– Префект… – начала она.
– В чем дело?
– Ты говорил… ну, когда в последний раз сюда заглядывал… Боялся, что спровоцировал аварию своим запросом, помнишь?
– Ошибся, – отмахнулся Дрейфус. – Аварии не редкость.
– Только не у нас в архиве. Я проштудировала журнал поиска и поняла, что ты прав. Из запросов, обработанных турбинами за секунду до аварии, твой прошел последним. Ты искал данные о семье Нервал-Лермонтовых?
– Искал, – осторожно подтвердил Дрейфус.
– Сразу после того, как твой запрос попал в стек процесса, турбина превысила максимально допустимую скорость вращения и менее чем за секунду разлетелась на куски.
– Это наверняка совпадение.
– Ну вот, префект, теперь я тебя убеждаю. Что-то пошло не так, но в совпадения я не верю. Операционная логика таких устройств непроста, авария уничтожила процессорное ядро почти целиком, но если бы я ухитрилась его восстановить, то почти наверняка нашла бы ответ, который и так уже знаю. Аварию спровоцировал твой запрос. В операционную логику поставили мину-ловушку, ожидавшую его, чтобы взорваться.
Дрейфус задумался. Эта версия во многом совпадала с его собственными подозрениями, но в изложении Траяновой она воспринималась совершенно иначе.
– Ты правда думаешь, что кто-то мог такое устроить?
– При желании я сама бы это сделала. Другим пришлось бы куда сложнее. Там высокая степень защиты, и, честно говоря, не представляю, как можно ее обойти, но кому-то удалось.
– Спасибо за откровенность, – тихо произнес Дрейфус. – С учетом случившегося, тебя радует, что я своими запросами больше не наделаю бед?
– Никаких гарантий, но на оба рабочих цилиндра я поставила ручной ограничитель скорости. Какие бы ловушки ни таились в логике, турбинам вряд ли удастся саморазрушиться. В общем, вперед. Что нужно, о том и спрашивай.
– Спрошу, – пообещал Дрейфус, – но очень осторожно.
Дельфин Раскин-Сарторий оценивающе оглядела Дрейфуса холодными как лед, светло-бирюзовыми глазами.
– У вас усталый вид. Куда более усталый, чем в прошлый раз, хотя вы и тогда плохо выглядели. Что-то стряслось?
Дрейфус прижал толстый палец к виску, где билась жилка.
– Дел многовато.
– В расследовании успехи есть?
– Вроде да. Я догадываюсь, кто стоит за уничтожением вашего анклава, но пока не вижу мотива. Очень надеюсь, вы проясните пару моментов.
Дельфин поправила грязные черные волосы – убрала выбившиеся пряди под тряпку.
– Сперва вы кое-что проясните для меня. Кто ваш подозреваемый?
Дрейфус хлебнул из термоса кофе, которое создал себе, прежде чем войти в комнату.
– Мы с напарником проанализировали цепь доказательств, попробовали выяснить, кто отправил сообщение и заставил вас прервать переговоры с Дравидяном. Зацепка вывела на другую семью.
Дельфин прищурилась.
«Неподдельный интерес», – подумал Дрейфус.
– На кого же?
– На Нервал-Лермонтовых, – ответил Дрейфус, чувствуя, что ступает на минное поле. – Знаете их?
Дельфин чуть заметно пожала хрупкими плечами, обтянутыми испачканной белой блузой.
– А кто не знает? Лет пятьдесят-шестьдесят назад они были на слуху.
– С вашей семьей Нервал-Лермонтовы как-то связаны?
– Если связаны, то я не в курсе. Мы вращались в разных социальных кругах.
– Так у Нервал-Лермонтовых нет очевидных причин вредить вашей семье?
– Ни единой. Если у вас есть версия, я с удовольствием ее выслушаю.
– У меня с версиями туго, – покачал головой Дрейфус. – Я надеялся, у вас что-нибудь есть.
– Это не ответ, – буркнула Дельфин. – Похоже, версия, которую вы прорабатывали, завела вас в тупик. Нервал-Лермонтовы не стали бы вредить моей семье. Они настрадались, но это не делает их убийцами.
– Вы об Авроре?
– Префект, она была совсем молоденькой. Устройства Кэлвина Силвеста высосали ей мозг, превратив в выпотрошенное зомби.
– Да, я в курсе.
– Что вы от меня скрываете?
– А если один из Нервал-Лермонтовых что-то затеял?
– Например?
– Например, захват части Блистающего Пояса.
Дельфин задумчиво кивнула:
– Чисто гипотетически это возможно, но, если бы такое впрямь творилось, вы сказали бы мне?
– Чисто гипотетически. – Дрейфус скупо улыбнулся. – Могла бы ваша семья чинить препятствия таким затеям?
– Какие еще препятствия?
– Все доказательства, имеющиеся в моем распоряжении, говорят, что атаку на ваш анклав устроил некто, связанный с семьей Нервал-Лермонтовых. Дравидян был невиновен, его подставили. На его корабль, в его экипаж, проник некто, знающий, как спровоцировать выхлоп квантового двигателя.
– Зачем?
– Дельфин, если бы я мог ответить! Впрочем, версия есть: кто-то или что-то на Раскин-Сартории угрожало тем честолюбивым планам.
– Понятия не имею, кто это или что! – с вызовом проговорила Дельфин. – Жили мы замкнуто. Энтони Теобальд пытался выдать меня замуж и породниться с владельцами большого промышленного синдиката. У него были друзья, которые прилетали в гости, но я с ними незнакома. Вернон хотел быть со мной, даже если бы это означало отвержение от его семьи. Я занималась творчеством…
При втором допросе Дельфин упомянула гостей Энтони Теобальда, но, едва Дрейфус попытался выяснить подробности, замкнулась. Дело в семейном секрете, который она поклялась не раскрывать? Похоже на то. Давить Дрейфус не стал, он хотел завоевать ее доверие, только ведь до бесконечности тянуть нельзя. Нужно подойти к этому вопросу с другой стороны.
– Поговорим о творчестве. Может, в нем ускользающая от нас разгадка?
– Но мы это уже проходили: искусство только предлог, маскировка истинного мотива убийства.
– Хотелось бы в это верить, но связь то и дело всплывает. Семью, уничтожившую ваш анклав, с Домом Силвестов связывала трагедия Авроры. Ваш прорыв в творчестве, работы, которые принесли вам популярность, вдохновлены полетом Филиппа Ласкаля к завесе. Ласкаль «гостил» у Дома Силвестов, когда утонул в пруду с рыбками.
– Неужели те мерзавцы везде и всюду?
– Может, и так. Я почти уверен, что связь есть.
Дельфин долго молчала, и Дрейфус решил, что его с презрением игнорируют. Мол, куда полицейскому в искусство лезть!
– Я уже объясняла вам. Не помню, над чем работала, но вдруг остановилась и почувствовала: мою руку направляют, заставляют ваять Ласкаля.
– А дальше?
– Добавить почти нечего. Духовная связь возникла внезапно, меня словно молнией ударило. К теме Ласкаля я обратилась не из интереса к его персоне. Мне просто не оставили выбора. Тема требовала внимания, притягивала как магнит. С той минуты Ласкаля я игнорировать не могла: оставалось либо отдать дань его памяти, либо умереть как художник.
– Филипп Ласкаль говорил через вас, использовал в качестве медиума, чтобы рассказать о пережитом?
– Префект, я не верю в жизнь после смерти, – ответила Дельфин, хмуро взглянув на Дрейфуса.
– Но ведь ощущение было именно такое?
– У меня возникло необъяснимое желание, – проговорила Дельфин так, словно признание далось ей очень-очень трудно, – потребность довести серию до конца.
– Словно вы говорили от имени Филиппа?
– От имени мертвых не говорят, – возразила Дельфин. – То есть по-настоящему не говорят. Но если хотите, назовем это именно так.
– Я назову это, как удобно вам. Вы же были скульптором.
– Не была, а есть, префект. Думайте обо мне что хотите, но творческий порыв я чувствую так же остро, как прежде.
– Значит, если выдать вам газовый резак и большой камень, вы начнете ваять?
– А я о чем?
– Простите, Дельфин, я не придираюсь, просто еще не встречал таких напористых бета-симов.
– Смо́трите мне в глаза и видите человека?
– Порой вижу, – признался Дрейфус.
– Если бы ваша жена погибла иначе, вы бы и ко мне относились иначе, верно? Не отрицали бы право беты называть себя живой.
– Гибель Валери ничего не изменила.
– Вам так кажется, а вот я не уверена. Взгляните на себя в зеркало. На душе у вас рана. Что бы ни случилось в тот страшный день, вы рассказали не все.
– Зачем мне что-то скрывать?
– Наверное, не желаете с чем-то примириться.
– Я уже со всем примирился. Я любил Валери, но она погибла. Прошло одиннадцать лет.
– Человек, который приказал убить работников СИИИ, чтобы остановить Часовщика…
– Верховный префект Дюсолье, – перебил Дрейфус.
– Неужели его решение столь ужасно, что он потом не выдержал и покончил с собой? Разве это была не чрезвычайная, но необходимая мера? Разве не было гуманно даровать тем несчастным быструю и безболезненную гибель? Особенно если представить, что сделал бы с ними Часовщик?
Прежде Дрейфус лгал Дельфин, а сейчас чувствовал: нужно сказать правду, иначе будет просто непорядочно.
– Дюсолье оставил предсмертную записку. – В горле пересохло, Дрейфус говорил медленно, словно это его допрашивали. – Он написал: «Совершена ошибка. Зря мы так поступили с институтом. Искренне раскаиваюсь в том, что сделано с людьми, упокой Господь их души».
– Не понимаю, в чем тут раскаиваться. У него не было выбора.
– Именно это я твердил себе одиннадцать лет.
– Вы думаете, трагедия разыгралась иначе?
– Есть одна нестыковка. По официальным данным, ракетно-бомбовый удар нанесли сразу же после эвакуации Джейн Омонье. К тому моменту Дюсолье и его префекты поняли: спасти застрявших сотрудников СИИИ не удастся, а Часовщик может в любой момент перебраться в другой анклав.
– Так в чем нестыковка?
– В шести часах, – ответил Дрейфус. – Ровно столько на самом деле прождал Дюсолье, прежде чем выпустить ракеты. Этот факт умалчивали, но на Блистающем Поясе, напичканном мониторами и дисплеями, подобное не скрыть.
– Но кому, если не префекту, выяснять, что случилось за те часы?
– Даже с допуском «Панголин» я раскопал только это.
– Почему бы не спросить у кого-нибудь? У Джейн Омонье, например?