Тяжело дыша, но ни на миг не останавливаясь, Морской бежал мимо безжизненной Преображенской церкви к злополучному кинотеатру. Походя бросив взгляд на будку-бассейку, он обнаружил, что свет в окошке чердака еще горит.
«Выходит, Левка-Семен еще в конторе… Поможет? – пронеслось в мыслях у Морского. – По крайней мере, может, согласится позвонить в милицию. Расскажу ему все!»
Однако, заскочив внутрь, Морской тут же поменял решение. Во-первых, сверху доносились голоса – хозяин помещения был не один, что наверняка затруднило бы объяснение. Во-вторых, взгляд упал на коврик под дверью кабинета первого этажа. Вспомнив, что под ним лежат ключи, Морской, поправ все законы, ворвался во владения любезной старушки. Лампу не зажигал, но, к счастью, занавески крепились прямо к середине рамы, позволяя лунному свету заглядывать в кабинет через изогнутую верхушку окна. Морской нашел и запасные приглашения, и ящик с масками. Что делать дальше – было очевидно.
Поправив шляпу (ей досталось в потасовке, Морской ее оттер, с трудом найдя в грязи, но, кажется, поля слегка перекосились), несостоявшийся игрок постарался отдышаться и, как ни в чем не бывало, двинулся к центральному входу в празднично светящийся всеми окнами кинотеатр «Жовтень». Дверь, как и ожидалось, оказалась заперта. Морской настойчиво постучал, и тут же услышал ответный стук. Причем в стекло соседнего окна и изнутри. Невесть как догадавшись, что нужно выставить пригласительный так, чтобы его можно было увидеть из окна, Морской услышал звук открываемого замка и быстро надел маску. Прятать надлежало не столько лицо, сколько подбитую бровь. Хотя кто знает: в игорном клубе очень может быть, все бьют друг другу морды регулярно, и на такую мелочь никто внимания не обратил бы.
– Залы для отдыха наверху, но сейчас все граждане на открытии. В буфете – как всегда, но не совсем: пирожки, пирожные, мороженое, газированная вода с сиропом и кое-какие сюрпризы. Первый бокал за счет хозяев праздника, – появившись совершенно из ниоткуда, рядом с Морским выросла симпатичная пухленькая мурлыкающая блондинка в распахнутом коротком рабочем халатике поверх вечернего платья. – А гардероб направо, и без него нельзя, – строго добавила она в конце, внеся чуть-чуть реалий в довольно фантастическое действо.
В фойе, там, где перед фильмом обычно играли академические музыканты (администрация по очереди приглашала то скрипача, то пианиста, то певицу), сейчас тихонько, но от этого ничуть не менее прекрасно, работал небольшой джаз-бэнд. Две пары посетителей – похоже, плюнув на открытие и то ли уже справившись с бесплатной выпивкой, то ли забыв и про нее, – слушали с большим интересом, переговариваясь и подтанцовывая одновременно. Мужчины в масках, дамы – с полностью открытыми лицами. Галины среди них не было, значит, нужно было двигаться дальше.
Морской галантно кивнул уже занявшей место за стойкой гардероба блондинке, сдал шляпу и плащ, пошутил про забытую дома шпагу, взял номерок… Количество действий, необходимых для того, чтобы не вызывать подозрений, сводило с ума, но он, намеренно неспешно, продолжал изображать светского новичка, пришедшего одновременно и поглазеть, и показаться-приобщиться. Войдя в знакомый длинный узкий зрительный зал, Морской с досадой отметил, что в помещении царит полутьма. Хорошо подсвечивалась лишь небольшая сцена у самого экрана (во время киносеансов с немыми фильмами или в перерывах на показах современных картин тут играли на рояле или вели беседы со зрителями). Сейчас на этой сцене, перебивая сам себя то шутками, то благодарностями всем собравшимся, раскланивался оглашающий план мероприятия конферансье. Назвать его «ведущим» язык не поворачивался из-за бабочки и фрака, а также из-за старомодных оборотов, которыми была насыщенна льющаяся со сцены речь, усиливаемая толстым микрофоном.
«О! Даже микрофон! На выступлениях перед фильмами тут я такой роскоши не припомню! С каких, скажите на милость, финансов обеспечивается техническая поддержка этого мероприятия?» – думал Морской, вдоль стенки пробираясь к первому ряду и напряженно вглядываясь в лица зрителей. Зал был заполнен где-то на четверть, что в целом говорило о размахе мероприятия – в какой-нибудь квартире такое количество народу не поместилось бы.
Тут Морской оторопел и в первое мгновение даже не поверил своим глазам. Перед сценой в качестве одного из то ли охранников, то ли распорядителей зала стоял тот самый дядя Доця – сержант Доценко, столько раз упоминаемый Николаем. Морской его когда-то видел мельком, повстречав на улице с Колей, но запомнил весьма хорошо.
«Так вот в чем дело! Вот зачем сюда решил идти Саенко! – доформулировал догадку сам себе Морской. – Он знал откуда-то, что Доця подрабатывает здесь, и выбрал новое место, чтобы закончить планы мести. Ждать две недели до нового мероприятия судья не захотел и, раз сюда легко проникнуть анонимно, вместо разведывания обстановки с помощью Морского решил явиться сам. Надо сказать дяде Доце, что тут он превращается в мишень. Надо предупредить!»
Доценко, словно назло, перекинувшись парой слов с коллегой, внезапно надел на себя маску, сделавшись неотличимым от всего вокруг, и рванул куда-то в глубь зала. Просто так до него теперь было не добраться.
«Идти за ним в обход или сначала найти Галю?» – замер в нерешительности Морской.
И тут, подчеркивая реакцию зала на очередной пассаж со сцены, осветитель направил луч прожектора на посетителей. Морской успел увидеть, где Галина. И, более того, успел заметить, насколько страшно ей сидеть рядом с Саенко средь этого, ей совершенно чуждого, сборища.
В мыслях Морского мгновенно созрел план. Как там говорила Света? «На войне как на войне»? Ну что ж! Готовьтесь, Степан Афанасьевич, поиграем!
Импровизировать в таких вещах было опасно и, вместе с тем, весело. Выждав момент, когда конферансье сделает многозначительную паузу, Морской сорвал с себя маску и в два прыжка оказался на сцене. Плечо тут же ощутимо заболело от вцепившейся в него хватки дежурящего рядом охранника. Морской выбросил руку вперед и, буквально под носом у оторопевшего конферансье, схватился за микрофон, наклонив на себя стойку.
– Минуточку внимания! – прокричал он. В зале повисла напряженная неодобрительная тишина. – Меня зовут Владимир Морской. Многие тут меня знают, и знают также, что без особой надобности я никогда не решился бы на подобное разоблачение, – свободной рукой он потряс в воздухе превратившейся в тряпку маской. – Все дело в том, что я, – он сделал театральную паузу и многозначительно произнес: – Я полюбил. И избранница моя настолько необыкновенна, что заслуживает самого громкого, самого яркого признания перед лицом самых лучших людей города. – Морской смущенно улыбнулся, изображая замешательство безумного влюбленного. Тишина, кажется, начала сменяться гулом заинтересованного одобрения. Хватка на плече ослабла. Морской собрался с духом. – Она присутствует сейчас в этом зале, – тихо сказал он. – Вот тут. Второе кресло слева во втором ряду. – Все взоры и прожектор, управляемый уже не осветителем, а вовремя сориентировавшимся конферансье, устремились на указанное место. Галочка сидела прямая, как струна. Без маски, без эмоций и без кровинки в лице. Не мигала, не двигалась, кажется, даже не дышала. Бедная девочка. Саенко нервно подскочил, но тут же сел, явно решая, что предпринять. Рука его, опущенная под пиджак, судя по всему, держала наготове наган. – Она пришла сегодня не одна. С отцом. Он, как я понимаю, встревожен и, может даже, раздосадован моим вмешательством в его сегодняшние планы, – гнул свое Морской. – Прошу прощения! Иначе я не мог! – выкрикнул он не без отчаяния, глядя прямо на Саенко и мысленно умоляя его убрать от Галины оружие. Впрочем, только на мысленные уговоры полагаться Морской не собирался. – Прежде чем мы продолжим этот вечер, прошу, Галина, подойди сюда! – Пафосно вытянув руки вперед, явно переигрывая и слишком уж уподобляясь Пьеро из нашумевшего недавно детского фильма, Морской, тем не менее, не отступал от задуманного плана.
– Пусть поднимется на сцену! Отчего б и нет! – раздался чей-то подвыпивший голос, моментально подхваченный еще десятком. – Это интересно! Ну надо же! Да идите на сцену уже, не бойтесь!
Галина встала и, обойдя оторопевшего в бессилии Саенко, легко добежала до сцены.
– Ты выйдешь за меня? – громогласно спросил Морской, опускаясь на одно колено и вытаскивая из внутреннего кармана пиджака материно кольцо. Коробки не было, и пришлось протянуть кольцо на вытянутой ладони.
– Ты сумасшедший! – пробормотала Галочка.
– Не слышно! Громче! Говорите в микрофон! Иди на сцену! – закричали из зала.
Галочка послушно поднялась по ступенькам.
– Он сумасшедший! – повторила балерина в микрофон. А потом хитро сощурилась, улыбнулась через слезы и твердо и уверенно сказала: – Конечно выйду! Да! Конечно я согласна!
Зал разразился бурными овациями. Морской наскоро нацепил кольцо на палец Галины и, обхватив девушку, прижал ее к себе. Склонившись, как бы в торжественном поцелуе, он подхватил Галочку и чуть ли не волоком потащил за кулисы.
– Уходим-уходим-уходим! – бормотал он, будучи уверен, что склонился достаточно низко, чтобы ни конферансье, ни люди из зала не увидели, что никакого поцелуя, увы, нет. – Скорее! Все хорошо – главное, ты в безопасности и со мной. Бежим! Сразу за кулисой – коридорчик, а из него – прекрасный спуск в подвал.
Морской, конечно, мало что запомнил, когда описывал в статье план помещения, но этот неожиданно расположенный так близко к кулисам скачок на нижний ярус в голове остался. Ступеньки, а потом, если налево – то буфет. А прямо – длинный коридор, используемый как подсобка и как склад. По нему и побежали. Взявшись за руки, задыхаясь от эмоций и нервного хохота, словно дети, затеявшие буйную безумную игру. Погони не было, поэтому пришлось остановиться. Вжавшись в тонущее во тьме, неосвещаемое тусклым подвальным освещением арочное углубление за колонной, они остановились.