Отец Амброзий поднимается из-за своей конторки и сразу же узнает Марека. Глотает последнее слово псалма, который он пел в эту минуту, и радостно улыбается. Весь вид его говорит о том, что с ним ничего не может случиться. Он чтит святых и живет под их покровительством. Единственное украшение его скромного жилища — это складень, на створках которого изображен триптих со святыми Анной, Вацлавом и Иржи. Марек хорошо знает, что отец Амброзий этот складень сделал сам.
— Отец Амброзий! — восклицает Марек.
— Марек, здравствуй, — сердечно приветствует его старый монах. — Ты вспомнил меня?
— Ведь я ношу ваш крест.
— Помогает ли он тебе?
— Отец Амброзий, произошло удивительное событие, — говорит Марек серьезно. — Скажите мне, сколько таких крестов существует на свете?
— Только два. Один у моего брата Штепана, августинского монаха в Роуднице, другой был у меня, а теперь его носишь ты. Мы их получили от нашего отца при посвящении в сан. Он был ювелиром в Праге. Я ведь из семьи художников, — улыбается старый монах.
— Вы тоже художник, отец Амброзий, — отвечает Марек.
Он прав. Бывший монах известен не только как знаток теологии, но и как знаток литературы, опытный переписчик и искусный мастер цветной миниатюры. Вот и сейчас он переписывает для кутногорской знати чешский сборник духовных песнопений, и ему безразлично, что на некоторых страницах оказываются хоралы, против которых его сердце католика должно бы было восстать. В минуты творчества он отдает предпочтение искусству перед религией. Он ни за что на свете не упростит ни один хорал, не сделает его менее величественным. Нотные линейки ровны, ноты вписаны четко и аккуратно, буквы сохраняют нежную округлость, а заглавные буквы разного размера расцвечены красками. В разрисовку заглавных букв отец Амброзий вкладывает свое представление о гармоничности или бессмысленности мира.
— Марек, ты не сказал мне, что произошло, — напоминает отец Амброзий. Он любопытен, как всякий монах. Он внимательно слушает историю об Анделе Смиржицкой из Роуднице, о путешествии по Лабе и о том, как очутились рядом два одинаковых креста.
— Не чудо ли это? — кончает Марек свой рассказ.
— Нет, — качает головой старый монах. — Это только предзнаменование. Ты любишь ее?
— Да, — отвечает Марек просто.
— Будь осторожен, — говорит отец Амброзий, — нет ничего удивительного в том, что мой брат Штепан дал Анделе свой крестик. Удивительно то, что крестики попали в руки двух молодых людей, которые понравились друг другу. Быть может, это перст божий указует на то, что рождается очень редко: большое и верное чувство.
— Оно уже родилось.
— Марек, что ты знаешь, — говорит задумчиво монах. — Жить труднее, чем рисовать. Жить труднее, чем молиться. Жить труднее, чем знать все о целой вселенной. Но быть верным в любви труднее, чем жить.
В тынецкую крепость Марек добирается уже в сумерки. В начале декабря день — бедняга. Ночь отнимает у него и утро и вечер. Едва рассветет, и опять уже темно. Хорошо, что светил месяц. Освещает стайку остро разрезанных туч, и все вокруг превращается в сказочную картину. Темные пятна лесов, серебряная гладь реки, космическая тишина и холодный свет звезд.
Оружие стражи, расположившейся за изгородью из кольев, при свете месяца отливает фантастическим блеском. Вечернего посетителя выслушивают с вниманием. Стражники заметили Марека раньше, чем он остановился у ворот. Тревожный шепот достигает ушей пана Ванека из Милетинка. Он подходит к воротам и приказывает их отворить.
— Простите, пан Ванек, мне нужен Дивиш.
Марек вглядывается в лицо хозяина. Изменился ли он? Пожалуй, нет. Те же порывистые движения, та же рыжая борода. Или она уже поседела?
— Дивиш отправился за невестой, — смеется пан Ванек. — Проходи в дом.
— Как вы себя чувствуете? — спрашивает Марек вежливо. Он старается скрыть досаду. Неожиданно он осознает, что приехал в Тынец главным образом к Дивишу. Только с ним он может говорить об Анделе совершенно откровенно. Дивиш его понимает.
— Старею понемногу, — отвечает пан Ванек, тормошит гостя и ведет в дом.
— И для нас на службе у пана Иржи тоже время бежит.
— Да-да, — подтверждает пан Ванек, — а Иржи все богатеет, становится все более влиятельным.
— Наверное, хочет сделать мирным наш век.
— Сначала сделать мирным, а потом властвовать.
— Вы так думаете?
— Марек, — смеется пан Ванек, — я желаю ему этого. Наше государство нуждается в крепкой руке. А у Иржи из Подебрад она крепкая. Поэтому я послал к нему Дивиша.
Подают ужин. Пан Ванек — вдовец. Дочь вышла замуж в западную Чехию, Дивиш наезжает в Тынец лишь изредка, и обычно пан Ванек садится за стол один. Он настолько привык к одиночеству, что это его не тяготит.
Сначала они едят молча. Блюда сменяются одно за другим: щука в рассоле, суп с мясом, заяц в темно-коричневом соусе, сладкий пряник. Красное вино. Один кубок, потом еще и еще.
— Я одобряю помолвку Дивиша, — говорит пан Ванек, словно выбор Дивиша зависел от него.
— Я знаю Бланку, это замечательная девушка.
— Из хорошего рода, — кивает пан Ванек. — Для Дивиша будет лучше, когда он женится. Он питает слабость к женщинам. Может, Бланка его образумит.
— Дивиш останется на службе у пана Иржи?
— Да. Куплю им в Подебрадах деревню, и там будут жить. Ну а ты, Марек? Присмотрел себе кого-нибудь? — любопытствует пан Ванек.
Он разрумянился, лицо стало под цвет бороды.
— Такие мечты, как моя, исполняются только в сказках... — отвечает Марек.
Он не может оторваться от мыслей об Анделе. Он хотел сейчас поговорить с Дивишем — бог весть, может быть, узнал бы о ней что-нибудь. Что делает Андела в Роуднице? Как там живет? Она так же беззащитна, как и Марек? С такой же пустотой в сердце, которое тоскует о нежности? Ждет она Марека? Хранит ему верность? Марек знает, пан Ванек не сможет ответить ему, но он должен спрашивать хотя бы сам себя, потому что настоящая любовь всегда сомневается.
— Человек живет на свете не для того, чтобы отказываться от своей мечты, — говорит пан Ванек мудро. — Только он должен решиться поставить на карту как можно больше.
— Прежде всего самого себя?
— Конечно, — соглашается пан Ванек. — Славно победить, но и не менее славно пасть в бою.
— Я знаю.
— В жизни человека происходят события невероятные. Рассказывала тебе пани Магдалена о Регине?
— Немного. Я не все понял.
— Помнишь, как Шимон из Стражнице украл ее?
— Слишком хорошо помню, — нахмурился Марек.
Эти события он вспоминал неохотно. Еще и теперь ощущает их как насилие, за которое должен отомстить.
— Марек, представь себе, — пан Ванек от волнения встает и ходит по комнате, — девушка сходит с ума по Шимону. Иначе этого не объяснишь. Работает у него в доме как служанка. Она, конечно, знает, что Шимон ищет себе невесту из дворянок. Но и на это закрывает глаза. Она прислуживает ему в доме и спит с ним.
— Мерзавец! — возмущается Марек. Он старается сдержать охвативший его гнев.
— И за что она его так любит? — рассуждает вслух пан Ванек. Оба брата из Стражнице и у него сидят в печенках. Они его соседи. Он знает, что они роют ему яму. Его ненависть постоянна, но более сдержанна.
— Придет их час. Но Регину мне ужасно жаль.
— Что толку горевать. Теперь пусть печется о ней ее собственная судьба.
Ночь проходит. Мужчины пьют вино и разжигают в себе любовь и ненависть. Изменят ли они мир? Ничуть. Ускорят события? Нисколько.
Вот эпизоды, которые Марек не любит вспоминать.
Он проснулся в доме священника, в своем чулане рядом с большой комнатой. Сначала он заворочался и прислушался. До него донеслись звон колоколов, причитания женщин, потом он увидел много огней, колеблющихся там и тут. Он не помнил, как оделся. Не помнил, о чем думал. Все побуждало его спешить. Нож сам собой оказался у него в руке.
В большой комнате он застал только Регину. Поверх своей юбки она надевала еще юбку матери и закутывала голову платком. Наверное, хотела скрыть свою красоту. Пани Магдалена в это время бежала к костелу. Боялась за своего мужа. Это он звонил в колокола. А тому, кто звонит во время грабежа, грозит опасность.
Марек едва успел спросить Регину, что происходит. Та открыла рот, чтобы ответить — она всегда отвечала на его вопросы, — но не успела проронить ни словечка. Двери распахнулись, и в комнату ворвался высокий молодой мужчина. Его голова почти касалась закопченных бревен потолка. Властное лицо, уголки губ опущены книзу. Прыгнул к Регине и схватил ее на руки. Перед глазами Марека мелькнули упругие ляжки, плотно обтянутые кожаными штанами.
Марека бросало то в жар, то в холод. Голова как свинцовая, руки одеревенели. Осмелится он кинуться на этого верзилу? Нет, не осмелится. Ведь его даже руки не слушаются. Но он должен решиться. Как он будет жить на свете, если этого не сделает?
Он пришел в себя, услышав крик Регины. Он ничего не успел заметить, кроме золотого перстня на руке насильника.
Марек бросился на него с ножом. Целился в бок. Только этот проклятый мужлан не забыл, что у него свободны ноги. Он двинул Марека ногой с такой силой, что тот отлетел к сундуку. Грудь хрястнула, ударившись о твердый деревянный угол, голова стукнулась о стену, нож вылетел из рук, описав дугу в воздухе.
Марек еще успел увидеть могучую спину похитителя и лицо Регины: губы полуоткрыты, брови высоко подняты и необычно яркий румянец на щеках.
Потом Марек потерял сознание.
Действующие лица: Регина, Марек, Шимон из Стражнице.
Место действия: дом священника в Тынце над Лабой.
Время действия: 1444 год, неделю спустя после того, как был украден плот возле острова Коло, близ Тынца над Лабой.
Последствия: два сломанных ребра у Марека, великая скорбь в семье Сука и во всем Тынце.
Марек вернулся из отпуска с опозданием на три дня. Он осознает это только сейчас, когда стоит перед Яном Пардусом. В душе Марек оправдывает себя. Прошлое — это ведь тоже жизнь. Его нельзя скомкать, как лист бумаги, и выбросить в окно. Кроме того, прошлое помогает Мареку понять, на что он способен в будущем. Разве он должен порвать с прошлым? Нет, никогда.