— Отправляйтесь восвояси, — приказывает пан Иржи воинам. Какое-то мгновение он смотрит на Марека. Ничего не говорит, хотя все понимает. Затем вспоминает, что он одет недостаточно официально, и возвращается в свой шатер.
У Марека такое чувство, что для него все кончено, он сброшен на землю и никогда уже не поднимется. Должны были бить его ногами, топтать, вонзать ножи и мечи, рогатины и алебарды. Это было бы прекрасное смертельное угощение. Только Марек на нем уже не присутствовал бы.
— Голова закружится оттого, что смотришь в землю, — слышится рядом громкий голос.
Марек поднимает голову. Это Ярослав из Мечкова, добродушный верзила. Лицо немолодое, утомленное, долговязая фигура отбрасывает длинную тень. Утреннее солнце играет в капельках росы.
— Все это затеяно не против тебя, — продолжает пан Ярослав.
— А против кого?
— Целились выше. В нашего пана, — отвечает Ярослав, слегка прищурив глаза и осторожно оглядываясь по сторонам.
— Неужели это правда? — бормочет Марек, но его мысль не противится утверждению пана Ярослава.
Он вздыхает и пропускает в отчаявшееся сердце немного надежды. Туча, которая висела над ним после столкновения с Яном из Смиржиц, теперь не кажется ему такой черной.
— Ты должен знать, кто ты и что должен делать.
— Я едва это сознаю, — бормочет Марек.
Ему стыдно за себя, но еще больше за роудницкого пана. Почему они стали ему поперек дороги? Кто перемешал все карты? Углубится ли еще больше пропасть между ним и Анделой? Есть ли какой-нибудь выход или нет?
— Это неплохо, если ты немного помучаешься, — улыбается пан Ярослав и поворачивается к коням.
Он хочет прогуляться. Едет легко и упруго, словно каждый шаг для него чрезвычайно важен. Наверное, радуется, что скоро в незнакомых местах подновит свою старую славу.
Марек долго провожает его взглядом.
Последний день августа. Войско все еще не разбежалось. У пана Иржи удивительная способность удерживать людей вместо. Создается впечатление, что друзья вокруг него множатся.
Уже разбит лагерь неподалеку от Планян. Все знают: поход начался. И хотя начальники отрядов стараются сдерживать солдат, страсти разгораются. Каждый отряд обеспечивает себя сам оружием и продовольствием. Лес мечей, обнаженные кинжалы, арбалеты наготове. Войско должно есть и пить. И надо всем этим волна грубого веселья. У воинов словно зорче видят глаза, лучше слышат уши и все чувства обостряются. Завтра их, может быть, ждет смерть, сегодня они хотят жить и потому бесчинствуют. В деревнях тревога. Особенно в тех, которые принадлежат пану Бедржиху из Стражнице. Бедржих — он будет предавать и на том свете.
Солнце непреклонно совершает свой путь, оно ищет ночную тьму. Тихий и долгий день угасает в синем тумане. Воздух словно затянут бархатом. Туман незаметно вползает в легкие и незаметно выползает из них.
Марек бродит среди воинов своего отряда. Не отвечает на окрики, потому что не слышит их. Он погружен в себя. Что он должен предпринять? Отдаться несущей его волне? Или плыть против течения? Сегодня он навлек на себя гнев Яна из Смиржиц, а завтра он может так же навлечь неприязнь Иржи из Подебрад. Стоит только ему сбежать из его войска. До Подебрад всего два шага. Там по замку ходит Андела. Марек знает — она ждет его. Все остальное пустяки: война, слава, дворянский герб, чины, деньги, имущество. Уедут вместе к Дивишу в Чиневес и начнут там новую жизнь. Марек чувствует, что за себя он может поручиться. А что, если он ошибается? Вдруг он трус? Вдруг он не решится действовать наверняка! Ведь не находит же он в себе силы пробить спасительный туннель и идти за светом своей любви! А может быть, эта любовь — грех?
Марек раньше умел распознавать, где чувственность и грех, где добро и зло. Когда же его самого захватила любовь, ему изменила эта способность. Но ведь любовь не может быть грехом. Это ему говорит не разум, это утверждает вспыхнувшее в нем чувство.
Ход его мыслей прерывает неожиданное появление Дивиша с толпой своих крестьян. Марек обнимает друга. В объятиях Дивиша ему кажется, что он тонет в глубокой воде. Он снова приходит в себя, лишь когда открывает глаза. По счастью, Дивиш ничего не замечает, потому что он весь во власти своей собственной радости. Он нашел Марека, у него есть конь, у пояса меч, он слышит запах военных костров. Его поле битвы иное, чем поле битвы Марека.
Разве можно с Дивишем спорить? Нет. Можно ли его убедить, чтобы он вернулся и чтобы Марек мог к нему приехать? Тоже нет. Дивиш друг, но Марек точно знает, что Дивиш не понял бы его.
Герольд созывает начальников всех отрядов в шатер пана Иржи. На августовском небе взошла единственная звезда. Остальные ждут за кулисами. Их время еще придет — когда наступит ночь. В шатре ненамного больше света. Два-три огонька притулились на фитилях сальных светильников. Но лицо пана Иржи освещено, а остальных видеть не обязательно. В сумраке притиснуты друг к другу и Марек с Дивишем.
Пан Иржи произносит речь с достоинством. Никому не льстит. Не видно по нему, что он гневается на кого-то из присутствующих. Это состояние равновесия между чувством собственного достоинства и уважением к окружающим. Видно, что его смирение по отношению к католической церкви уже кончилось и что он ищет слова для ясных приказов, которые хочет отдать начальникам.
— Мы у цели, — говорит пан Иржи, и его взгляд пронизывает тьму. — Стоит протянуть руку — и мы достанем Прагу.
— Сначала Прагу, — раздается голос из темноты.
— Что мы значим без Праги?
— Сердце королевства.
— Жемчужина чешской земли.
— Через три дня мы будем там ужинать.
Пан Иржи продолжает: порядок, восстановление справедливости по отношению к чашникам, прополоть грядки в божьем саду, найти подходящих людей для управления городом. Но никому не дозволено убивать и брать в плен. Прага должна стать союзницей подебрадского объединения. Это неслыханно — ответить на враждебность дружеским жестом. Паны принимают это предложение с неудовольствием. Да и удастся ли им сдержать воинов? Хоть какой-то кусок им надо бросить. Мог бы это быть, например, еврейский квартал? Пан Иржи пожимает плечами. Наверное, это можно принять за согласие.
Но, даже подойдя к Праге, ни в коем случае не раскрывать своего истинного замысла. Войско пана Иржи направляется всего лишь в Саксонию. И просят свободного прохода через Прагу. А поскольку это войско чашников — то, пока оно в Праге, оно требует только свободы богослужения единоверцам. Даже тех, кто перешел на сторону католиков и оскорбляет пана Иржи, он не собирается уничтожать. Он будет их только наказывать. Понимаете вы это, пражане?
Такой план составлен в шатре пана Иржи. А послы снарядятся в дорогу в этот же вечер. Это Зденек Костка из Поступиц, рыцарь Ян Маловец из Пацова, два горожанина — Андел из Ческого Брода и Дуршмид из Часлава. Тайное задание получат два молодых воина. Это Марек из Тынца и Дивиш из Милетинка.
Послы отправляются в путь. Поднялся ветерок. По небу рассыпаны тысячи фиолетовых звезд.
Только коншелы в Староместской ратуше не желают понимать посольство пана Иржи. Они чувствуют, что над ними нависла туча. Может она наслать бурю? Может из нее ударить молния? Может. Но тогда уж пусть за пределами укреплений столицы. Ибо Прага охраняется со всех сторон. Она неприступна.
Коншелы выглядят как люди, которым неплохо живется. Они упитанны, одеты в дорогие сукна, с золотыми украшениями. У них свои воспоминания о прошлом, они знают, как берут города, и они не дадут захватить Прагу. Если пан Иржи будет атаковать, то он ничего не добьется, хотя один из его отрядов угрожает со Шпитальского поля уже с весны. А пустить его в город по-доброму? Пуркмистр Пешик из Кунвальда раскатисто смеется, паны-коншелы ему вторят. Напрасно пан Костка из Поступиц объясняет им, что пан Иржи может быть врагом других городов, но не может быть врагом Праги. Они недоверчиво выслушивают его, а решение откладывают. Для этого должен собраться совет. Времени у нас достаточно, не так ли?
— Может быть, у вас и достаточно, — отвечает Зденек Костка, — но пан Иржи, судя по всему, спешит.
— Это нас не интересует, — пожимает плечами староместский пуркмистр и поворачивается к посольству спиной.
Между тем Марек с Дивишем проходят по городу, живущему своей многообразной повседневной жизнью, и пытаются достучаться в ворота дома Бочека. Только Якуб Шиндлер вот уже две недели как забаррикадировал вход. Он никого не хочет пускать внутрь. Никому не доверяет. Он понимает, что надвигаются тревожные события.
Наконец им удается смягчить сторожа, уговорить, чтобы позвал хозяина.
— Нам ты должен поверить, — уговаривают Якуба оба юноши через вал из мешков с песком.
— Я верю только тому, что мне по душе, — отвечает дерзкий домовладелец, он откровенно насмехается над ними.
— Пан Иржи нас уполномочил для особой миссии!
— Жаль, что меня не навещают ангелы. Они распознали бы вас в один миг.
— Я уже вижу тебя проткнутым мечом, — срывается Дивиш.
— У меня волосы стали дыбом, — смеется хозяин дома. — Сколько у тебя рук и сколько ног?
— Ты хоть посмотри на нас, — уговаривает его Марек. — Ведь ты нас знаешь.
— Скажите свои имена, — строго говорит Якуб.
— Мы можем их сказать только шепотом.
— Так шепчите.
Имена проскальзывают сквозь щели между мешками с песком прямо в уши Якуба Шиндлера. Он ничего не отвечает. Но позволяет освободить проход. Марек и Дивиш протискиваются внутрь. Мешки с песком снова укладывают на место.
— Ты чего валяешь дурака? — напускается на Якуба Дивиш, когда наконец сталкивается с его колючим бородатым лицом.
— Вас ждут две смерти, — смеется домовладелец, — а меня только одна.
— Хочешь, чтобы я тебя проткнул? — говорит Дивиш, но до меча не дотрагивается.
— Я сам из монахов. Я знаю, как нужно представиться на том свете.
— Поможешь ты нам или не поможешь? — пытается склонить его на свою сторону Марек.