Марек смотрит на все это молча. Так выглядит работа рыцаря-грабителя вблизи. Все в Мареке восстает. Он злится, что ему приходится присутствовать при этом зрелище. Но оно позволяет ему лучше понять, почему пан Иржи считает пана Колду своим врагом. Ведь нрав этого человека необуздан. Конечно, есть у него и хорошие качества, но много ли их? После случая с Шимоном из Стражнице Марек стремится быть беспристрастным, но, несмотря на это, он не находит оправдывающих пана Колду обстоятельств.
К Мареку подъезжает Вацлав Брич. Смеется, подмаргивает и напоминает ему о сапогах с изображением святых.
— Заранее радуюсь тому, что он нас в них обует, — замечает Брич.
— Он облегчит себе дорогу на небо, — отвечает Марек и вспоминает, как пристально глядел на него один из купцов. Пристально и долго. Отвел взгляд и снова посмотрел. Напомнил ли ему Марек кого-нибудь? Или он когда-либо встречал Марека?
— О чем ты думаешь? — настораживается Вацлав Брич.
— Что я тоже хотел бы иметь такие сапоги, — спокойно отвечает Марек. В конце концов, как бы ни смотрел на него этот купец и кто бы он ни был, почему Марека должен беспокоить его взгляд?
Низкое помещение в находском замке. Белые стены. Узкое окно пропускает пучок лучей желтоватого света. На стене висит фарфоровое распятие.
Разговор пана Яна Колды с Мареком краток.
— Привыкнешь жить у нас? — сухо спрашивает находский пан.
— Нет, пан, — отвечает Марек, — Я хочу носить свое имя.
— Не понимаю.
— Я сравнил проведенную здесь неделю со своей прежней жизнью.
— Зачем?
— Эта неделя у вас не убедила меня.
— Достаточно, если ты присягнешь мне в верности. Христос уже ждет, — говорит пан Колда и показывает на распятие. Словно предшествующий разговор его не касался.
— Я не могу, пан.
— Что же ты можешь? — Пан Колда бросает взгляд на Марека. Глаза смотрят все так же холодно.
— Дайте мне уйти.
— Я дам тебе уйти. Только в тюрьму, — отрезает пан Колда и машет рукой.
Марека бросили, как тряпку, в круглую серую комнату находской башни. Он пытается оставаться спокойным, но это нелегко. Он испытывает чувство стыда, когда тюремщик с жадностью снимает с него кожаную куртку. Этот человек внушает отвращение с первого взгляда: щучья голова, бугристый нос, колючие глаза, глубокие морщины около рта, худое дряблое тело, которое болтается в рясе неопределенного цвета, лицо скрытое, как у настоящего тюремщика. Он выглядит так, словно сам на себя отбрасывает тень.
— Как тебя зовут? — спрашивает Марек.
— У меня нет имени, — недовольно отвечает тюремщик. Он замечает на шее у Марека крестик со святыми мощами. Хватает его. Рука тюремщика черная и шершавая, как древесная кора.
— Я буду жаловаться пану Колде! — кричит Марек и бьет тюремщика по руке. Стыд сменяется гневом.
Тюремщик отдергивает руку и громко сплевывает.
Но к крестику притронуться уже не осмеливается. По нему не заметно, что он взбешен, но его злоба хладнокровна.
— Я тебя не слышу, — говорит тюремщик и направляется к двери. Он захлопывает ее за собой с такой силой, будто никогда уже ее не откроет.
Через некоторое время Марек приходит в себя. Осматривается. Его глаза уже привыкли к полумраку. Немного света падает сюда из оконца в двери. Другого источника света нет. В подебрадской башне были деревянные нары, а здесь нет ничего. Голая каменная комната, которая должна подавить в человеке всякое желание, всякую мечту, всякое реальное представление.
Что ждет здесь Марека? Дни без работы, без обязанностей. Дни полного одиночества. Это даже не дни, потому что стены башни стирают различие между днем и ночью. В тюрьме у Марека будет однообразное течение времени безо всяких перемен, без единого впечатления. Он не узнает даже, когда наступит 16 июля. Марек понимает, что время и пространство сплоченно составили против него заговор и едва ли он сможет против них что-либо предпринять. Неужели нельзя ничего сделать? Не поможет ли ему жадность тюремщика?
Он напряженно ждет, когда тюремщик явится снова. Ожидание длится целую вечность. Марек с трудом подавляет нетерпение и голод. Наконец тюремщик приходит. Несет миску жидкой похлебки. Он вроде бы улыбается, но как-то невесело. Мареку кажется, будто тюремщик чует, что произойдет дальше. Он весь напряжен, но притворяется безразличным.
— Где ложка? — обрушивается на него Марек. Он уже понял, что с тюремщиком нужно обращаться грубо.
— Я тебя не боюсь, — нервно отвечает тюремщик.
— Помни, что я тебе скажу: ты умрешь раньше, чем я! — кричит Марек прямо в его сморщенное лицо. Марек делает ударение на каждом слове, придавая им особое значение.
— Ну, нет, пан, — защищается тюремщик, и глаза его сверкают от гнева. — Сейчас на очереди ты!
— Подожди, — говорит Марек более мирным тоном и выпивает похлебку, даже не чувствуя ее вкуса. — Ты знаешь Вацлава Брича?
— Не знаю, — отвечает тюремщик. Лицо его снова становится безразличным.
— А заработать немного серебра хочешь?
— У вас есть деньги? — оживляется тюремщик. Но сразу же спохватывается, и снова лицо его бесстрастно.
— Они у меня будут, если я захочу.
— Здесь они вам не нужны, — холодно говорит тюремщик и тут же уходит. Перед тем как закрыть дверь, он еще раз смотрит на Марека. В его глазах что-то промелькнуло. Марек не знает что.
Так они и будут играть в кошки-мышки.
Игра их довольно скучная. Тюремщик носит раз в день похлебку и при этом притворяется глухим. Марек соображает: тот хочет уморить его голодом. А тогда уж он распорядится его вещами так, как захочет. Достанется ему и крестик. Однажды тюремщик проронил: «Скоро ты откинешь копыта». Марек с удовольствием взбрыкнул бы, но после недельной голодовки он так ослаб, что даже шевельнуть ногой не может. Он живет за счет своих мускулов и крепкого здоровья. Он чувствует себя как человек, приговоренный к казни. Жизнь отвернулась от него.
Марек пытается сохранить в себе хотя бы внутреннюю силу. Не хочет допустить, чтобы ожесточилась его душа, очерствели чувства. Надеется и ждет. Обращается к богу, взывает к его доброте, молит о справедливости. Он хочет узнать от него, почему попал в тюрьму. Хотя бы это понять. Но бог молчит.
Если Марек переживет эту муку, то на свете уж не сыщется ничего такого, что сможет ему повредить. Я буду неуязвим, думает Марек. Он лежит на каменном полу без движения, потому что каждое движение утомляет его. Он мучительно думает об Анделе. Он бережет для нее свои чувства и поддерживает в себе влечение к ней. Что-то должно побуждать его к жизни.
В конце концов он перестает разговаривать. Вскоре он понимает, что в молчании великая сила. Теперь тюремщик нетерпеливо добивается его расположения, пристает к нему с расспросами, похлебка становится гуще и тарелка полнее. Марек думает: наверное, тлеет в нем все же искорка сочувствия. Может быть, удастся ее разжечь. Но как?
Внезапно тюремщик исчезает. Похлебку в камеру приносит его дочь. Это женщина не из нежных, тонких существ. Она держится слишком сурово, хотя у нее есть все признаки женщины: глаза, губы, грудь. От нее исходит животная радость, лицо излучает искушение. Находясь рядом с ней, трудно каяться или читать молитву. В ней таится древняя женская сила. Она взывает к мужчине одним своим появлением: посмотри на меня! Я не могу тебе не нравиться.
Сначала она не обращает внимания на Марека и из камеры выскакивает с брезгливым чувством. Лицо узника едва замечает. Но все же первый шаг сделан. Слабенькая ниточка знакомства уже протянута. Хотя и мимолетно. Кратким присутствием. Глазами.
Марек выведен из равновесия. Его размеренный круговорот дня нарушен. Что происходит? Что против него замышляют? Это ловушка? Как ему защищаться? Где найти в себе силы? Может быть, первым перейти в наступление?
— Как тебя зовут? — спрашивает он ее наконец.
— Моника.
— Почему сюда приходишь ты?
— Отец хворает.
— Ты говоришь правду?
— Но я ведь даже не знаю тебя, — вежливо улыбается девушка. — Зачем бы я тебе врала?
— Меня зовут Марек из Тынца.
— Хорошо. — Моника подтверждает, что приняла к сведению его имя.
В последующие дни почти ничего не происходит. Похлебка стала получше, в ней плавают кусочки мяса. Марек набирается сил, мысли его проясняются. В его сознании что-то пробуждается. Ему хочется что-либо предпринять. Но он ничего не может. Так что ему остаются только вершины и пропасти собственных мечтаний. Скрытые от взора краски мира. Далекий свет и близкая тень.
— У тебя есть муж? — спрашивает он Монику. Он хочет узнать ее поближе.
— Я не замужем, — отвечает девушка и удивленно поднимает брови.
— Я, собственно, хотел спросить, любишь ли ты кого-нибудь.
— Заботься лучше о себе, — обрезает его Моника. — Я же не спрашиваю тебя, любишь ли ты кого-нибудь.
— Не спрашиваешь, — вынужден признаться Марек и задумывается.
Он не знает, как нужно играть дальше. И именно с Моникой, потому что никто другой к нему в камеру не приходит. Где граница безопасности и откуда грозит опасность? Заметил ли он, что Моника иногда посматривает на него так, словно хочет вызвать к себе интерес? А она, вероятно, надеется пробудить в Мареке такое чувство, какое она желает. Или это невинное женское кокетство? Может, нужно рассказать ей об Анделе, но все в нем восстает против этого. Марек смутно чувствует, что Моника неохотно слушает о других женщинах. В ней живет превосходство над ними. Особенно над теми, которые гордятся своими тонкими чувствами. Кажется ему также, что ее не интересует ни прошлое, ни будущее. Кто знает, задумывается ли она над тем, что и у нее есть своя судьба. Она живет лишь сегодняшним днем. У Марека вырывается вопрос, который удивляет его самого:
— Какое сегодня число?
— Шестнадцатое июля, — отвечает, не задумываясь, Моника. — На улице хорошо. Солнце, немного облаков и ширь поднебесная.
— Шестнадцатое июля? — бледнеет Марек. — Ты точно это знаешь?