– Что за нелепость? – не выдержал Морской. – К примеру, это ведь могла быть дама, приехавшая посмотреть Мессинга, испугавшаяся взрыва и забравшая авто попозже, когда все улеглось…
– Могла, – согласился Игнат Павлович. – Но лучше бы, чтоб нет. С ее наличием у меня есть веский повод подозревать кого-то, кроме Николая. Другой хоть сколько-то стройной версии у нас нет. Убраться оттуда после взрыва можно было только через окно! И найти эту женщину, по идее, будет несложно. Не очень просто – как оказалось, у нас в городе довольно много таких «фордов» и не так уж мало женщин, которые могли бы ими воспользоваться. Но и не очень сложно. Всех поименно можно перепроверить, по крайней мере. Еще бы мне понять ее мотив… Прям жаль, что золота на самом деле не было… – Ткаченко мечтательно вздохнул и, кажется, опомнился. – И еще надо как-то сопоставить все это с показаниями Николая… Он говорит совсем другое, и никакая женщина в его воспоминаниях не фигурирует. И я, как ни крути, обязан подозревать, что он покрывает эту женщину нарочно. А значит, она была сообщницей…
Тут следователь, видимо, вспомнил, что собирался ничего не рассказывать Светлане и девочкам. – Так! Время не ждет! – нервно озираясь, выпалил он. – Я должен быть сейчас совсем в другом месте. Морской, до завтра! С остальными даже не прощаюсь, потому что и здороваться не должен был. Счастливо!
Он втянул голову в плечи, настороженно огляделся и собрался убегать.
– Стойте! – Света повисла у него на руке. – Немедленно скажите, что именно рассказывает Коля! И все подробности! И план дальнейших действий! Ой! – Она вдруг разжала ладошки и бессильно опустилась на скамейку. Сняла очки, потерла глаза, поморгала. – Это от усталости, не бойтесь!
Все разом кинулись ей помогать.
– Да просто закружилась голова и нету сил ругаться… – запричитала Света, отбиваясь. – Пожалуй, – она с грустью посмотрела на Игната Павловича, – вам и правда нужно идти… Но вы, – Света сурово показала пальцем на Морского, – не упустите завтра ничего из его слов…
– Обещаю, – заверил папа Морской и, чтобы не смущать Валентину Семеновну поздним визитом постороннего мужчины, попросил Ларису с Галочкой проводить Свету в комнату самостоятельно.
Внутри их ждали новые сюрпризы.
– Постойте-ка, девушки! – сказал-прокашлял отец соседа Сени, раскрыв свой сундук так, что крышка перегородила доступ к лестнице наверх. – Вы мне зимой тулуп дарили старый, помнишь, Свет?
Света безразлично пожала плечами, а Ларочка вспомнила рассказ про старый побитый молью тулуп, который остался у Валентины Семеновны еще со смерти Колиного папы и был отдан дедугану-лешему на обогрев.
– Я его выменял! – похвастался старик. – На теплое белье себе к зиме. – Он выудил из своего сундука аккуратный сверток. – Особенное, тонкой шерсти подштанники и – видишь что! – практически тельняшка… Никто такое не найдет, а я – нашел. Смекалка потому что и глаз наметанный. Не зря я столько лет магазином заведовал… Держи! – он протянул сверток Светлане. – Будешь нашему парню передачу нести, обязательно от меня это белье приложи. Если в лагерь отправят, это самые нужные вещи. Тепло – главные ресурсы организма.
– Откуда… – начала было Света, но потом бессильно кивнула. – Спасибо! – сказала тихо и поплелась, поддерживаемая девочками, наверх.
– Только это! Если не пригодится, ты ж верни! – прокашлял вслед старик. – Мы с Сенькой и его семейством все вместе верим, что не пригодится!
Едва делегация дошла до коридора на втором этаже, как резко распахнулась дверь соседей Найманов.
– Вот, возьмить, – сказала Клара строго и протянула Свете какую-то бумагу. – Мы обошлись по всем соседям, будет толк.
Света непонимающе уставилась на отпечатанный на машинке текст. Лариса вспомнила, что Клара работает машинисткой, что было куда как странно при ее не очень чистой речи. «Компетентным органам» – было написано в шапке листа «Характеристика от соседей на Горленко Н., проживающего по адресу…»
За спиной Клары появился товарищ Найман.
– Мы все его знаем. Как у вас говорят? Хороший человек, ответственный семьянин, добрый сосед. Он и в субботниках участвовал. Я помню! И фонарь во дворе чинил. Из соседних домов мужики тоже бумагу подписями завизировали. И бабы. Когда хлопотать за Николая будете, обязательно эту характеристику приложите. У нас на заводе парня из комсомола выпереть хотели, он характеристику от соседей принес, и все обошлось.
– Угу, – растерянно кивнула Света.
– Спасибо, – прошептали Лара с Галочкой, хотя их никто и не спрашивал.
– Не надо бояться, – подмигнула вдруг Клара. – Мы всем сказать, что по месту службы Коле характеристика нужна. Для повышения, – тут она улыбнулась. – Пусть боятся!
Благодарности и заверения, что, конечно, передаст бумагу куда нужно, Света бормотала уже в закрытую соседскую дверь.
Девочки зашли в комнату к Горленко лишь на секунду, чтобы удостовериться, что Света добралась до постели, однако, разумеется, тут же были усажены Колиной мамой за стол.
– Володенька уснул, а я чаевничаю. Что ж я вас отпущу теперь без чая? Морской? Да подождет, мы с вами быстро…
– Откуда? – пересказывая свекрови последние события, допытывалась Света, которой от чая, кажется, стало немного лучше. – Откуда они все знают? И почему я раньше не догадывалась, что у нас такой дружный дом? Теперь так неудобно… Я про них гадости думала, а они вон какие все… И, главное, откуда?
– Не знаю, деточка, – пожимала плечами Колина мама. Одной рукой она гладила все же расплакавшуюся Светлану по волосам, другой показывала девочкам, где можно взять сахар. – Мы ведь и сами про них все знаем. И про беды, и про радости. Такой уж у нас дом, такой уж у нас город – все про всех всё знают, все всех ругают, но все всем помогают, когда беда…
Глава 6. На дне
Николай Горленко – то ли действующий, то ли уже бывший старший помощник уполномоченного Харьковского УГРО – тяжело опираясь о стену, стоял у заколоченного окна камеры спецкорпуса Холодногорской тюрьмы и сквозь небольшие щели между досками, щурясь, вглядывался вдаль. Обзор получался, в общем, даже ничего. Вон, слева, Основа. А к югу видна насыпь, по острию которой мчится поезд. Быть может, это дачный. И, может, именно в нем трясется сейчас встревоженная Света, решив, пока все не прояснится, забросить Вовку к деду, в поселок Высокий. Хотя зачем? Дома в Харькове есть бабушка, которая, пока Светик будет хлопотать о муже, присмотрит за мальком. Если, конечно, та сама не сляжет от нервного потрясения. Чай не каждый день у нее сына арестовывают…
Света, мама, малек-Вовка… Как они там? Что знают, что думают, как действуют? Смешно сказать, но все эти странные годы, когда у каждого мало-мальски грамотного человека был припасен «тревожный чемоданчик» на случай ареста, Света с Колей ни о чем таком даже и не думали и никакого плана на подобный случай не имели. Куда стучаться родственникам арестованного? Что нужно делать? Бедная Света, наверное, уже голову сломала. Но вдруг так повезло, что семейство знать ничего не знает? Думают, поди, что Коля в секретной командировке, ждут возвращения… Было бы здорово!
Коля представил, как все сложится, если обстоятельства дела прояснятся еще до того, как дома узнают, где он. Вот его отпустят (с извинениями или нет, не суть важно), вот он заявится домой (предварительно, конечно, нагрянет на работу, чтоб привести себя в порядок и не пугать домашних видом побитой собаки), вот обнимет всех сразу… А потом, уже ночью, после всех слез и объятий, тихонько и обстоятельно расскажет Свете обо всем случившемся. Хотя нет… Не обо всем… Есть вещи, которые и самым близким не расскажешь. Ради их, близких, собственного спокойствия.
Неподалеку за окном раздался звук граммофона. В стоящем прямо во дворе тюрьмы жилом доме сотрудников кто-то крутил «Синий платочек» в исполнении Юрьевой. Света тоже мечтала о такой пластинке! Кто б мог подумать, что модный лирический шлягер, который Коля и покупать-то не хотел, считая глупым собирать пластинки, покажется сейчас таким трогательным и милым. Очень хотелось домой.
«Вот выйду, не побрезгую, пойду в кассу взаимопомощи и куплю Светику граммофон!» – сказал себе Николай и даже солнце глазами поискал, чтобы понять, который нынче час и не закрылись ли еще все необходимые для осуществления этого безумного плана инстанции. Но тут же вспомнил вчерашний разговор с Игнат-Павловичем и осадил себя: заветное «когда выйду» могло затянуться очень надолго. Чуть больше, чем навсегда.
«Врешь, не возьмешь!» – сквозь зубы прошипел Коля знаменитую фразу из фильма про Чапаева и, проглотив скопившийся в горле комок кровавой слизи, превозмогая дикую головную боль, попытался сосредоточиться. Думать не выходило. Получалось только вспоминать. С диким упорством память, словно нарочно, чтобы Коле становилось еще хуже, прокручивала отвратительные подробности всего происшедшего с момента позавчерашнего визита троицы НКВДшников к адвокату Воскресенскому:
У Воскресенского был взрыв. Это точно. Его Коля помнил как в тумане, но все же достаточно хорошо. В отличие от всего, что происходило дальше. Кажется, Николай потерял сознание, накрыв собой находящегося в опасности старика. Пришел в себя, наверное, не скоро. Первым ощущением было облегчение – ребята стащили с Коли какую-то тяжеленную штуку (крыша, что ли, обвалилась в доме от взрыва?), и дышать сразу стало легче. Подняться сам Николай не смог. Парни (ага, значит, к тому времени кто-то уже сообщил в угрозыск о случившемся и выручать Колю прибыли именно знакомые ребята с Короленко!) буквально дотянули Николая до «воронка». На миг сознание прояснилось, и Коля буркнул что-то вроде снисходительного начальского замечания: «Как за стариком заехать, так машины нет, а как здорового мужика, меня то есть, – из-под обломков дома вызволять, так сразу и транспорт нашелся, и вон сколько сотрудников!» Волокущие Колю в «воронок» коллеги покосились, как на сумасшедшего. Усадили сзади, сами сели по бокам. Мотор завелся, и вокруг все снова расплылось – похоже, от тряски голове делалось хуже.