– Тебя послушать, девяносто минут – ерунда, – проворчала Тори. – Для префектов, может, и ерунда, вы же настоящей абстракции не пробовали. Не подозреваете, каково нам ее потерять. Если бы твое начальство прислало специалиста поопытнее, посолиднее, хоть немного владеющего материалом…
Талия почувствовала, как внутри у нее что-то хрустнуло, словно косточка надломилась.
– Может, я и не в курсе, каково вам потерять абстракцию, но скажу одну вещь… Пару дней назад я участвовала в организации блокады. Жуткая получилась операция, мы эвтаназию применяли. В общем, не смейте говорить со мной как с зеленой практиканткой.
– Не воображайте, что я… – начала Пола Тори.
– Погодите! – перебила Талия. – Я не все сказала. Далеко не все. После организации блокады – при всех потерях – операцию сочли успешной; моему начальнику поручили расследовать убийство девятисот с лишним мирных жителей. И это не считая экипажа корабля, который сожгли за соучастие в преступлении, а экипаж его, по всей видимости, не совершал. Мой начальник до сих пор занят тем расследованием. Его начальник разрывается на части, занимаясь несколькими делами одновременно. Другие префекты заняты предотвращением войны между Блистающим Поясом и ультра, а сами готовятся к гражданской войне, которая, вероятно, вспыхнет, когда выяснится, кто уничтожил Раскин-Сарторий. – Талия скрипнула зубами и поочередно оглядела присутствующих. – Бывают у нас и недели попроще, но эта получилась жаркой. Возможно, вы уверены, что девяностоминутная потеря абстракции равнозначна нашим мытарствам. Уверены так уверены, ваше право. По мне, вы никчёмы, увязшие в жалости к себе, а вам бы радоваться, что живы.
Никто не ответил. Все смотрели на Талию разинув рты, словно лишились дара речи.
– Ничего личного, – скупо улыбнулась Талия. – Наверное, я тоже хныкала бы, если бы любимую игрушку отняли. Просто давайте смотреть на проблему шире. Это же не конец света. – Она заметно расслабилась, давая понять, что словесной трепки пока хватит. – Вы сказали, что остановился поезд, – обратилась Талия к женщине в алом платье. – Он до сих пор стоит?
– Д-да, с-стоит д-до сих п-пор, – пролепетала женщина, запинаясь.
– Я надеялась вернуться этим поездом к стыковочному узлу. Как я уже говорила, скоро нам помогут в любом случае, но, если желаете, я могу связаться с «Доспехами» с катера.
– А бортовой передатчик работает? – спросил пристыженный Келлибо.
– Наверняка. Он за пределами Дома Обюссонов, значит местное отключение абстракции его не затронуло. Видимо, мы застряли здесь надолго, если, конечно, вы не знаете, как еще можно добраться до стыковочного узла.
– Воздушного транспорта не вижу, – сообщил мужчина с клоунским лицом. – Наверное, вместе с волантором сели и другие корабли.
– Можно пешком дойти, – проговорил Парнасс. – До полюса меньше десяти километров.
– Ты серьезно? – изумилась Пола Тори.
– Никто не заставляет тебя идти с нами. – Парнасс кивнул на Талию. – Девочка права: едва новость разлетится по Поясу, сюда направят помощь. Но если, как она утверждает, «Доспехам» сейчас несладко, ждать не час и не полтора. Два часа, три, а то и дольше.
– Что даст пеший переход? – спросила Тори.
Парнасс пожал широкими крестьянскими плечами и засучил рукава, обнажив мускулистые ручищи, поросшие рыжим волосом.
– Немного, помимо шанса встретить техбригаду прямо на узле. Талия объяснит, что именно делала, прежде чем система вышла из строя. Верно, дочка?
– Мы сэкономим время, – добавила Талия. – Если попадем на узел, я свяжусь с «Доспехами» и проконсультирую бригаду еще до того, как она сюда прибудет. – «Предполагаемую бригаду, – напомнила себе она, – которая может и не вылететь». – В любом случае это лучше, чем сидеть здесь. Сама я сейчас бессильна и с системой ничего не сделаю.
– Наши сограждане префекту в форме вряд ли обрадуются, – заметил Парнасс. – Можешь напороться на восемьсот тысяч готовых к самосуду.
– Беситься они могут сколько душе угодно, – отозвалась Талия, для храбрости поглаживая хлыст-ищейку. – Если вздумают пальцем меня тронуть, с удовольствием покажу, чем это чревато.
– Вот это дерзость! – пробурчал Парнасс. – Мне нравится.
Талия поняла: грубоватый хранитель музея – единственный, кто целиком на ее стороне. Возможно, несмотря на случившееся, он проникся невольным уважением к ее умению работать с киберсистемами. Или же защищает ее в пику остальным.
– Десять километров мы пройдем за пару часов, – сказала Талия. – Это если не делать крюков у оконных полос.
– Никаких крюков – по крайней мере, больших, – пообещал Парнасс. – Под железной дорогой есть пешеходные переходы, ими и воспользуемся. Если они вдруг заблокированы, имеется лесопарковая зона. Много зелени, можно спрятаться от чужих глаз.
Талия кивнула: она видела через оконные полосы, где тянутся обрамленные деревьями акведуки и железнодорожные виадуки.
– До узла еще четырехкилометровый подъем, – напомнила Талия.
– Тут проблем не будет, – проговорил Катбертсон, неуверенно подняв руку. – Воланторам нужна абстракция и Чудо-Птице тоже. А лифтам не нужна. Не вижу причин, чтобы им не работать.
– Тогда почему поезда стоят? – осведомилась Тори. – У тебя есть объяснение?
– Просто кто-то запаниковал и нажал кнопку аварийной остановки.
– По всему Дому Обюссонов? – подначила женщина в алом платье. – Я уже давно смотрю в это окно и вижу шесть-семь рельсов. Будь я проклята, если за все время по ним прошел хоть один поезд.
Катбертсона этот довод слегка смутил.
– Значит, люди запаниковали и не поехали. Или техслужба решила перестраховаться и остановила поезда.
– Если так, то и лифты не работают, – заметила женщина.
– Не знаю. По-моему, у лифтов другой энергопоставщик, не техслужба. Ничто не мешает нам это выяснить. – Катбертсон повернулся к Сайрусу Парнассу. – Я с вами, хранитель. Чудо-Птице доверим разведку, пусть оберегает нас от встречи с недовольными.
– Разве сова может летать? – спросила Талия. – Она так дергается.
– Ничего, она уже приспосабливается. – (Механическая сова повернула круглую голову к Катбертсону.) – Малыш, ты же приспособишься?
– Я птица чудесная!
– Итак, нас трое, не считая совы, – подытожила Талия. – Три – хорошее число. Если попадемся, хоть подозрений не вызовем.
– Я тоже с вами, – заявил Келлибо. – Кто лучше меня знает местные сады и парки?
– И я, – проговорила Мэриэл Редон.
– Вы уверены? – спросила ее Талия. – Здесь безопаснее. Отсидитесь, пока техбригада не прибудет.
– Я уже решила. Сидеть без дела и ждать не по мне – нервничаю.
Талия понимающе кивнула.
– Пожалуй, пять – это максимум. Слишком большая группа пойдет слишком медленно. Остальным лучше сидеть и ждать восстановления абстракции.
– Вы теперь приказы отдаете? – спросила Пола Тори.
– Да, похоже на то, – подумав секунду, ответила Талия. – Вы уж привыкайте, мэм.
Откровения сочленительницы Дрейфус слушал с полной уверенностью, что лгать ей незачем.
– По-моему, я знаю, кто такая Аврора, – медленно проговорил он. – Только здесь ей не место. Ни здесь, ни где-то еще. Она должна была умереть… закончить свое существование пятьдесят пять лет назад.
– Кто она?
– Если имя не присвоила другая личность, мы столкнулись с погибшей. С одной из Восьмидесяти, группы добровольцев, участвовавших в экспериментах по обретению бессмертия, которые проводил Кэлвин Силвест. Вы знаете, о чем я?
– Разумеется. У нас эксперименты Силвеста вызывают отчаяние и ужас. Его методы в корне ошибочны. Провал был неизбежен.
– Только проект Силвеста, похоже, не провалился, – возразил Дрейфус. – Аврора Нервал-Лермонтова и не думала погибать. Вопреки официальным данным, как минимум один из трансмигрантов выжил.
– У вас нет доказательств.
– Я знаю, что этот астероид принадлежит ее семье. Вы готовы мне довериться? – спросил Дрейфус, словно эта мысль только пришла ему в голову.
– Обернитесь, – ответила женщина, немного поразмыслив. – Вашим скафандром я больше не управляю, а коммуникатор по-прежнему отключен.
Дрейфус обернулся. Женщина тоже была в скафандре, но сочленительской конструкции, блестящем, как дорогой шоколад. Сперва голову скрывал черный овоид шлема, но вот он сложился в подобие кружевного воротника на разъемном кольце, и Дрейфус увидел лицо.
Встречаются на Блистающем Поясе персонажи и поколоритнее. На первый взгляд обычное человеческое лицо. Дрейфус дал бы ей лет сорок, только понимал, что она старше, куда старше, ведь сочленители живут не меньше, чем представители других трансчеловеческих фракций. Светло-зеленые глаза светились умом, широкие скулы были усеяны веснушками, челюсть казалась слишком массивной, но пропорциями идеально соответствовала другим чертам лица. Лысую голову венчал пестрый гребень. Он начинался посреди лба и свидетельствовал об увеличенной внутричерепной полости, необходимой для перегруженного, напичканного имплантатами мозга.
Самое необычное в сочленителе скрыто под кожей и костями. Жители диких анклавов нанимают миксмастеров, чтобы придать своей внешности экзотичности, но на функциональное строение мозга почти не покушаются. По способу обработки данных даже подключенные к абстракции экстремального уровня остаются людьми. К женщине-сочленителю это совершенно не относилось. При необходимости ее сознание работало в человеческом режиме, но его истинную сущность Дрейфус понимал не лучше, чем конь – алгебру.
– Имя свое не скажете? – осторожно спросил Дрейфус.
– Для вашего удобства назовусь Клепсидрой. Если так сложно, зовите меня Водяные Часы или просто Часы.
– Вас послушать, это имя не настоящее.
– От моего настоящего имени у вас голова треснет, как полено под топором.
– Клепсидра так Клепсидра. Чем именно вы здесь занимаетесь? Если, конечно, готовы сказать.
– Выживаю. В последнее время это задача не из легких.