— Да, — кивает старый гетман. — Вы воины. Это ваша судьба.
— Жизнь близко, смерть далеко, — возражает Дивиш.
— Я считаюсь и со смертью, — допускает Марек. Смерть ему не кажется такой далекой, как прежде. Странно, ее приблизила любовь к Анделе.
— Умереть — это не совсем то, что человек себе представляет, — ворчит Ян Пардус и испытующе оглядывает юношей, которые прямо пышут здоровьем и полны жизни, хотя и говорят о смерти.
— Мы немного обленились, — бросает Дивиш.
— Прислуживать у стола, нежиться в постели, ворковать с женщинами — это не работа для мужчины, — выкладывает свои соображения Ян Пардус.
— Но меч в руке удержим, — возражает Марек.
— Только не друг против друга, — ядовито подпускает старик.
Никаких сомнений, он тоже все знает. Замковые осведомители работают великолепно. Произнеси шепотом признание камню в стене, и слова проскользнут прямо в чужие уши. Но только Пардус неправ. Марек и Дивиш в самом деле несколько раз вступали в поединок. О Мыдловаре не забывает ни один из них. Однако в поединках они просто испытывали друг друга. Но это не всякий поймет.
— Мы хотим ходить в замковую часовню, — говорит Дивиш, будто хочет подчеркнуть миролюбие свое и Марека.
— Что вы там будете делать? — не понимает Ян Пардус. Посещение часовни не входит в его планы беспощадной тренировки воинов. Подготовить тетивы для стрельбы — это он понимает. Но терять время в часовне?
— Слушать слово божье.
— Хотим молиться, — говорит Марек и думает так на самом деле: ему кажется, что молитвой он очистит душу и облегчит свои страдания.
— Пусть молится священник, — возражает старый гетман, — в часовне вы не опалите даже кожи.
— Этого желает пани Кунгута, — пожимает плечами Дивиш.
Ян Пардус из Горки замолкает. Небо далеко, великий судия над облаками кажется ему недоступным, но авторитет пани Кунгуты близок и бесспорен.
Гетман должен снова втянуть обоих юношей в суровую воинскую жизнь, и он сделает это. Они, конечно, забыли уже, что воздух синий, вода зеленая, деревья лиловые. И что между всем этим должен сверкать металл.
Часовня переполнена: служанки, конюхи, повара, воины, ремесленники, стражники, богатые крестьяне и бедные дворяне со своими женами. Священник ведет богослужение истово. Его слова волнообразными спиралями поднимаются прямо к облакам. Люди, думайте о своем спасении! Христос на массивном кресте словно бы кивает измученной головой. На лицах молящихся выступает пот, но тоска в их душах исчезает. У священника мелодичный голос, и путь к спасению кажется легче, чем в другое время.
Недалеко от священника Яна Махи стоит пани Кунгута бок о бок с пани Аленой. И та и другая в вышитых чепцах, а на серебряных поясах висят объемистые мешочки. Наверное, они будут раздавать милостыню. Это можно предположить по благочестивому выражению их лиц. За их спинами две молодые девушки: Андела и Бланка. Сегодня на них шелковые платья, расшитые серебряными нитками. Платья отличаются только цветом. Девушки время от времени что-то шепчут. Что это? Молитва? Или просто светский разговор? Пусть лучше это останется в тайне.
Марек и Дивиш уже в одежде воинов протискиваются сквозь толпу. Люди уступают им дорогу, словно чувствуют под их кожаными куртками легкие панцири, словно заранее ощущают их локти возле своих ребер. Или они догадываются, что как раз этим двум юношам необходимо стать к левой колонне, чтобы хорошо было видно знатных пани? Едва ли. Такого дерзкого поступка никто не предполагает. Однако это именно так. Марек знает, где стоит Андела. Дивиш знает, где стоит Бланка. И оба должны встать так, чтобы девушки их заметили.
Юноши уже на месте и пытаются пристальными взглядами заставить девушек поднять склоненные головы. Голос священника звучит волнующе. Он тревожит молодые сердца своими нежными бархатными переливами. Марек взглядом касается Анделы. Она вошла в его сердце и останется там навсегда. Между тем Андела не поднимает глаз, так что он не может поделиться с ней своими чувствами. Дивишу повезло больше. Он уже дал знать Бланке: ты останешься в моем сердце, а я в твоем. Бланка всем своим видом выражает согласие. Краснеет по уши и шепчет что-то Анделе.
Темноволосая девушка сначала пугается. Пани Алена с пани Кунгутой так долго ей выговаривали, что привели в смятение ее мысли. Она должна отказаться от этого приятного юноши из купеческой семьи. Что скажет ее отец? У него определенно другие намерения. Андела должна была согласиться, ведь она знала эти намерения. И она перестала верить в свое внезапное и непривычное счастье. Может быть, это правда, что Марек лишь мимолетно прикоснулся к ее жизни. Настоящая любовь еще ждет ее. Она со всем примирилась. Уедет из Подебрад и даже не попрощается с Мареком.
Андела смотрит на Марека. Ее глаза сначала отказываются понимать его. Но цепи вскоре падают. Андела снова чувствует себя счастливой. Словно она прозрела, исцелилась от временного ослепления. Чувствует, что ее наполняет сияние света. От кончиков ногтей до корней волос.
И уже наступает мгновение, которое в течение всего богослужения ждет, затаившись в острых изломах готических сводов и украшениях часовни. Оно кратко, но подобно узлу, который нужно молниеносно разрубить, чтобы жизнь продвинулась на шаг вперед.
Бланка теряет сознание и падает. Крики, переполох. Атмосфера святости нарушена. Дивиш пробирается сквозь толпу, расталкивает всех склонившихся над Бланкой, берет девушку на руки и идет к дверям часовни. Люди уступают ему дорогу и валом валят за ним.
Андела уходит после всех. Она не может обойти Марека, который ждет ее у последней колонны. Он улыбается ей нежно и спокойно. Андела слегка улыбается в ответ, только потому, что она послушалась своего сердца. Она подходит к Мареку, поднимает лицо и этим поощряет его на разговор. Она внезапно освободилась от страха, все в ней пришло в согласие.
— Я сегодня здесь в последний раз, — говорит она тихо, чтобы Марек понял, что произойдет нечто неожиданное.
— Я не понимаю, — пугается Марек.
— Завтра я возвращаюсь в Роуднице.
— Я приеду за тобой.
— Да, — кивает Андела, хотя знает, что должна была бы сказать нет.
— Будешь ждать?
— Да.
— Не забудешь меня?
— Как можно, — улыбается Андела и принимает поцелуй Марека. Они с тоской оглядываются. Часовня пуста, но им надо уходить.
На небе догорают последние звезды, на земле становится темно, как в мешке. Вооруженные всадники скачут по пыльной дороге, ведущей на холм Ошкобрх. Среди них Марек и Дивиш. Гетман Ян Пардус зорко наблюдает за ними. Хмурое молчание. Одни досыпают в седле, другие чувствуют свою отчужденность от мира. Ничего удивительного. Такое бывает и у воинов.
Марек думает об Анделе. После их возвращения с учений ее в Подебрадах уже не будет. Сначала Мареку это кажется просто невозможным, затем им овладевает чувство горечи. Он на свете один, кругом мрак и вооруженные люди. Скоро наступит зима, вода в Лабе потеряет свою голубизну, клен опадет, птицы замолкнут, рыбы уйдут на дно. Андела в Роуднице тоже будет одна. Среди чужих людей, далеко от него, никто ее не приласкает. Марек настораживается. В самом деле ее никто не приласкает? Такую молодую и красивую? У Марека замирает сердце. Сейчас он готов на все — готов призвать на помощь самые страшные стихии: бури, землетрясения, наводнения, лишь бы все было, как прежде. Но никому нет дела до его желаний. Даже его коню.
Они въезжают на вершину Ошкобрха. Солнце уже приступает к своей дневной работе. Золотит желтеющие листья дубов и буков. Птицы пересвистываются. Верно, хотят своим пением задержать осень. Не уходи! Не покидай нас! Твои теплые объятия нам так приятны! Воздух влажный и бодрящий. У воинов пана Иржи пробуждается ощущение полноты жизни.
Ян Пардус делит отряд на группы и каждой дает задание:
— Смотрите в оба, чтобы ничего не прозевать!
Марек и Дивиш едут вместе вдоль опушки по направлению к Жегуни. Марек в полном смятении, Дивиш улыбается. Вдруг он говорит:
— Ты знаешь, она упала в обморок нарочно.
— Бланка?
— Открыла глаза и когда увидела, что ее несу я, то улыбнулась, — самодовольно объясняет Дивиш.
— А потом снова лишилась сознания?
— Марек, я чувствовал, какая она живая, — признается Дивиш.
— Она сегодня тоже должна уехать?
— Она не может уехать, — возмущается Дивиш. — Здесь у нее я.
— Ты счастливый, — вздыхает Марек, а сам думает, какой же Дивиш эгоист. Несчастья других его не только не касаются — он даже принимает их как нечто естественное.
Через два часа всадники возвращаются в лагерь. Неприятеля они не обнаружили, наверное, такового еще нет у подебрадского пана. Пардус сверкает глазами. Ищет кого-нибудь, чтобы обругать. Всегда ведь кто-нибудь подвернется под руку.
Заграждение из повозок уже поставлено. Отряд всадников готовится к атаке. Пардус, как бог Марс, рассекает воздух мечом: средняя часть заграждения раздвигается, и в образовавшийся коридор вихрем вылетают вооруженные всадники. Топот коней, биение сердец, шумное дыхание. Приготовить копья! Обнажить мечи! Вперед! Никого не щадить! Решительность — это смерть врагу.
Ян Пардус кричит. Он всем недоволен: и кони-то скачут недостаточно быстро, и воины-то не слишком темпераментны для того, чтобы нанести серьезное поражение противнику. Оружие держат, как веники. Атака повторяется. И еще раз. Пыль столбом. Птицы от страха улетают. Солнце прячется за облачко. А воины бьются с воображаемым неприятелем до седьмого пота. Они устали и думают только о том, как бы поесть.
Возвращаются домой к вечеру. Марек и Дивиш вваливаются в свою комнату. Ноги их еще ощущают бока лошадей. Они смывают с себя пыль и наспех проглатывают два-три куска. Служанка успевает им сказать, что девушки уже утром уехали. Обе? Обе. Андела в Роуднице, Бланка в Прагу. Дивиш отшвыривает оловянную тарелку с копченым мясом и кашей. Деревянная ложка вылетает из тарелки. Глаза наливаются злобой.