ать за птицами.
В первый раз это случилось во время тренировки, такой же, как эта, только на поверхности. На нем был костюм «гилли» — необыкновенно жаркое и вонючее сооружение из мусора и травы, которое иногда использовалось для маскировки. В то утро Иен в наряде пастуха лежал рядом с облепленной мухами коровьей лепешкой, разглядывая далекие заросли сорняков в поисках цели; нельзя сказать, что он проклинал жизнь, однако особой радости тоже не испытывал.
Беквит записался в морскую пехоту десять лет назад, когда люди открыли субтерру и всем казалось, что из всех темных углов выглядывают хедди. Подобно многим юным рекрутам, он откликнулся на призыв президента «сплотиться и дать отпор аду». Но к тому времени как закончился начальный курс обучения, битва тоже закончилась. Хедди были уничтожены. Президент объявил о завершении миссии. Беквит никогда не видел живого хейдла, не говоря уже о том, чтобы стрелять в него.
Связанный трехгодичным контрактом, Иен решил заняться самосовершенствованием. Все шло по накатанной колее, пока однажды утром он не обнаружил, что лежит рядом с кучей коровьего дерьма, разглядывая окрестности в оптический прицел и размышляя над своим незавидным положением. Именно в этот момент Иен заметил пару танцующих друг перед другом птиц. Время остановилось. Расправив крылья, два американских журавля — он навестил их во время очередного увольнения — кружились в танце, хлопали крыльями и, словно в гипнотическом трансе, качали головами. После того случая Беквит, находясь на позиции — на тренировках или во время настоящей охоты на людей, — уже не мог не замечать той красоты, которая ждала его в окуляре прицела.
— Целюсь в центр грудной клетки, — сказал он наблюдателю.
— Понял, слежу, — ответил тот.
— По цели.
Беквит сделал осторожный выдох и мягко нажал на спусковой крючок, утопив его на две трети. Колибри сияла.
— Стреляю по готовности.
Беквит нажал сильнее. Пуля оставляла инверсионный след в потревоженном воздухе, но здесь это выглядело иначе. В темноте подсвеченная инфракрасной оптикой, пробитая в воздухе дыра сверкала всеми цветами радуги.
— Цель поражена. Центр грудной клетки, — сообщил наблюдатель. — Этот кусок бумаги мертв, Бекки.
Бумажная мишень была старой — осталась с тех времен, когда главной угрозой считали хедди. На новых мишенях изображали китайских солдат. Армия Китая стреляла по фигурам американцев. Вот в чем смысл этих упражнений. Для войны нужен противник. И бумага в конечном итоге превращалась в плоть.
Беквит не отрывался от прицела, хотя колибри, конечно, улетела.
— Шевелись, Бекки, — сказал наблюдатель. — Уходим.
Иен подхватил оружейный чехол, спрятал винтовку и тронулся в путь.
По пути им встречались другие снайперские расчеты. Все в гражданской одежде. Строго говоря, их подразделения просто не существовало — ни в составе морской пехоты и «Морских львов», ни в демилитаризованной зоне. Условности международного законодательства должны исчезнуть — это лишь вопрос времени. Коль скоро захват земель перешел национальные границы, то следующим этапом станет подземная война. А пока военная форма и мишени с изображением китайских солдат под землей запрещены.
Прикрытием — когда они проходили поселения и аванпосты горнорудных компаний — служила выдуманная неправительственная организация «Врачи за мир». Несмотря на чехлы с винтовками, Беквит и остальные снайперы притворялись босоногими докторами. Разумеется, все это было шито белыми нитками, но люди подыгрывали им, радуясь бесплатной медицинской помощи.
В этом смысле город, куда они вошли, ничем не отличался от других. Маргаритавилль оккупировал склон утеса. Жители выползали из щелей и пещер, словно насекомые. Два армейских санитара установили медицинскую палатку, а Беквита прикомандировали к ним — помочь зашивать раны.
Приступив к своим обязанностям, они раздавали лекарства, вырывали зубы, накладывали шины на сломанные конечности. Жизнь в пещерах полна опасностей. Обвалы, норовящие отрезать пальцы или руки механизмы, укусы животных, блуждающие газовые карманы, внезапные разливы подземных рек, небрежное обращение с взрывчаткой.
Все шло своим чередом, пока двое шахтеров не внесли в палатку мужчину; носилками им служила секция алюминиевой лестницы.
Раненый был картографом. Его звали Грэм. Жилистый, словно скрученный из проволоки, он больше напоминал альпиниста былых времен, чем картографа — хотя никто точно не знал, как должен выглядеть человек этой профессии. Беквит представлял его похожим на молодого Питера О'Тула в фильме «Лоуренс Аравийский». Только не таким исцарапанным и помятым.
Пострадав от когтей какого-то животного, Грэм две недели полз по темным туннелям, пока не добрался до людей. Старый картограф не переставал улыбаться.
— Парни, такого счастливчика, как я, на этой планете больше нет, — заявил он. — Я победил. Вернулся домой.
Беквит и один из санитаров принялись обрабатывать резаные раны на груди и животе Грэма. Вокруг собрались зеваки. Не обращая внимания на раны, Грэм продолжал говорить. Он работал по контракту на одну из многонациональных геодезических компаний. Участвовал в долгосрочной экспедиции.
— А где остальные? — спросил кто-то из присутствующих.
— В брюхе зверя. Черного зверя.
— Ты их бросил.
— Бросать там было нечего — можете мне поверить.
— Где они, Грэм?
— Не скажу, парни. Это вам от меня подарок. Если я скажу, вы пойдете туда, а если пойдете, тоже будете мертвы.
— Они умерли?
— Да. Мы вторглись во владения зверя, и он до нас добрался.
— Что за зверь, старина?
Глаза Грэма горели странным огнем. Этот человек был безумен. Беквит вскрыл пакет с шовным материалом.
— Ты имеешь в виду животных? — спросил долговязый мужчина. — Собак?
Беквита предупреждали о диких собаках. Их бросили шахтеры или колонисты, сбежавшие из преисподней; псы дичали, сбивались в стаи и могли напасть на неосторожного путешественника.
Но раны картографа были нанесены не собачьими клыками, а скорее ножом. Это беспокоило Беквита. Время от времени до него доходили слухи об удаленных аванпостах, где кончались продукты, и о заблудившихся среди туннелей отрядах. Отрезанная от внешнего мира обвалом группа японских лепидоптерологов — задокументированный факт — дошла до убийства и каннибализма.
— Не, не собаки, — ответил картограф. — Он был один, и он только наполовину зверь. Вторая его половина человеческая — по крайней мере, очень похоже.
— Что за ерунда, Грэм!
— Огр или демон, точно не знаю. Тот, кто жил там очень долго, прятался в чреве земли. Оставьте его в покое, парни.
— И где живет ваш демон?
— Не скажу.
— Почему, Грэм?
— Не надо его тревожить. Мы чужие — даже здесь. Таков урок, парни. Не углубляться. Я собираю манатки и ухожу. Вот что я намерен делать.
В ответ послышался презрительный смех. Беквит поднял голову, обвел взглядом мрачные лица.
— Вы не должны скрывать подобные сведения, Грэм. Расскажите обо всем. Мы решим, что делать дальше.
Беквит принялся зашивать раны.
— Мы видели его мельком, — сказал картограф.
— Начните сначала, Грэм.
Раненый вздохнул.
— Зверь преследовал нас неделю. Хотя, наверное, шел за нами и раньше. Мы слышали какие-то звуки, но приписывали их своему воображению или обычному для пещер эху. То один, то другой из нас что-то замечал, и все бросались в ту сторону. И никогда ничего не находили.
Мы сваливали все на воду, на нерегистрируемые приборами газы или давление воздуха. В этой темноте все время что-то мерещится, но не всем сразу и не одновременно — если только все скопом накачаются наркотиками. Каждый видел свое, причем всякий раз новое, не похожее на виденное раньше. Вроде слепцов, ощупывающих разные части слона. Один замечал чешую, другой — когтистые лапы, третий — руки, похожие на человеческие. У зверя все это было. И еще что-то вроде панциря на голове. Ну, вы понимаете, о чем я: вроде как разные звери, и все выдуманные. А на самом деле он был один — настоящий.
Грэм выглядел так, словно побывал под газонокосилкой — раны до самых костей, — но продолжал описывать зверя. Беквит посмотрел на него с уважением. Морских спецназовцев учат преодолевать боль, однако до этого старика им далеко.
— Проходит неделя, — сказал кто-то из присутствующих. — У вас едет крыша. Вы что-то видите. А дальше?
— Мы продолжаем делать свою работу, — ответил Грэм.
— Вы сказали, что кто-то на вас охотился.
— Мы еще этого не знали. Потом пропал Шариф. Начали разбивать лагерь и заметили, что его нет. Пошли искать. Использовали инфракрасные приборы, регистрирующие тепло. Я обследовал несколько провалов, думая, что он мог туда упасть. Никаких следов.
Картограф посмотрел на спецназовца.
— Можно еще воды? — попросил он, и Беквит поднес бутылку к его губам. — Вкусно.
— Продолжайте, Грэм.
— Неизвестно, что случилось с Шарифом, но мы списали все на несчастный случай. До конца экспедиции оставалось несколько дней. Мы продолжили работу. Потом настала очередь Рейли. Нашел его я. Почувствовал запах крови и сразу же переключил прибор ночного видения на инфракрасный режим. Провалиться мне на этом месте — стены излучали тепло. Кровь была такой свежей, что еще сохранила тепло его тела. Весь каменный туннель был в крови, будто я стоял внутри артерии.
— А дальше? — спросил кто-то.
— Мы с Пи Джеем поняли, что пора уносить ноги. Закопали геодезическое оборудование…
— Проклятье! — выругался кто-то из мужчин и вышел.
Беквит предположил, что это владелец оборудования и оно не застраховано. Вероятно, тут ничего не страхуют.
— Не виляй, Грэм, — сказал другой мужчина. — Если ты имеешь в виду хедди, так и скажи. Намекаешь, что один из них пережил эпидемию?
— То был не хейдл, — покачал головой Грэм. — Слишком большой.
— Значит, большой хейдл.
— У него когти и панцирь на голове.