Всадники налетают друг на друга. Полная неразбериха. Страшный грохот, разъяренные лица, ржание коней, однако в эту минуту между жизнью и смертью каждый сосредоточен. Марек сражает мечом одного воина, и тот падает на землю. Второй уклоняется от удара, третий падает. Над полем боя витает ужас. Он все усиливается. Множится число убитых.
Где же наша победа? — думает Марек и смотрит туда, откуда можно было бы ждать выручку. На подебрадский лагерь. Но что он может там увидеть? Они бессильны. Подкрепления нет.
Мороз продирает по коже, когда Марек вдруг чувствует опасность сзади. Они могут быть отрезаны от своих. «Конец», — успевает он еще подумать. И в этот момент на его голову обрушивается страшный удар.
С другой стороны ему угрожает еще один вражеский меч, Марек пытается его отразить, но у него ужо не хватает сил. Он чувствует, как меч вонзается ему в бок.
Для Марека бой окончен. Он теряет сознание и падает с коня на землю. Найдут ли его там еще и вражеские копья? Растопчут ли его копыта коней? Это никому не известно. Человек, прижатый к земле, уже почти ничего не значит.
В сознании Марека долгое время лишь темный провал. А может быть, иногда оно озаряется видением фантастического ландшафта с желтым песком и бесформенными валунами или ошеломляющей картины вселенной, усыпанной безлюдными дорогами, иногда же это заросли, через которые нельзя пробраться.
Но Марек потихоньку возвращается к жизни. Фантастические видения вытесняются реальными образами, которые сотканы из воспоминаний. Чаще всего ему видится Тынец с серебряной рекой, Заборжи с романским костелом, апсида которого украшена скульптурой Спасителя, сидящего на радуге, и новая крепость, построенная у слияния Доубравки и Лабы, где его ждет Андела. Марек не может попасть к ней потому, что в реках полая вода. Ему нужно ждать, пока она спадет. Сколько времени ждать? Час, два, день, три дня, неделю? Марек потерял представление о времени. Его время как ящерица, иногда юркое, а иногда оно остановится и пристально смотрит, как движется все то, что временем не является.
Но однажды утром, открыв глаза, Марек видит на стене сруба нечто не имеющее очертаний, красок, то, что можно было бы ощупать: полочку с тарелками и чашками, деревянные ложки, связку выделанных шкурок, меч с большой перекладиной у рукояти, широкий кожаный пояс и шубу из овчины. Даже очаг с грудой дров на другой стороне комнаты ему ничего не напоминает. У этого стола с белой липовой столешницей он никогда не сидел. В сундук с резной крышкой ничего не клал. Где он? Почему он здесь?
Марек хочет приподняться, но голова не слушается его. В боку он чувствует острую боль. Словно туда воткнули кинжал. Ему хочется выдернуть этот кинжал, схватить в кулак эту боль и бросить ее куда-нибудь, но и рука его не слушается. Он едва шевелит пальцем. И даже это движение его утомляет, и он снова впадает в дремотное беспамятство. Хотя это не прежнее беспамятство, теперь он представляет себя выкорчеванным деревом, корни которого торчат снаружи. Сердце пусто, в голове туман, бог бесконечно далеко.
Когда он снова возвращается из небытия и открывает глаза, он видит нечто новое: около стола стоит мужчина и смотрит на него в упор. Смуглое лицо, живые глаза и черные завитки волос. Марек различает улыбку на его лице. Эта улыбка пробуждает Марека к жизни.
— Марек! — окликает его мужчина, словно знал его всю жизнь.
Марек слышит его, хотя после долгого беспамятства звуки ему кажутся странными. Может быть, Марек слышит собственные мысли.
Марек приподнимает верхнюю губу, пытаясь улыбнуться.
— Не падай духом, — говорит ему незнакомец. Действительно ли он незнакомец? У Марека мелькает мысль, что он его уже где-то видел.
— Ты меня помнишь?
Мареку хочется кивнуть, что он его помнит, и одновременно покачать головой, что он его не помнит. Но ни одно из этих движений он сделать не в силах. Его глаза глядят на смуглого человека, но, по существу, они обращены в глубины своей памяти.
— Я Брич, — называет мужчина свое имя. — Вацлав Брич. Помнишь, как в керском лесу я прибился к твоему отряду? И как меня потом допрашивал пан Иржи.
Еще бы Марек не помнил этого балагура. Он оказался шпионом, но Марек был тогда рад, что пан Иржи отпустил его с миром.
— Что ты тут делаешь? — с усилием произносит Марек первую фразу. Ему кажется странным, что в комнате сидит шпион. Но почему-то ему это не противно.
— Я здесь дома, — смеется Вацлав Брич.
Марек не возражает. Ему даже кажется, что Бричу подобает жить именно в такой вот комнате. Этот человек так опасен при лунном свете и такой домашний в полумраке. Сияют его глаза и блестят зубы.
— А что здесь делаю я? — В Мареке начинает пробуждаться жизнь, которая выражается прежде всего в любопытстве.
— Тебя ранили, и ты упал с коня. Здесь ты поправишься, придешь в себя.
В сознании все сразу проясняется. Он видит, как скачет навстречу вражеской коннице, как бьется с первым воином, как падает и пытается схватиться за гриву коня.
— Где я?
— В замке, в Находе. Вот была у меня работка дотащить тебя сюда. По дороге ты несколько раз умирать собирался, — смеется Брич.
— Умирать? А почему? — не понимает Марек, но веселых слов Вацлава Брича не пугается.
— Я, собственно, не знаю, почему нужно умирать, — уже серьезно отвечает Брич. Он быстро умеет менять выражение лица, Марек должен бы это знать.
«А чем же все-таки кончился бой?» — пытается вспомнить Марек, но ему это не удается. Сражение окончилось, когда его сознание было уже затемнено.
Вацлав Брич рассказывает, что произошло. Вскоре после того, как сшиблись всадники, двинулись и подебрадские повозки. Пан Колда решил отозвать свою конницу и вновь начал отходить. Подебрадские всадники вернулись к своим, но уже не боеспособные.
— А почему я не у своих? — настораживается Марек.
Теперь он ясно понимает поразительный перелом в своей жизни. Безопасное существование в подебрадском замке теперь в прошлом. Марек в находском замке, в плену у пана Колды из Жампаха.
— Я узнал тебя. Видел, как ты падаешь. На земле тебя затоптали бы кони. Я перекинул тебя поперек седла и сумел вывезти с поля боя.
— Когда я встану?
— Когда выздоровеешь, — улыбается Вацлав Брич.
— Когда уеду?
— Когда тебя отпустит пан Колда.
— Ты у него на службе?
— Да, уже давно.
— Но в Негвиздах ты сказал, что служишь Рожемберкам.
— Сказать так было безопаснее.
— Как служится у твоего пана?
— Хорошо, — хвалит пана Колду Вацлав Брич. — Крепкие цепи и одновременно большая свобода. Сам все узнаешь.
— Ты так думаешь? — удивляется Марек. Но словно в полузабытьи. Ему снова хочется спать.
— Я это знаю! — восклицает Вацлав Брич с такой уверенностью, будто знает все.
Пан Ян Колда из Жампаха стремительно вошел в залу, полную народа, обвел всех острым взглядом, и сразу каждый почувствовал молчаливый приказ: «Ни с места! У меня в руках меч! Трепещите!» Его взгляд был властным и уничтожающим. Не то чтобы он отличался большим ростом, напротив, был невысок, худ, жилист, так что казался и в возрасте, и одновременно молодым, несмотря на то, что ему уже перевалило за четвертый десяток. Впечатление моложавости создавала его одежда: на мускулистых ногах штаны в обтяжку, подложенные плечи у куртки, а рукава около кисти сужены; на том месте, где сердце, — эмблема: охотничий рог на серебряном щите. Эмблему эту он оправдывал полностью, поскольку большую часть своей жизни проводил на охоте. В пограничных лесах водились серны и олени, хитрые рыси, бродили медведи, выли голодные волки. Было на кого охотиться. Пан Ян Колда в совершенстве владел любым оружием, не только рыцарским, но и охотничьим. Лесным зверям около Находа жилось нелегко.
Тяжко жилось и людям, даже тем, которые не были его подданными. Он обходился с ними с необыкновенным своеволием: у торговцев отбирал товары, у евреев — деньги, у крестьян — скот. Горящие чужие деревни — радостное зрелище для его глаз. Тревожный звон колоколов — музыка для его ушей. Иногда, впрочем, он проявлял и благородство, которого едва ли кто от него ждал. Как-то привел девушке юношу, которого она любила, в другой раз заплатил священнику за то, чтобы он молился за него, в третий — велел пригнать в деревню стадо скота, чтобы его разделили между собой крестьяне, в четвертый — поддержал какого-то мелкого дворянина, который был прав. Эти добрые поступки нарушали однообразие его дурной славы.
Он окружил себя ордой висельников и головорезов, которыми правил железной рукой. Они его любили, потому что он требовал от них поступков на первый взгляд просто невероятных. Он в сущности продолжал традиции своего рода: грабил на большой дороге купцов, обирая их до нитки. Он недаром заслужил славу грабителя и опасного забияки. Он мог существовать только в стране без короля. Ведь замок Наход он завоевал и владел им до сих пор, не имея на это права. Чашники его ненавидели, потому что он сам был чашником, а вел себя как разбойник, ненавидели его и католики, потому что он был не только разбойник, но еще и чашник. Но в конце концов католики вступили с ним в союз, так как этот дикий пан мог задать баню Иржи из Подебрад. А это не всякому было под силу.
Никто не знал, что творится в его сердце. Он все делал легко — и зло и добро. О последствиях своих действий он не раздумывал. Встреча с ним кончалась либо поражением, либо победой, середины он не знал. Чаще всего поражение терпели его противники, пан Колда привык побеждать. На умиление, на восторги он не был способен, вокруг него была атмосфера взвинченности. Воздух был прямо-таки пропитан гневом. Говорил он кратко и сухо, объясняя резкими и короткими фразами лишь суть дела. Женской любовью он пренебрегал, она казалась ему ненужной; несмотря на это, женщины нередко поглядывали на него с симпатией: он был красив — правильный нос, высокий лоб, сжатые губы, твердый взгляд, жесткие, похожие на конские, волосы. Лицо властное. А это многим женщинам нравится. Но его сердце можно было взволновать в этом необузданно