили на Хрущева.
Аналогично поступил и маршал Руденко. Он доложил маршалу Гречко, который тоже не возражал против четырех суток для четвертого по счету космонавта.
Госкомиссия собралась еще раз. Королеву, Каманину и Гагарину поручили переговорить с Поповичем и выяснить его самочувствие.
Павел Романович, пародируя Воскресенского, бодро ответил, что самочувствие превосходное – «перьвий сорт!»
После этого решили снова доложить «наверх», и Смирнов опять связался с Хрущевым и Козловым. И еще раз Хрущев дал свое согласие».[152]
Глава IX«Равновесие» оборонки
В годы «холодной войны» советские люди жили за «железным занавесом», но осваивали и производили многое из того, что делали на западе; не хуже, а иногда и лучше. Именно тогда был создан тот фундамент, на котором в последующие годы так бурно развивалась космонавтика.
В его закладку были втянуты сотни тысяч человек. Для одних работа не требовала крутой перестройки в жизни, для других – она начиналась в «почтовых ящиках» оборонного производства.
В «холодной войне» не было миллионов убитых на полях сражений. Но в КБ, лабораториях, засекреченных цехах и на полигонах напряжение, а порой и героизм, не уступали тому, который проявляли люди, создававшие оружие для фронта во время войны. И послевоенные годы были наполнены подвигами. Ими вправе гордиться не только мое поколение, но и весь народ теперь уже бывшего СССР. Его развал, отнюдь, не может служить оправданием для девальвации созидательных и героических исторических фактов.
Огромная работа, проводимая в ракетно-космической отрасли, военно-промышленном комплексе, была невидима, неизвестна обществу в той славе, которую она заслуживала, которой мы гордились, слушая сообщения ТАСС. Даже генеральный конструктор ракетной техники С.П. Королев иногда раздражался: «Весь мир славит Гагарина и Титова. В путешествиях их сопровождает генерал Каманин, на людях показываются другие военные в летной форме и военные врачи, а о главных конструкторах и создателях ракетной техники – ни слова».[153]
Это говорил человек, действительно, обладающей государственной тайной.
Еще пример.
На «совершенно секретном» проекте Указа Президиума Верховного Совета СССР (апрель 1963 г.) о присвоении звания Героя Социалистического Труда работникам, особо отличившимся при создании новых кораблей с ракетным вооружением для Военно-Морского флота, имеется фраза: «Без опубликования в печати». Можно пройти мимо этого факта, но все-таки речь идет о ракетном вооружении. В списке представленных к награждению из 50 человек есть и главные конструкторы, и руководители предприятий, рабочие и служащие (30 процентов). Можно ли считать секретом то, что в списке фамилия, имя, отчество даже слесаря завода по судостроению. Порождали тайны…. Люди не жалели себя, старались, творили мощь страны, а народ о них ничего не знал. Не всем это было безразлично. В государственном архиве есть письма, на которые я вскользь обратил внимание, а потом, подумав, решил использовать в данной книге. В них не о достижениях в покорении космоса, а производственная разборка. Письма дошли до Н.С. Хрущева и до ЦК КПСС. Одно письмо в ЦК КПСС направил секретарь Ленинградского обкома КПСС Романов, другое, на имя Н.С. Хрущева – коллектив рабочих.
«28 октября 1962 г.
Первому секретарю Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза тов. Хрущеву Никите Сергеевичу.
Мы, коммунисты партийной организации цеха № 39 завода имени А.А. Жданова г. Ленинграда, возмущены индивидуальным руководством нашего секретаря партийной организации тов. Умовского Ю.М. и начальника цеха тов. Колесникова А.Е., которые, пользуясь случаем юбилейного праздника нашего завода, в индивидуальном порядке, нарушая нормы партийной жизни, унижая роль партийного бюро, не соблюдая демократических прав нижестоящих организаций, а именно: без участия цехового комитета, подставив некого Иванова вместо председателя цехового комитета, который не уполномочен цеховым комитетом для рассмотрения жизненно важных вопросов цеха от имени коллектива. Приложив свои подписи, представили в списке на присвоение звания Героя Социалистического Труда рабочего нашего цеха тов. Волкова С.В.
Трудящиеся цеха и завода, узнав это, глубоко возмущены и вынуждены были поставить этот вопрос на повестку дня партийного собрания цеха, где были вскрыты следующие факты.