— Заплатим заодно и старые долги, — прибавляет Ян Пардус.
— Решено, — подытоживает пан Иржи, — Ян Пардус, в конце недели ударь по Колину. Это будет для них предупреждением.
— Заплатим все старые долги, — повторяет про себя Марек, присутствующий при этом разговоре. Он смотрит на Бланку, а Бланка смотрит на него. В их взглядах одно — нетерпение.
Ян Пардус приказывает Мареку, чтобы тот собрал для нападения отряд легкой конницы в шестьдесят воинов. Атаковать, рассеять противника и сразу же возвратиться. Прощупать врага: настороже он или беспечен? Как вооружен? В чем его слабое место?
Пардус приказывает также выдать новую зимнюю экипировку: железные шлемы с сеткой на шее, на которых спереди прикреплена эмблема Подебрад, стеганые куртки с жестяными панцирями на груди, суконные штаны, обшитые внутри на бедрах кроличьим мехом, высокие ботфорты с отворотами. Вооружение же остается прежним: тяжелые мечи, арбалеты и колчаны со стрелами, щиты. Меняют только поврежденное оружие.
К вечеру в замковом дворе проходит смотр боевой готовности отряда. Пардус, хмурый, восседает на коне и движением руки указывает, чтобы всадники проезжали перед ним. Каждый должен пуститься в карьер и остановиться, словно врос в землю, перед старым гетманом. Ян Пардус прямо излучает негодование. Он отчитывает воинов по-солдатски грубо:
— Из тебя нужно вытряхнуть лишние кости! Тебя что, сняли с виселицы?! Жрешь и пьешь, не заметно, что у тебя есть другие заботы! Эй ты, наймись работать привидением!
Старый гетман вне себя. Вид воина, вся его фигура должны устрашающе действовать на врага, чтобы сам дьявол испугался. Есть ли такие среди его всадников? Есть. Их большинство. Пардус доволен, только виду не показывает и все ворчит и ворчит. Марек видит его насквозь и посмеивается про себя.
После смотра весь отряд собирается в часовне. Слушают псалмы. Голос священника Яна Махи проникает Мареку прямо в сердце. Ему кажется, что кто-то — то ли бог-отец, то ли бог-сын — здесь, близко. Если не сам бог, тогда хотя бы Христос. Ян Пардус, конечно, не удерживается от своего обычного замечания:
— Не думайте, что господь бог у вас в кармане. Что он будет драться за вас.
Потом у них остается достаточно времени на то, чтобы поесть и выпить.
После полуночи отряд выступает. Первую группу всадников ведет сам гетман, вторую — Марек. Погода отвратительная: дует морозный ветер, низкие снеговые тучи едва не задевают землю. Из-за них иногда выглядывает месяц. Словно в прятки играет с тучами.
Быстрая езда успокаивает всадников. Говорят шепотом. Все знают, что дело предстоит опасное.
К рассвету отряд уже у лесочка между Велтрубами и Колином. Есть сведения, что здесь не менее двух раз в день патрулируют хорошо вооруженные отряды колинской дружины. Гетман решает атаковать один из таких разъездов. Местность тут словно специально приспособлена для засады. Отряд останавливается в лесу недалеко от дороги, окаймленной лиственницами. Марек изучает следы конских копыт, чтобы установить, давно ли здесь проезжал отряд. Ян Пардус сообщает план действий. Первая группа спешится и заляжет в засаде. Вторая с обнаженными мечами должна быть в любую минуту готова к молниеносной атаке.
— Это хороший план, — соглашается Марек.
— Не ложиться же нам по своей воле в гроб, — усмехается Ян Пардус.
Воины быстро и четко располагаются по указанным местам. Теперь остается только ждать. Рассвет медлит — словно раздумывает. В воздухе кружится снег. Холодно. Воины потирают руки и бока, чтобы разогнать кровь и хоть чуточку согреться. Кони неспокойны: холод пробирает и их.
Но вот послышался топот конских копыт. И громкий говор. Звуки быстро приближаются. Пардус поворачивает голову так, что Марек видит лишь его затылок. И в тот же миг Марек замечает вражеский разъезд, который, ничего не подозревая, трусит в их западню. Пардус поднимает руку. Из укрытия в лиственницах вылетает град стрел. Вопли, крики, ржание коней. Отряд смешался, паника. Пришла минута выступать второй группе. Марек мгновенно вскакивает на коня, прижимается к его косматой гриве и вылетает на дорогу. За ним его воины: в руках мечи, глаза горят. Они уготовили противнику быструю и легкую смерть.
Им должна была сопутствовать удача. Нескольких колинских воинов скосили стрелы. Оставшиеся вытаскивают мечи. Сколько их? Двадцать? Тридцать? Нет смысла считать. Лишь бы быстрее найти того, своего, и пустить ему кровь. Так думает каждый воин Марека. И стремится к этому. Прежде чем придет подкрепление из Колина. Может быть, оно гораздо ближе, чем они думают.
Марек продирается сквозь легкий утренний туман. Ему кажется, что капельки в воздухе светятся, как Млечный Путь. Небо серое. Каждая ветка лиственниц видится Мареку особенной, неповторимой. Конь тихо всхрапывает. Настороженно прядает ушами. Обнаженный меч в руке Марека наклонен по древним и неумолимым правилам, которые не признают исключений. Чем ближе неприятель, тем Марек храбрее.
Он сразу узнает своего противника. Враг его впереди отряда на расстоянии одного коня. Вот он. Имени на его щите не видно, но каждой клеточкой тела Марек узнает его. Опущенные губы, квадратный подбородок и гордая мужская осанка — голова вскинута чуть ли не до верхушек деревьев. Шимон из Стражнице.
У Марека дрожь пробегает по телу. Его охватывает ужас, пробирающий до костей. Ему хотелось бы договориться с богом, чтобы отсрочить эту встречу, которая может оказаться последней. Но это длится только миг. В силу вступает холодный рассудок. Бой состоится, пусть будет, что будет. Они двое не могут жить на одной земле. Жить может только один из них.
Шимон тоже узнает своего противника. Резким движением освобождает плечи от плаща, который слетает на землю, словно крылья. Перед Мареком мелькают насмешливые глаза Шимона. В каждом его движении чувствуется опытный воин. Не только потому, что он владеет мечом, словно птица крылом, он умеет также и прочитать мысли противника.
Наступает неотвратимая и по-своему прекрасная минута боя. Оба воина стремятся избавиться от самой сильной муки: ненависти. Марек вкладывает в свой меч всю свою силу, Шимон, держа меч двумя руками, сразу же направляет его прямо в сердце Марека. Будто столкнулись два смерча. Один пытается уничтожить другой. Который из них победит?
Звон оружия, храп коней. От взмахов мечей раскачиваются ветви, место боя словно отрезано от мира. Даже солнце не рискует светить сюда. В их намерениях — смерть, в их ударах — вся сила. Сложные выпады, хитроумная защита. Победитель все еще неизвестен. Но решительная минута близится. В вихрь поединка врезается отряд лучников, которые вылетают из засады и на скаку вытаскивают мечи. Несколько колинских воинов бегут. Где-то, чуть ли не рядом с Мареком, раздается дикий рев Яна Пардуса: он только что сбил одного безусого юнца, который преграждал ему путь.
И именно в эти доли секунды все решается. Шимон чуть поворачивает голову. Наверное, чтобы взглянуть туда, откуда раздается крик Пардуса. На свой разбитый отряд? Или ищет путь к отступлению? Кто знает. Этого едва заметного поворота головы достаточно, чтобы Шимон из Стражнице оказался не защищен ни мечом, ни своим ангелом, ни господом богом. Никем и ничем. Марек не колеблясь вонзает меч в его грудь. В самое уязвимое место. Туда, где бьется сердце Шимона.
Шимон выпускает меч, клонится на одну сторону и, сползая по боку коня, падает на землю. Как раз на свой плащ, который минуту назад он сам так предусмотрительно расстелил.
Мареку не верится. Может быть, он пьян или слеп? Не сам ли он потерпел поражение? Шимон, верно, уже по дороге в чистилище. Но и после того, как Марек немного приходит в себя, он не может поверить в то, что сделал. Неужели и вправду на земле лежит Шимон с продырявленным сердцем? Сознание этого поражает Марека. Хотя он так же далек от чувства торжества победы, как и от чувства ужаса. Но восхищение старого гетмана дает перевес торжеству победы. Шимон получил то, что заслужил. Он должен был погибнуть. Это расплата — за Регину, за Анделу, за Дивиша. И за Марека. Радость победы удобно расположилась в душе Марека и не собирается ее покидать. Старый гетман на обратном пути со свойственным ему скепсисом поучает воинов:
— Сегодня мы победили, но это не значит, что мы победили раз и навсегда.
— Первая настоящая битва в моей жизни, — вздыхает Марек.
— Ничего, еще переживешь их столько, сколько я, — бурчит Пардус.
— Ян Пардус, вы во время битвы молодеете, — говорит Марек, вспомнив воинственный клич Пардуса.
— Старость — это бессмыслица, — соглашается гетман и пришпоривает коня. — Она приходит тогда, когда человек поддается ей.
— Много у вас было поединков?
— Я убил достаточно людей, — хмуро признается Ян Пардус. — Но не знаю, рад ли я этому. Не знаю я и того, как предстану на Страшном суде перед богом, когда он будет наводить окончательный порядок.
Марека кольнуло в сердце. Невозможно привыкнуть к тому, что убил человека. Он тоже пришпоривает коня: при быстрой езде отвлекаешься от мрачных мыслей. В подебрадском замке он стряхивает с себя уныние. Бланка смотрит на него с восхищением и, ничего не объясняя, целует ему руку. Она переоделась в женское платье и выглядит, как подобает пани из замка. Темно-коричневое сукно с золотыми нитями, кружевное жабо, красивая прическа, лицо уже не заплакано. Дивиш пришел в сознание. Опасность миновала, теперь ясно, что он выздоровеет. Может быть, он слышал известие о Шимоне, а может, и нет. Губы его подергиваются, глаза различают окружающее. Дивиш, наверное, хочет поделиться своим новым познанием: умереть — это совсем не то, что представляют себе люди.
— Мое сердце, — вздыхает Марек, выходя из замка.
В сумраке Марек направляется на берег Лабы к оголенному клену. Под ногами потрескивают сухие веточки, над головой темное небо. Ночь... Ночь, озаренная несколькими огромными звездами.
«Ты — моя семья», — говорит Марек одинокому клену. Его голые ветви простираются во тьму, внизу плещется вздувшаяся река. Марек чувствует успокаивающую силу дерева и глядит на небосвод. Теперь он способен спросить, что скажет о его сегодняшнем деянии высший судия над облаками. Шимон ведь тоже стоял на шахматной доске бога. Бог, конечно, распоряжался и судьбой Шимона. Кто знает, сколько деяний он еще уготовил Шимону. Хороших и плохих. А меч Марека вдруг пресек его жизнь. Имел ли он на это право? Или бог простит его по доброте? Тень ужаса касается Марека. Смерть Шимона поражает его. Он потрясен. Сознание вины окутывает его тяжелым плащом. Помогут ли ему сбросить этот плащ? Или придется нести его на себе всю жизнь?