Здесь, где завоевали свою славу и состояние такие футболисты, как Титтл и Монтана, где играли «Битлз» и «Роллинг Стоунз», где Папа говорил о добродетелях бедности, теперь за счет налогоплательщиков возводился передовой концлагерь. Он был рассчитан на одновременное содержание пятисот подземных животных форм. В дальнем конце арена уже напоминала развалины римского Колизея. Вовсю строились загоны. Вокруг титановых клеток вились аллеи. Потом поверхность старой арены и клетки скроются под восемью этажами лабораторий. Для уничтожения останков здесь даже соорудили бездымный мусоросжигатель, одобренный Ведомством по охране окружающей среды.
Там, на поле, хейдл пополз к канализационным трубам, где скрывались его сородичи. Бывший стадион будет готов принять новых питомцев не раньше чем через год.
— Настоящий марш обреченных, — сказал де л'Орме. — Всего за неделю от нескольких сотен хейдлов осталось меньше двадцати. Безобразие.
— Живые хейдлы — такая же редкость, как марсиане, — пояснил генерал. — Доставить их на поверхность живыми и невредимыми — все равно что вырастить шерсть на камне; нужно, чтобы не погибли бактерии у них в кишечнике, не началось легочное кровотечение, не случилась куча прочих неприятностей. Известны случаи, когда хейдлов-одиночек держали в плену на поверхности. Рекорд поставил израильский пленник — восемьдесят три дня. То, что осталось от этих пятидесяти особей, вряд ли протянет неделю.
— Я не вижу ни воды, ни пищи. Что они едят и пьют?
— Мы не знаем. Проблема серьезная. Мы наполнили им оцинкованную емкость чистой водой, а они даже не притронулись. Видите вон те биотуалеты для рабочих? Несколько хейдлов в первый день туда вломились и стали пить нечистоты и химикаты. Прошло несколько часов, прежде чем они перестали дергаться и визжать.
— То есть они погибли?
— Им придется либо привыкнуть, либо умереть, — сказал Сэндвелл. — Мы называем это выдерживанием.
— А что за трупы вон там, вдоль края?
— Все, что осталось от пытавшихся бежать.
С высоты гости видели нижние ряды трибун, заполненные солдатами и уставленные нацеленными на поле мини-пушками. Солдаты были в объемистых комбинезонах с капюшонами и кислородными баллонами.
На огромном экране хейдл бросил еще один взгляд в ночное небо и быстро уткнулся лицом в землю. Он хватался за траву, точно висел на отвесной стене и боялся упасть.
— После нашей беседы я хочу подойти поближе, — сказал де л'Орме. — Хочу его послушать. Понюхать.
— Исключено, — ответил Сэндвелл. — Это вопрос безопасности. Туда никого не пускают. Нельзя допустить, чтобы они начали заражаться человеческими болезнями.
Хейдл переполз с сороковой линии на тридцать пятую. Пирамиды труб стояли возле десятой. Он продвигался среди скелетов и гниющих трупов.
— А почему трупы лежат вот так, на открытом воздухе? — спросил Томас — Думаю, они представляют угрозу для здоровья живых.
— Вы хотите, чтобы их хоронили? Здесь не кладбище для домашних животных, отец.
Вера повернула голову, услышав, каким он заговорил тоном. Сэндвелл явно сменил курс. Теперь генерал принадлежит «Гелиосу».
— Но и не зоопарк. Для чего было доставлять их сюда, если вы просто смотрите, как они голодают и умирают?
— Я вам уже говорил — научные исследования. Строим, так сказать, детектор лжи. Будем разбираться, как у них колесики вертятся.
— А какова ваша роль? — спросил Томас — Для чего вы здесь, с ними? Я имею в виду «Гелиос».
Генерал напыжился.
— Отвечаю за организацию, — отрезал он.
— А! — сказала Дженьюэри, словно что-то поняла.
— Да, я ушел из армии. Но все еще держу оборону. По-прежнему сражаюсь с врагом. Только теперь за мной стоит реальная сила.
— Вы про деньги? — спросила Дженьюэри. — Сокровища «Гелиоса»?
— Да что угодно — раз оно может остановить хейдлов. Столько лет мною управляли глобалисты и пламенные пацифисты. А теперь я имею дело с настоящими патриотами.
— Бросьте вы, генерал, — оборвала его Дженьюэри. — Вы обычный наемник. Помогаете «Гелиосу» заглотить подземье.
Сэндвелл покраснел:
— Опять всякая чушь про новое государство под Тихим океаном? Газетная утка!
— Когда Томас впервые об этом сказал, я решила, что у него паранойя, — продолжала Дженьюэри. — Я думала, что никто в здравом уме не додумается покромсать карту на клочки, а потом склеить их вместе и объявить новой страной. Но это происходит, и с вашей, генерал, помощью.
— Карту никто не кромсал, — раздался новый голос. Все обернулись. В дверях стоял К. К. Купер. — Мы только подняли ее и обнаружили под ней пустоту. И нарисовали новые земли там, где не было никаких земель. Мы делаем карту под картой. Карту земель, которые не видны. Можете продолжать заниматься своими делами — словно нас и нет. А мы будем заниматься своими. Мы просто сошли с вашей карусели.
Несколько лет назад журнал «Таймс» воспевал Купера как смышленое дитя рейганомики, как человека, самостоятельно нажившего состояние на торговле компьютерными микросхемами и патентами в области биотехнологии и телевизионного программирования. В статье разумно умалчивалось о его спекуляциях твердой валютой и драгоценными камнями разваливающегося Советского Союза, как и о проделке с гидроэлектрическими турбинами для проекта электростанции «Три ущелья» в Китае. Спонсорство, оказываемое им природоохранным и правозащитным организациям, постоянно преподносилось публике как доказательство того, что большие деньги не исключают большого сердца.
Во плоти он производил странное впечатление — челка и очки в проволочной оправе на человеке его возраста выглядят неестественно.
Бывшего сенатора отличала западная живость манер, которая могла бы пригодиться, стань он президентом. В такой ранний час она казалась чрезмерной.
Купер вошел в комнату, за ним — его сын. Сходство было сверхъестественным, разве что у сына волосы погуще и контактные линзы вместо очков. Шея как у спортсмена. И еще он не умел вести себя непринужденно среди врагов, как отец. Он готовился принять власть, но пока это, видимо, было ему не по силам. То, что Купера-младшего тоже пригласили на встречу — и что встреча назначена ночью, пока город спит, — говорило Вере и ее спутникам о многом. Купер считает их опасными и намерен учить сына, как управляться с противником, подальше от взоров публики.
Позади Куперов шла высокая приятная женщина лет под пятьдесят с коротко стриженными черными волосами. Она явно пришла по собственной инициативе.
— Ева Шоут, — представил ее Купер. — Моя жена. И мой сын, Хэмильтон Купер.
В отличие от Монтгомери, поняла Вера. В отличие от пасынка.
Купер провел свою свиту к столу и присоединился к Сэндвеллу и членам «Беовульфа». Имен он не спрашивал. За опоздание не извинился.
— Ваша развивающаяся страна — это правонарушение, — заявил Фоули. — Ни одна страна не может игнорировать международные институты.
— Кто сказал? — добродушно спросил Купер. — Прошу прощения за каламбур, но международные институты могут отправляться к дьяволу. А я отправлюсь в преисподнюю.
— Вы понимаете, какой начнется хаос? — спросила Дженьюэри. — Вы получите контроль над морскими и океанскими путями, получите возможность действовать без какого-либо надзора, нарушать международные правила. Проникать через государственные границы.
— Вы лучше представьте себе порядок, который я наведу, заняв субтерру. Одним броском я верну человечество в век невинности. Бездна у нас под ногами не будет больше пугать своей неизвестностью. В ней больше не будут господствовать вот такие существа. — Он указал на экран.
Хейдл поедал с травы собственную блевотину. Ева Шоут содрогнулась.
— Когда мы начнем проводить нашу колониальную стратегию, мы перестанем бояться монстров. Суевериям придет конец. Конец ночным страхам. Наши дети и внуки будут думать о подземье как о еще одной форме недвижимости. На каникулах они будут спускаться вниз, чтобы посмотреть на чудеса у нас под ногами. Будут есть какие-нибудь новые фрукты. Овладеют всей нетронутой энергией планеты. Они смогут построить утопию.
— Это не та бездна, которой боится человек, — возразила Вера. — Та — внутри нас. — И она прикоснулась к сердцу.
— Бездна есть бездна, — сказал Купер. — Осветите одну — и вы осветите другую. И нам лучше быть заодно, сами увидите.
— Пропаганда! — Вера в негодовании отвернулась.
— А ваша экспедиция? — спросил Томас. Он был сегодня сердит. — Куда они делись?
— Новости, боюсь, не слишком хорошие, — ответил Купер. — Мы потеряли с ними связь. Можете представить, как мы волнуемся. Хэм, у тебя карта с собой?
Его сын открыл портфель и извлек батиметрическую карту океанского дна. Она была помятая и вся исчерчена разноцветными карандашами и восковыми мелками. Купер услужливо водил пальцем, показывая широты и долготы:
— В последний раз они сообщили свои координаты вот здесь — к западу-юго-западу от Таравы, это в архипелаге Гилберта. Конечно, экспедиция могла продвинуться дальше. Сообщения то и дело продолжают приходить.
— То есть вы получаете от них сигналы? — спросила Дженьюэри.
— В каком-то смысле. Больше трех недель мы получаем какие-то наборы битов информации и куски сообщений, отправленных месяцы назад. Сигнал искажается слоями породы. Иногда мы получаем отраженные сигналы. Электромагнитный экран. То есть нам известно, где они были несколько недель назад. А где они теперь — кто знает?
— Это все, что вы можете нам сказать? — спросила сенатор.
— Мы их найдем, — неожиданно вмешалась Ева.
Она говорила пылко. Глаза у нее покраснели от слез. Купер покосился на жену.
— Вы, наверное, места себе не находите, — посочувствовала Вера. — Монтгомери ваш единственный сын?
Купер, прищурившись, смотрел на Веру. Она кивнула. Вопрос был задан с умыслом.
— Да, — ответила Ева и посмотрела на пасынка. — То есть нет. Я сильно беспокоюсь. За Хэмильтона я бы тоже волновалась. Я бы никогда не отпустила Монти.