, несколько купцов, среди них Михал из Канька, и два священника-подобоя. Они стоят вокруг гроба, покрытого черным венецианским бархатом, на котором серебром вышита чаша. В ногах покойного стоит пани Алена. Склонилась над гробом, оградив себя от остальных стеной печали. На вдовство она обрекла себя заранее, ведь муж был вдвое старше ее, так что теперешняя ее печаль в какой-то степени сладостна. Пани Алена в черном траурном одеянии, лишь круглые зерна халцедона на четках, висящих у пояса, светлые.
Здесь царствует печаль, хотя никто особенно не скорбит. Все соответствует обряду: и звон колоколов, и псалмы, которые произносят губы священников, и заунывная мелодия, которую исполняют флейтисты. Вечерняя тьма скрывает выражение лиц. Огни процессии не ярки. Люди безмолвны. Каждый чувствует пропасть между жизнью и смертью.
Марек стоит позади, под хорами. Он внешне сдержан, хотя не безучастен. Думает о пане Иерониме с благодарностью и равнодушие погребального обряда воспринимает с огорчением. Желает мира праху пана Иеронима. Что ждет его в каменной могиле подебрадского храма? Мрак и молчание. Как странно, что каждый в конце концов должен отправиться в землю. Только свою собственную смерть Марек не представляет. Ему кажется, она где-то очень далеко.
Наконец гроб исчезает в темпом провале, каменная плита пола ложится на свое место. Люди снова оживляются и возвращаются к обычным своим мыслям и заботам. Оставляют мертвых заниматься в своих укрытиях тем, чем им положено, а сами выходят из костела в морозную ночь.
Марек подходит к отцу. Михал молчит. Потом говорит со вздохом:
— Покойников что-то становится больше, чем живых. И отчего это мрет народ?
— Я этого не заметил, — откликается Марек.
— Верю, — соглашается пан Михал и тут же меняет тему разговора: — Ты не представляешь, как пани Иоганна на тебя зла. Видеть тебя не желает.
— Почему?
— Потому, что ты оставил в девках ее двоюродную сестру. Забыл об этом?
— Но ты же одобрил мое решение.
— Но я не одобряю, если ты вообще не женишься.
— У меня еще есть время.
— Только время и ничего другого.
— Этого недостаточно?
— Недостаточно, — говорит пан Михал резко. — Ты должен не упустить подходящего случая. Ты красивый юноша, и у тебя есть будущее. — Очевидно, отец пытается разжечь самолюбие Марека.
— У меня есть свое представление о будущем.
— Посмотри на пани Алену, — выкладывает свои соображения Михал. — Она довольно молодо выглядит, богаче, чем владелец вашего замка, и очень умна. Кто-то должен теперь ее утешать. Ты об этом не подумал?
— Нет.
— Почему? Пани Алена долго не состарится. Поверь мне.
— Я должен спросить свое сердце.
— Так не забудь его спросить.
— Не забуду, отец.
— Ты должен быть разумным, Марек, — говорит пан Михал голосом, в котором слышны нотки доверительности. — Твой долг пану Иерониму я еще не заплатил. Пани Алене ты о нем и не заикайся. Если сама не спросит.
— Хорошо, отец, не скажу, — отвечает Марек и прощается с отцом в смятении. Так ведет себя каждый купец? Наверное, да. Однако Марека беспокоит сейчас другая мысль. Родители одержимы стремлением женить своих сыновей и выдавать замуж дочерей. Может быть, и Андела страдает так же, как он? Не подбирают ли родители ей жениха? Не услышит ли он однажды, что Андела уже замужем?
Мысль об этом невыносима. Из-за нее Марек в эту тягостную, студеную ночь совсем не уснул.
Умер не только пан Иероним Вах. Неожиданно смерть унесла еще троих. Они не были так знамениты, как пан Иероним, и имена их не попали бы в летописи, если бы не их странная смерть; заболев, они лежали без сознания, их лица стали неузнаваемыми, тела скрючились — и, наконец, смерть. Такое случается. Но четверо сразу? Не чума ли это? Ощущение страшной опасности охватывает горожан. Особенно зажиточных. Еще бы, их жизнь ценнее. Они ошеломлены и растерянны, они потеряли аппетит. Мясо кажется им необычно красным, хлеб кислым, вино пахнет плесенью. Рынки закрываются, парочки ходят на расстоянии друг от друга, люди забивают окна. Костел пуст, кажется, что его покинул даже бог.
Пани Кунгута с детьми спешно уезжает в отдаленный замок Мыдловар. Это пан Иржи пожелал, чтобы его семья находилась в безопасности. Сам он не решается удалиться из Подебрад. Как истинный господин подебрадского княжества, он не имеет права бояться даже чумы. Иначе бы прилив жизни в городе сменился отливом. А этого пан Иржи не допустит. Он должен поддерживать в людях уверенность, что и в Подебрадах можно остаться в живых.
Экипаж пани Кунгуты сопровождает вооруженный отряд, которым командует Марек. Видно, он пользуется особым доверием своего пана. Но Марек едет в Мыдловар без радости. Он не знает, что он еще может делать, кроме как слушаться. Ему жаль пани Кунгуту, которая преждевременно потеряла последнего ребенка. Она кажется Мареку бледной, притихшей и, пожалуй, удивленной. Смотрит с каким-то недоверием на голые ветви деревьев и на примятый снег, который удерживается только благодаря ночным заморозкам. Мартовское солнце еще не может с ним справиться.
Замок Мыдловар выглядит более хмурым, но и более величественным, чем прежде. Кажется, что он царит над всей окружающей природой. Мартовские тучи покрывают небо над замком и нагоняют уныние. Пан Ярослав из Мечкова не поддается унылому настроению. Но пани Поликсена боится привидений и часто плачет. Слезы приносят ей облегчение. Она тревожно вглядывается в лица своих гостей, молится, перебирая четки. Подолгу сидит у камина, помешивая угли.
У Марека комната, соответствующая дворянскому званию: постель с пологом, полка для посуды, шкаф из кленового дерева, две скамьи. Одна для него, другая для гостей. Он чувствует потребность в деятельности: умывается, переодевается в более легкое платье — словом, ведет себя как настоящий мужчина. Сюда не проникает зеленый свет, как тогда, летом. Небо скорее серое — или желтое, когда его подкрасит солнце.
Марек выходит из комнаты, и воображение его пробуждается. Всюду он видит Анделу: вот она проходит коридором, садится за стол, выходит во двор, едет верхом, говорит или молчит, смотрит то удивленно, то сдержанно, словно хочет уберечь себя от чего-то, то смеется, то вдруг гасит свой смех. Почему у него перед глазами все время Андела? Что это? Любовь? Да, это любовь. Только теперь она окружена зимой, снегом, сыростью, голыми деревьями, красным солнцем, пламенем горящих поленьев и лицами чужих людей. Ему до боли недостает Анделы. И тем не менее Марек должен привыкнуть к ее отсутствию. Времени для этого у него будет много.
Пани Кунгута кажется довольной: она и ее дети в безопасности. С одной стороны ее охраняет Лаба, с другой — Марек и пан Ярослав. Марек старается говорить своим обычным голосом, и ему это удается. На самом же деле это только эхо его голоса.
В эти дни покинутости и одиночества неожиданно приезжает Дивиш. Он весь сияет новизной, внутренний огонь озаряет его. На нем тонкий бархат, на шее кружево, штаны из тонкой выделанной кожи, плащ подбит куньим мехом, на берете перо хищной птицы. А в душе жар, который согревает не только самого Дивиша — он мог бы растопить даже снег. Дивиш выглядит как настоящий жених. Марек должен это признать. Признает это и пани Кунгута, которую Дивиш приглашает к себе на свадьбу. Когда она состоится? 21 апреля в доме Валечовских в Праге. Приглашение принимают пан и пани из Мечкова, а что приедет Марек — это само собой разумеется. Какая же свадьба, если на ней не будет лучшего друга? Это просто невозможно!
Марек все понимает и прямо в рот смотрит Дивишу: не привез ли он весточку от Анделы? Но у того смеются глаза и губы, а об Анделе он не обмолвился ни словом. В замке сразу все повеселели. За ужином подают вино. Как и прежде, пан Ярослав бросает нож в цель, а Дивиш выпускает стрелу. Только Марек отказывается играть на лютне, внутренне все в нем протестует. Да и мелодию он, наверное, не вспомнил бы. Наконец наступает момент, когда Мареку удается поговорить с Дивишем.
— Что нового в Праге? — спрашивает он шепотом, под Прагой он разумеет Анделу.
— Мне кажется, женщины в Праге за последние два года похудели, — отвечает Дивиш вроде бы серьезно, но глаза его смеются.
— Ты смотришь на других женщин, когда собираешься жениться на Бланке? — хмурится Марек.
— Конечно. Супружество не имеет ничего общего с верностью.
— И любовь тоже?
— Для кого как, — смеется Дивиш. — Для тебя да, для меня нет.
— Я еще подумаю, идти ли на свадьбу к такому жениху, — отвечает Марек.
Он встает из-за стола и как сомнамбула направляется в коридор, спускается по лестнице, открывает двери и выходит во двор на мороз. Месяц улыбается ему, свежий воздух воскрешает его, но Мареку не хочется возвращаться к жизни. Сегодня душа его особенно ранима. Он ждет известий об Анделе, а получает удар дубинкой. И все же Дивиш что-то знает об Анделе. Любовь для Дивиша — это что-то мгновенное, как вихрь, жгучее, как пламя, быстрое, как молния, и притом путаное и не поддающееся объяснению. Может ли в таком случае Дивиш жениться? Наверное, может, допускает Марек. Каким будет это супружество? Кто знает? Марек приходит в себя. Замечает сияющий месяц, который как раз показывается из-за сплетенных ветвей, возвышающихся над стенами замка. Это восхитительное зрелище. Наверное, вот так же было здесь в давние языческие времена.
— Марек, — слышит он знакомый голос. Это Дивиш.
— Чего тебе?
— У меня к тебе поручение от Анделы.
— Ты разговаривал с ней?
— Нет, мне его передала Бланка.
— Я жду целый вечер, а ты и словечка не вымолвишь, — упрекает его Марек.
— Андела получила твою записку.
— Это я давно знаю.
— Но не знаешь ее ответа.
— Этого я не знаю. — От нетерпения Марек кусает губы.
— Она сказала, что никогда не выйдет замуж ни за кого другого.
— Это ее слова?
Марек волнуется. В нем просыпается вера в чудо. Его то заливает жар, то пробирает холод. Марек словно обретает невесомость, еще миг — и он вознесется на небо.