— Так далеко от дома, — пожаловался он, — и в такую погоду. Да еще в Рождество!
Томас улыбнулся:
— Что, так плохо?
Линч убийственно взглянул на иезуита из-за набалдашника трости.
— Не будь так уверен, что мы в твоем распоряжении, — предостерег он.
— Об этом можешь не беспокоиться, — серьезно заверил Томас. — Я слишком стар и не уверен даже в следующем дне.
Все слушали. Томас обвел взглядом лица.
— Если бы ситуация не была критической, — сказал он, — я никогда бы не злоупотребил вашей помощью для столь опасной миссии. Но — ситуация именно такова. И потому вы здесь.
— Но почему именно здесь? — спросила крошечная женщина в детском инвалидном кресле. — И именно теперь — это как-то… не по-христиански, отец.
Вера Уоллах, вспомнила Али. Врач из Новой Зеландии. Она в одиночку противостояла и Церкви, и никарагуанским властям, настояв на введении контроля над рождаемостью. Против нее были штыки и распятия, и все же Вера принесла беднякам спасение — презервативы.
— Да, — проворчал худой мужчина, — время унылое. Почему сейчас?
Хоук, математик. Али видела, как он развлекался с картой, на которой материки были как бы вывернуты наизнанку и видны изнутри.
— И всегда-то так, — сказала Дженьюэри, недовольная его сарказмом, — Томас вечно нам навязывает таким манером свои тайны.
— Могло быть и хуже, — прокомментировал Pay, другой нобелевский лауреат.
Родился в Индии, в штате Уттар Прадеш, в семье неприкасаемых и ухитрился попасть в нижнюю палату индийского парламента. Там он много лет был спикером от своей партии.
Позже Pay почти решил уйти от мира, отказаться от своего имени — и одежды — и встать на путь садху, отшельника, живущего подаянием: горстка риса в день.
Томас дал им еще несколько минут — поприветствовать друг друга и побранить его самого. Дженьюэри продолжала шепотом рассказывать Али о присутствующих. Вот Мустафа, александриец из древнего коптского рода; его мать ведет род от самого Цезаря. Христианин по вероисповеданию, он отлично разбирался в шариате — мусульманском законодательстве — и один из немногих умел объяснить его людям Запада. Мустафа страдал от эмфиземы и мог говорить только обрывочными фразами.
На противоположном конце стола сидел промышленник Фоули, сколотивший помимо основного состояния несколько побочных: одно — на пенициллине во время корейской войны, другое — на плазме и крови; потом он увлекся борьбой за гражданские права и облагодетельствовал нескольких страдальцев. Сейчас он спорил о чем-то с астронавтом Бадом Персивелом. Али вспомнила и его историю: сделав свой первый шаг по Луне, Персивел отправился на Арарат искать Ноев ковчег, обнаружил геологические свидетельства того, что много веков назад воды Красного моря действительно расступились, а потом изучал прочие бредовые идеи.
Ясно — «Беовульф» состоит из кучки анархистов и неудачников.
Наконец все успокоились. Наступила очередь Томаса.
— Я счастлив иметь таких друзей, — сказал он Али. Она удивилась. Слушали все, но обращался иезуит именно к ней. — Редкие души. Много-много лет во время моих странствий я наслаждался их обществом. Каждый из присутствующих немало потрудился, чтобы отвратить человечество от наиболее разрушительных идей. Их награда… — Томас криво улыбнулся, — это их призвание.
Последнее слово он употребил не случайно. Видно, каким-то образом прознал, что монахиня не тверда в своем обете. Но ведь ее призвание не ослабло, только… изменилось.
— Мы прожили достаточно долго, чтобы понять: зло — реально и не случайно, — продолжал Томас. — И последние годы мы пытались его найти. Мы поддерживали друг друга, собирали вместе наши знания и плоды наблюдений. Это было нетрудно.
Казалось, действительно просто. Немолодые люди посвящают свободное время борьбе со злом.
— Наше самое сильное оружие — знания, — добавил Томас.
— Значит, вы — научный кружок, — сказала Али.
— Мы — рыцари круглого стола, и даже более того, — ответил Томас. Некоторые заулыбались. — Видите ли, я намерен найти Сатану. — Иезуит встретился глазами с Али, и монахиня поняла, что он не шутит. Как и остальные.
Али не сдержалась:
— Найти черта?
Группа нобелевских лауреатов и книжников свела поиски Зла к игре в прятки!
— Черт, — с трудом выдохнул египтянин Мустафа, — бабьи сказки!
— Не черта, а Сатану, — поправила Дженьюэри.
Теперь все смотрели на Али. Никто не спрашивал, почему она здесь — значит, им про нее известно. Неспроста Томас знает о ее планах поездки в Аравию, об изучении доисламской письменности, о поисках протоязыка. Члены общества собирали об Али информацию. Ее хотят завербовать. Что же здесь происходит? Чего ради Дженьюэри втянула ее в это дело?
— Сатану? — переспросила Али.
— Именно, — подтвердила сенатор. — Такова наша главная цель. И это — реальность.
— О какой реальности вы говорите? О черте, который является недоедающим и недосыпающим монахам? Или о бунтаре, описанном Мильтоном?
— Успокойся, — сказала Дженьюэри. — Мы, может быть, и старые, но не глупые. Сатана — понятие растяжимое. В данном случае оно отражает наши представления о централизованном руководстве хейдлов. Назовем его как угодно — верховным вождем, главнокомандующим, Чингисханом или Аттилой. А возможно, тут действует совет мудрецов или полководцев. Такая концепция вполне логична.
Али предпочла отмолчаться.
— Конечно, это слова, не более, — снова вступил Томас. — Наименование «Сатана» относится к историческому персонажу. К недостающему звену между нашими сказками про ад и геологически подтвержденным фактом его реальности. Подумайте сами. Если существовал исторический Христос, почему не мог существовать исторический Сатана? Подумайте — что такое ад? Недавние события говорят нам, что старые предания лгали — и в то же время говорили правду. Преисподняя полна вовсе не мертвых душ и демонов, однако там действительно есть люди-узники, а также местное население, которое до недавнего времени яростно отстаивало свою территорию. И хотя тысячи и тысячи лет хейдлов демонизировали в человеческом фольклоре, они, по-видимому, очень похожи на нас. У них, как вы знаете, есть письменность, во всяком случае была. Судя по руинам, они создали выдающуюся цивилизацию. Возможно, у них даже есть душа.
Али не могла поверить, что такое говорит священник. Права человека — это одно, а Божья благодать — совсем другое. Даже если у хейдлов есть генетическое родство с людьми, возможность наличия у них души маловероятна с точки зрения теологии. Церковь не признает души у животных, даже у высших приматов. Только человека ждет Спасение.
— Никак не пойму, — сказала Али. — Вы пытаетесь найти существо, называемое Сатаной?
Никто не возразил.
— Но зачем?
— Ради мира, — сказал Линч. — Если он — верховный вождь и с ним можно вступить в переговоры, мы попробуем добиться вечного мира.
— Ради знаний, — сказал Pay. — Представьте только, что он может знать, куда может нас повести.
— А если он военный преступник, — вступил Элиас, который и тут оставался солдатом, — тогда ради справедливости. Ради наказания.
— Так или иначе, — заключила Дженьюэри, — мы стремимся принести свет во тьму. Или тьму в свет.
Так наивно. Так по-детски. Так притягательно и исполнено надежды. И почти убедительно — гипотетически. Новый Нюрнбергский процесс — для царя преисподней. Али погрустнела. Конечно, их втянут в сражение с ветряными мельницами. Томас притащил их всех обратно в мир, из которого они почти уже ушли.
— И как вы намерены отыскать это создание — или существо, или воплощение чего-то, или кто он там? — спросила Али. Вопрос был риторический. — Как вы надеетесь найти именно этого, единственного, если войска не могут найти вообще ни одного хейдла? Говорят, что они полностью вымерли.
— Вы настроены скептически, — сказала Вера, — но иначе и быть не могло. Ваш скепсис для нас очень важен. Без него вы бы нам не пригодились. Поверьте, и мы были настроены так же, когда Томас впервые изложил нам свою концепцию. Но вот прошли годы, а мы являемся по его первому требованию.
Вступил Томас:
— Вы спросили, как мы надеемся найти исторического Сатану? Сунуть руку в нору, нащупать и вытащить.
— С помощью наших знаний, — сказал математик Хоук. — Исследуя поднятые материалы, перепроверяя свидетельства, мы составим полную картину. Изучим его поведенческий профиль.
— Я это называю универсальной теорией Сатаны, — заявил Фоули. У него был разум делового человека, стратегический, нацеленный на получение максимальной отдачи. — Некоторые из нас бывают в библиотеках, посещают археологические раскопки, научные центры по всему миру. Другие опрашивают выживших, ищут зацепки. Таким образом мы надеемся выявить психологические шаблоны, обнаружить слабости, которые можно будет использовать на переговорах. Если повезет, мы даже сумеем составить описание внешности.
— Ваша затея похожа на… на авантюру, — сказала Али. Ей не хотелось никого обижать.
— Взгляните на меня, — попросил Томас.
Наверное, это была игра света. Или что-то еще. Али вдруг показалось, что ему тысяча лет.
— Он там, он существует. И уже много лет я не могу его поймать. Так не может больше продолжаться.
Али колебалась.
— Да, такова дилемма, — сказал де л'Орме. — Для неверия жизнь слишком коротка, для веры — слишком длинна.
Али вспомнила о его отлучении и подумала, что для него, наверное, это было мучительно.
— Трудность в том, что Сатана прячется на виду, — сообщил де л'Орме. — И всегда прятался. Он прячется в нашей реальности. Даже в виртуальной реальности. А мы пытаемся проникнуть в иллюзию. Надеемся таким образом его найти. Покажи, пожалуйста, мадемуазель фон Шаде фотографию, — обратился он к помощнику.
Сантос вынул рулон глянцевой фотобумаги. На фотографии была изображена старинная карта. Чтобы разглядеть ее, Али пришлось подняться. Остальные собрались вокруг.
— Остальные имеют преимущество — изучали ее несколько недель, — пояснил де л'Орме. — Это маршрутная карта, известная под названием Петингерова таблица. Оригинал имеет ширину один фут и длину двадцать один фут. На карту нанесена сеть средневековых дорог общей протяженностью семьдесят тысяч миль — от Британских островов до Индии. Кроме дорог — источники, мосты, реки, моря. Правда, соотношение долготы и широты не соблюдено. Главное там — сама дорога. — Археолог сделал паузу. — Я всех просил найти на фотографии что-либо необычное. Особенно обращаю ваше