– Саенко? Тот самый? Предупредили бы, что ждете дорогого гостя! – заохала соседка, удаляясь.
Морской с тревогой посмотрел на Галю. С одной стороны, он подсознательно хотел, чтобы она находилась как можно дальше от Саенко. С другой – кто знает, может, этот неожиданный визит спланирован специально для отвода глаз Морского, и стоит Гале выйти на кухню, саенковский помощник Великан к ней подберется.
– Я буду у себя, – в очередной раз прочитав мысли Морского, с достоинством сказала Галя и скрылась за дверями спальни.
– Пойдем-ка на балкон! – распорядился Саенко. – Люблю, знаешь ли, свежий воздух и шум городской улицы. Чем больше шум – тем лучше.
Морской понял, что гость опасается прослушки, об установке которой чуть ли не в каждой квартире давно ходили слухи. Было забавно, что Саенко, с его-то должностью и доступу к секретной информации, верит в эту ерунду.
«Что ж такое секретное он собирается мне сообщить?» – мысленно пытаясь подготовиться к разговору, Морской тянул время, то перетаскивая стулья на балкон, то освобождая изящную литую кабинетную пепельницу. В голове при этом крутилось нелепое: – «Станет юлить или напрямую прикажет устраниться от Колиного дела? Будет расспрашивать про Галю или специально нас разделили, чтобы допросить поодиночке и понять, кто из нас что знает? Понял ли он, что я разгадал причину состояния Воскресенского?»
Морской не предложил гостю ни чаю, ни чего-либо покрепче, всерьез считая, что Саенко лучше не предоставлять доступ ни к чему такому, куда можно было бы подсыпать яд.
– Я слышал, ты играешь в преферанс? – ошарашил вопросом гость.
– Ну… Не то чтобы… Но да, – Морской решил не врать в тех аспектах, которые противнику наверняка доподлинно известны. – Собираемся с приятелями расписать пульку.
– Где? – не отставал Саенко.
– То тут, то там. Обычно на квартирах, но пару раз и в конференц-зале редакции оставались… В нерабочее время, разумеется. Для сплочения коллектива, так сказать.
– А как тогда тебе такое? – Саенко протянул Морскому картонку, напоминающую дореволюционную визитную карточку. Такими рекомендовались в старину: витиеватый наклонный шрифт строгого «визиточного» образца, надписи исключительно информационные, никаких тебе картинок или рамочек, как в современной рекламе. «Семенов Семен Семенович» – значилось на карточке. В положенной для рода деятельности строке было написано: «Историческая реставрация игорных заведений. Клуб». В отведенном для адреса месте: «Справки наводить в доме Куни – укротительницы джаза».
– Мне вместе с этой карточкой попала информация о подпольном игорном клубе, – начал Саенко. – Там, говорят, раздолье для азарта любого рода. Но попасть туда непросто. Часть контингента приводят по рекомендации: кто должника своего притащит, чтоб на виду был и, отыгравшись, сразу долг отдал, кто богатенького куркуля приведет, чтобы обыграть… А посторонних вроде как берут, но чинят столько трудностей, что сунется лишь тот, кому совсем охота. Тебе – охота! – не терпящим возражений тоном сообщил Саенко и продолжил: – Бумажка эта, как ты видишь, для отвода глаз – из нее все равно ничего не понятно. Куда идти, что говорить, о чем наводить справки? Вроде прежде, чем начать разговор, тебя проверят – правда ли, что ты игрок, какая твоя репутация, какая биография, – короче! – Саенко криво усмехнулся. – Они мне интересны. Всяко в жизни было, и в свое время я в игорных заведениях блистал. Поможешь разгадать, что это за клуб, – он вывернул все так, будто вовсе не просил о помощи, а отдавал распоряжение. И, как ни грустно, он был в своем праве. В те времена, когда Саенко с Морским общались довольно тесно, Степан Афанасьевич спас жизнь Морскому и его друзьям, поэтому считал, что может рассчитывать на помощь в любых вопросах.
– Про клуб такой не слышал, – добросовестно включился Морской, стараясь подавить все мысленные догадки про то, зачем Саенко вдруг понадобилось приходить с такой дурацкой просьбой. – Но адрес, кажется, расшифровать могу. Я, как ни странно, с Куней был знаком.
Саенко брезгливо скривился, будто не думал, что такая «Куня» действительно существует и был поражен наивностью собеседника.
– Ошибки быть не может, – настаивал Морской. – Вы тоже ее знаете. Пластинки по крайней мере точно слышали не раз. Или в кино смотрели. Это наша Клавдия Шульженко. Она в начале года стала руководительницей джаз-ансамбля, вы слышали? Вот и выходит «укротительница джаза». А Куней ее звали дома. Я знаю, потому что моя бывшая жена – Ирина, вы ее, конечно, помните – дружила с Клавой еще со времен ранней юности, когда обе занимались в балетной студии мадам Тальори.
– Вот это мастерство! – Теперь Саенко явно был удовлетворен. – Я знал, к кому идти. Я как тебя тогда в больнице у адвоката встретил, сразу понял – неспроста судьба тебя послала.
«Начинается», – подумал Морской и, приготовившись к расспросам о больнице, попытался еще хоть ненадолго перевести разговор в другое русло:
– Да вам любой про Кунин дом ответил бы. Шульженко у нас и знают, и любят. К тому же в харьковские времена она была общительной, активной и очень дружелюбной. В театральных кругах 20-х годов ее все знали, а про дом свой – точнее флигель дома, которую семья Шульженко, родители и Куня со старшим братом, делили с одной соседкой, – рассказывала много и охотно. Я, кстати, когда еще водил экскурсии на Москалевку, обозначал людям, мол, вон там, на Владимирской, выросла знаменитая Клавдия Шульженко, и пересказывал всем ее рассказы о доме.
– Хм… – приподнял одну бровь Саенко. – Мне вот как-то о том, где и кто жил, слышать не довелось. Хотя театр я любил и про Шульженко слышал. Итак, мы знаем, дом, откуда можно начинать. Сам не пойду – имею подозрения, что при моей должности и с моим послужным списком без рекомендаций в подобный клуб не попасть: будут подозревать, что я специально хочу просочиться, чтобы их прикрыть или еще что. Вообще я об этом клубе что-то смутно слышал – они вроде как с серьезными людьми дело имеют. Но мне этих людей сложнее привлекать, чем тебя. Ты видишь, какой шустрый, – раз-два, и разгадал, куда идти. И в остальном, надеюсь, тоже преуспеешь. – Саенко говорил все это без улыбки, как бы рассуждая вслух и прикидывая, как лучше поступить. – План простой: пойдешь, наведешь справки, попросишься поиграть, разведаешь обстановку. Потом, если надо будет, проведешь меня по рекомендации… Ну или посмотрим по ходу дела, как лучше все провернуть, чтобы я там, это… поиграть мог, особо личность свою не обнаруживая.
– Мне бы, если честно, тоже не хотелось, – осторожно обозначил свою позицию Морской.
– Что? – не понял Саенко.
– Тоже не хотелось бы обнаруживать свою личность в связи с противозаконным клубом.
– Ну, – хмыкнул Степан Афанасьевич, – это, знаешь ли, от тебя не зависит. Хотелось бы – не хотелось бы… Ишь! Не в том ты положении, товарищ Морской, чтоб от моих просьб увиливать.
– А то, что я вам по вот этой непонятной карточке нужный адрес назвал как возврат долга десятилетней давности, не засчитывается? – с робкой надеждой поинтересовался Морской – соваться в преступный мир уж больно не хотелось, а подпольный игровой клуб, ясное дело, состоять из милых законопослушных граждан не мог.
– Десятилетней давности? – искренне удивился Саенко. – Да я и забыл уже все, что у нас там на Бурсацком спуске приключилось. Ну, или ладно, засчитаю как ответную услугу за спасение от убийцы угаданный тобой дом Куни, – тут Саенко склонил голову набок и кровожадно улыбнулся. – Но ведь про поляков-то я от твоего старика слышал совсем недавно. Их, чтобы забыть, мне постараться надо.
– Не понимаю, о чем вы говорите! Да и не мой это старик вовсе! Мало ли что человек в бреду нес, вы же сами тогда сказали! Не стыдно вам беззащитного человека в заложниках держать?
Короче, выпалив массу бессвязных и ничего не меняющих возражений, Морской выпустил пар и хладнокровно согласился. В конце концов эта глупая игра в сыщика, разведывающего обстановку в игорном клубе по просьбе главного подозреваемого, могла оказаться той самой ниточкой, что приведет к развязке дела. Зачем-то же Саенко хочет попасть в тот клуб? И вряд ли это может быть случайным совпадением, никак не связанным с делом Николая.
– Как только что-нибудь разузнаешь – звони, подъеду, и на месте разберемся, – наказал напоследок Саенко. – И, это… Сам понимаешь – дело секретное. Никому ни слова. Ну, разве что, девицу, – он кивнул на дверь спальни, – можешь прихватить с собой для отвода глаз. Если будут спрашивать, скажешь, что захотел пофорсить перед барышней, поиграть в интересном заведении, и все такое.
В душе Морской уже понял, что, сам того не желая, из отстраненного консультанта следствия превращается в активного участника событий, ведущего личную и тайную войну с опасным и влиятельным врагом, потому внешне был особенно приветлив и обещал ни в чем не подвести.
– Чепуха какая-то, – шептались на кухне через пятнадцать минут Морской с Галочкой.
– Да, – соглашался Морской, – абсурд полнейший. Зачем ему понадобился игорный клуб? Почему именно сейчас? И, главное, что с этим делать? Не сообщить Ткаченко вроде как нельзя. Сообщить – равносильно тому, что открыто заявить Саенко, что я собираюсь с ним воевать. Ищу клуб и иду играть с одной лишь целью – проверить, не связано ли все это с делом Коли. Вообще, мне, если честно, очень гадко. Я получаюсь и предатель, и подлец…
– Не ты, а мы! – не совсем в том, в чем хотелось Морскому, поправила Галя. – Я, разумеется, пойду с тобой по этой карточке. Пожалуйста, не возражай! – услышав аргументы, мол, она везде была с ним, чтобы избежать опасности, но сейчас, когда будет совсем небезопасно, ей было бы лучше остаться дома, Галина состроила такую жалобную гримасу и посмотрела так умоляюще, что деваться Морскому было некуда.
– Хорошо, поедем завтра вместе на Москалевку. Не знаю уж, найдем ли мы подпольный игорный клуб, но поиграем в сыщиков на славу, это точно…