— Ну как ты, Марек? — дружески спрашивает пани Кунгута.
— Спасибо, пани Кунгута, — отвечает Марек и краснеет до ушей. — Завтра встану.
— Я знаю, что произошло.
Тон, каким говорит пани Кунгута, выдает ее, значит, она берет Марека под свою защиту. Почему? За рыцарский поступок, за храбрость и, конечно, за любовь к Анделе. А ведь совсем недавно она хотела разлучить молодых людей. Пани Кунгута не может не заметить, что их чувство стало большим и сильным, что Марек за любовь не колеблясь принял бы смерть.
— Только не рискуй без нужды, — торопливо говорит пани Кунгута. На лице ее отпечаток грусти. То ли она предчувствует, что произойдет с ним, то ли это предчувствие относится к ней самой?
— На приеме мы разговаривали с паном Яном Смиржицким, — замечает пани Поликсена. На ее круглом лице появляются соблазнительные ямочки. Она хочет перевести разговор с печальной темы на радостную.
— Он обещал мне, что Андела будет в Подебрадах целое лето, — говорит пани Кунгута дружески и в то же время чуть покровительственно.
— Пани Кунгута, — с дрожью в голосе произносит Марек.
— Я думала, что потерплю неудачу, — улыбается пани Кунгута, — но пан Ян оказался милее и уступчивее, чем я ожидала.
Марек поднялся на ноги. И вовремя. Папский легат Карвайал изъявил желание видеть пана Иржи у себя в качестве личного гостя. В сопровождении только самых необходимых людей. Кого возьмет с собой пан Иржи? Он обдумывает. Он не возьмет ни священников-подобоев, ни университетских магистров. Пан Иржи не собирается это посещение делать всеобщим достоянием. Его выбор падает на пана из Валечова и на Марека из Тынца. Оба говорят на латыни и преданы ему. Марек принимает приглашение со смешанным чувством удивления, радости и тревоги. Выдержит ли он испытание перед знаменитым представителем папской курии?
Они входят в дом «У слона» на углу Староместского рынка в пятом часу пополудни. Кардинал принимает их в большом зале, украшенном гобеленами с изображенными на них благовещением, поклонением волхвов, страстями Христовыми. Но Марек замечает гобелены и со светскими сюжетами: группа грациозных женщин ловит удочками рыбу, охотники крадутся за зверем, храбрые моряки плывут с поднятым парусом по морю. Мягкий ковер приглушает тяжелые шаги. Мебели в зале немного: позолоченное кресло и несколько банкеток, обитых бархатом.
Кардинал идет навстречу пану Иржи и здоровается с ним как с родственником. Пана из Валечова и Марека он не замечает. Смотрит на пана Иржи, словно понимает его чешскую речь, и в то же время внимательно вслушивается в перевод, который приглушенно раздается со стороны пана из Валечова. Марек помогает лишь тогда, когда пан Ванек не может быстро найти подходящее выражение.
Кардинал садится на золоченое кресло, и по обе стороны его становятся только что вошедшие двое молодых священников-католиков. Пан Иржи садится на высокую банкетку напротив кардинала, сзади на банкетки пониже садятся Марек и пан Ванек. У Марека сердце стучит как колокол. Эта сцена запечатлевается у него в сердце и памяти.
Легат в красном кардинальском одеянии склоняет голову и тихо молится, Марек смотрит на его продолговатое выразительное лицо. Он уже заметил, как быстро меняется выражение лица у кардинала. Так сменяются только маски. Одна снимается, другая надевается.
— Молиться — значит покориться, — поднимает голову кардинал и благосклонно улыбается. Его улыбка предназначена пану Иржи.
— Мы в Чехии тоже молимся, — отвечает пан Иржи.
— Я знаю, — кивает кардинал, и лицо его вдруг становится серьезным. — Несмотря на это, его святейшество считает, что ваше спасение в большой опасности.
— Мы верные сыны церкви, — возражает пан Иржи.
— Его святейшество полагает, что в Чехии угас дух христианской любви, — произносит кардинал, нахмурив лоб и сверкая глазами.
Мареку кажется, что он мог бы быть апостолом. Он словно создан для того, чтобы изгонять дьявола и предвещать людям царствие небесное.
— Конечно, мы люди грешные, — допускает пан Иржи. — Но, пожалуй, грешим не тем, что думаем.
Марек улыбается этим словам. Он вспоминает еретика Кржижковского. Не говорил ли он нечто подобное? Почему пан Иржи велел заключить его в башню, если он придерживается такого же мнения?
— Разум человека недостаточно надежный советчик и руководитель. Он — соблазн дьявола. — В ответе кардинала звучит упрек.
— В Чехии не в чести невежество, — слегка повысив тон, говорит пан Иржи. Пан Валечовский точно переводит. Паузы в разговоре полезны. Паи Иржи использует их, чтобы успокоиться.
— Я не говорю о глупости и невежестве. Я говорю о радости подчинения святой римской церкви, — отвечает кардинал с достоинством. В это мгновение кажется, что по правую и левую руку его стоят ангелы.
— Мы с радостью подчиняемся, — осторожно отступает пан Иржи. — Речь идет только о подтверждении компактатов и назначении чашника Яна Рокицана архиепископом.
— А церковные владения? — поднимает брови папский легат.
— Некоторые мы можем возвратить. — Пан Иржи как бы взвешивает обстоятельства. — Но большинство из них уже во вторых или в третьих руках.
— Отнеситесь к римскому папе как к отцу и верните их, — говорит кардинал тоном наставника. — А что касается чаши, отрекитесь от нее. Святая римская церковь не может заблуждаться. Заблуждаются те, кто от Рима отторгается.
— У нас нет намерения отторгнуться.
— В вероучении да, — возражает резко кардинал, но тут же успокаивается. — Поймите меня, пан Иржи. Мы больше всего опасаемся заблуждений, которые можно спутать с элементами веры.
— Компактаты — только маленькая уступка.
— Я приехал сюда как миротворец, а не ради компактатов.
— Народ ждет их подтверждения.
— Мы не знаем никаких компактатов. Ни святой отец, ни я. Можете вы мне показать их?
Пан Иржи колеблется. Может ли он дать в руки кардинала драгоценный документ? Но иначе дело не пойдет. Курия должна была бы знать все, что подтвердил Базельский собор.
— Достойный отец, — говорит наконец пан Иржи. — Мы посоветуемся на сейме и пошлем их вам.
— Благодарю вас.
Кардинал поднимается с золоченого кресла и наклоняет голову. Прием окончен. Гости тоже встают и направляются к дверям.
Кардинал Карвайал берет пана Иржи под руку, проходит с ним несколько шагов и спрашивает будто бы доверительно:
— Вы мне позволите не поверить тому, что вы здесь говорили?
Пан Иржи останавливается, бросает испытующий взгляд на кардинала и роняет с улыбкой:
— Среди нас тоже есть еретик.
— Как видите, — смеется кардинал и жмет пану Иржи руку на прощание.
Марек после посещения кардинала вынес следующее впечатление.
Кардинал Карвайал такой же человек, как все. И пан Иржи понял это. Разговаривал с ним как с человеком. Марек почувствовал облегчение. Мир для него стал более человечным, утратил свою незыблемую иерархию и показался почти будничным. То, что происходило в малом, например в Тынце, могло произойти и в великом — в верхах власти светской и власти церковной. Тем самым упрочивается и место Марека в обществе. И его надежды на будущее нашли еще одно основание.
И не только это. Марек видел задумчивое лицо пана Иржи. И тот из общения с кардиналом извлек для себя пользу. Что такое компактаты для римской курии и ее политики в Европе? Мало и много. Мало — как небольшое заблуждение чехов, много — как пример для других недовольных государств. Пан Иржи проник в тайну европейских связей. Постиг, что теология и политика едины. И наконец, постиг самое важное: бог в руках церкви.
Марек в конце концов рад, что он только Марек из Тынца. Он может любить от всего сердца и может со всей страстью отдаться ссоре. А это тоже кое-чего стоит. Хотя кардинал и не удостоил его особым или даже просто человеческим вниманием.
Это было однажды вечером. Марек со своей легкой конницей стоит в карауле. Их пост неподалеку от дома «У слона». Рожемберкские дружины не в силах поддерживать спокойствие в округе, где остановился кардинал Карвайал. На улицах скопление народа, множатся разные толки, люди нападают на стражников, бросаются камнями. Паны-подобои решили усилить охрану дома кардинала. Папский легат! Никто не смеет причинить ему вреда. Даже если он ведет себя как Карвайал. О компактатах он говорит с пренебрежением, слышать не хочет имени Яна Рокицана, принимает изменников и благословляет их, поощряет нападки на чашников.
Едва пробилась первая зелень, едва зацвели цветы, как пришли люди и все уничтожили. Кто виноват в этом? Никто — это божья кара. И зачем чашникам торговаться с вероломным легатом? Не произойдут ли от этого еще большие несчастья?
Марек приказывает разогнать разгневанную толпу. Он кричит, просит, напоминает, что с посланцем самого папы ничего не должно случиться. Люди слушаются, с ворчанием расходятся, но около полуночи, когда бдительность стражи ослабевает, кто-то проникает во двор, уносит колеса от экипажа легата, а священному мулу отрезают хвост.
Кардинал наконец понимает, что земля Праги горит у него под ногами. Он чувствует, что в народе зреет недовольство. Может произойти взрыв.
Кардинал не скрывает своего разочарования. Он хотел внести покой, а возбудил беспокойство. Теперь он видит только один выход — укрыться в безопасном месте. Лучше неожиданно. Он уедет немедленно, сейчас же. Пусть сегодня праздник тела господня, а он обещал, что поведет католический крестный ход и с возвышенности Града благословит золотой дароносицей весь взбунтовавшийся город. Но теперь он уже видит, что народ одержим, народ грозен. Кардиналу нужно как можно скорее пробраться через лабиринты города и отправиться на юг. Там его спасение, там солнце и милосердный бог.
Главное — уехать незамеченным. Но кардиналу, к сожалению, это не удается. Его видят новоместские мясники и вооружаются топорами, торговцы кричат, женщины визжат, случайные прохожие хватаются за мечи. Что случилось? На них налетел пчелиный рой? Дьявол в них вселился? С ума они сошли? Пока что кордон рожемберкских головорезов достаточно силен, чтобы уберечь кардинала.