Марек полон напряженного беспокойства. Он увидит соколиную охоту. Наверное, сюда прибудет подебрадский пан. Чем иначе объяснить бурную деятельность Пардуса? И Дивиш неспокоен. В его глазах ликование: сегодня наш день! Наверное, он прав. Оба они молоды, не женаты, у них и прошлого-то нет. Почему бы именно сегодня не наступил их день?
Приезжают верхом Иржи из Подебрад и два других пана: Ярослав из Мечкова, начальник дружины замка Мыдловар, и Ян из Гонбиц, начальник дружины замка Олдржих. Ян Пардус и его челядь застывают в почтительных позах. Не перед Ярославом из Мечкова, хотя он такой громадина, что, сидя на коне, почти волочит ноги по земле, и не перед быстрым как ртуть Яном из Гонбиц, а перед подебрадским паном — главой восточночешских ландфридов Иржи из Подебрад. На нем штаны в обтяжку и зеленый плащ с рукавами, по краям плаща бахрома, на рукавах прорези. Пояс с коротким мечом лежит на бедрах.
Марек взволнован, он не спускает глаз с Иржи. Иржи всего двадцать семь лет, но Мареку он кажется значительно старше. Невысокий, коренастый, круглое лицо спокойно, лишь карие глаза выдают живость и внимание. Он несколько медлителен, словно есть в нем скрытая тяжесть. Может быть, он занят своими мыслями? В чем же его сила? В уме? Или в его вере?
Много времени утечет, прежде чем Марек сможет ответить на эти вопросы. А пока что он мысленно оценивает Иржи, который держится просто и без внешнего блеска. Он еще не приобрел тех черт характера, которые возникают из чувства ответственности, не выглядит он и накопителем дукатов, хотя к нему почти каждую неделю стекаются товары. Пожалуй, его цель — постепенно занимать все более высокое положение на феодальной лестнице, а этого не сделаешь, если быстро не расширишь своих владений.
Марек чувствует, что перед ним человек, который находится в начале своего пути. Иржи смотрит, разглядывает, размышляет, взвешивает, а затем, отбросив колебания, делает шаг, который решит его будущее. Он, должно быть, знает, что век благоволит к нему. Наверное, он предвидит, что не состарится и за пятьсот лет.
Может ли Марек признать его своим господином, не противясь самому себе? Да, может, кивнул головой Марек и взглянул на Дивиша, который дружески ему подмигивает.
Ян Пардус, кряхтя, сел на коня, подъехал к панам и остановился вместе со всеми возле молодых буков. Место удобное для наблюдения.
Сокольничие вошли в низкую поросль, держа соколов на предплечье, обернутом грубой кожей. Сокол с капюшоном на голове похож на монаха. Так же склоняет голову. Но вот вспугнутые фазаны с шумом взлетают, с соколов снимают капюшоны, и начинается убийственная игра. Покорная птица превращается в хищника: сама стремительность и беспощадность. Сокол взлетает, видит жертву, растопыривает когти и молнией падает на тяжелого фазана, который не умеет защищаться. Первый фазан — и награда соколу кусок печени, второй фазан — еще кусок печени, и так за каждого. Ни один лучник не стреляет, круги перед глазами людей сужаются до маленькой точки, где кончается жизнь радужной птицы.
Но вот все устали — соколы, сокольничие, паны и лучники. Марек тоже устал — ему пришлось довольно постараться, чтобы повара получили достаточно фазанов для угощения охотников. Пока повара ощипывали фазанов, Марек и Дивиш направились к кустам, где накрыли стол, поставили белый хлеб и красное вино, — больше пока ничего, потом на столе появятся фазаны, но ужо в другом виде: золотисто-желтые, нашпигованные салом, с хрустящей корочкой, с ароматом свежих грибов и запахом чеснока.
Пришли паны. Иржи сел за стол первым. Остальные, не прекращая разговоров, начали тоже рассаживаться.
— Я тебя знаю, — сказал Иржи, увидев кудрявого Дивиша.
— Я Дивиш из Милетинка, — улыбнулся юноша.
— А ты? — спросил Иржи, обратив взгляд на задумчивое лицо Марека.
— Я Марек из Тынца, — ответил тот, радуясь, что так быстро вспомнил свое имя.
— Я уже знаю, — проронил Иржи. Глазами он наметил как раз этих двоих. — Услужите нам за столом. Сюда приедут пани.
Прислуживать за столом? Это значит одним панским словом отличить их. Марек и Дивиш счастливо переглянулись. Кое-что из их мечтаний начинает сбываться — этого не предвидел их начальник Ян Пардус.
Пани приехали в двух небольших экипажах, обитых темно-красным бархатом. Форейтор, конная вооруженная охрана. Четыре пани вышли из экипажей на просеке и сели за стол напротив панов. Они ополоснули пальцы в оловянной миске и теперь ждут, когда появятся золотисто-желтые птицы. Разговор перекидывается с одной стороны стола на другую и не касается ничего, что не было бы уже знакомо. Марек слушает, подавая блюда, и только уголком глаза взглядывает на того, кто говорит.
Пани Кунгута говорит тихо, сдержанно, словно ей по меньшей мере сорок лет и у нее трое взрослых детей, тогда как ей только двадцать и трое детей совсем маленькие. Платье из синего шелка подчеркивает чистоту ее лица, которое не поблекло от многократных родов, оно подчеркивает очарование ее женственности.
Пани Алена Вахова, затянутая в платье из черного шелка с белым кружевным жабо, определенно переняла нечто у своего мужа. Так, во всяком случае, кажется Мареку. Удлиненный овал лица, жесткие черты, высокая, в виде башни, прическа, делающая ее лицо еще более узким. Возраст угадать трудно... Говорит громко и отрывисто, словно бросает монеты. Мареку кажется, что пани Алены следует побаиваться.
Обе девушки — Бланка и Андела — явно стараются смягчить свою броскую красоту. И не из-за старших женщин, сидящих напротив них за столом, а скорее из-за двух красивых юношей, которые прислуживают им с особым вниманием. И хотя озорные искорки вспыхивают в глазах Бланки, лицо ее все же говорит, что никакая грязь к ней не пристанет. Жареного фазана она принимает с восторгом и мастерски разрезает его, Дивиш не может наглядеться на ямочки на локтях ее пухленьких рук и на столь же соблазнительные ямочки на щеках, которые обещают что-то удивительно приятное, но что — Дивиш не знает.
Марек даже не осмеливается думать о чем-либо подобном. Он растерялся, когда убедился, что он не выдумал Анделу и она в самом деле сидит за столом.
Он видит ее прелестные плечи, застенчивое выражение лица и удивленные, широко раскрытые глаза. Он чувствует ее возвышенные мысли и желание скрыться ото всех. Марек не знает, куда она хочет скрыться, но хочет бежать с ней. Он впитывает ее застенчивость и сам становится застенчивым. О чем молчит Андела? — спрашивает он себя. И сам же отвечает: есть на свете счастье. Определенно существует человеческое счастье.
— Надеюсь, господа наелись досыта? — спрашивает Иржи и внимательно смотрит на лица своих соседей по столу. Ответа не требуется. Лица гетманов говорят сами за себя.
— А пани? — спрашивает Иржи учтиво и с видимым удовольствием принимает благодарность пани Кунгуты, похвалы пани Алены и кивки двух девушек.
Марека и Дивиша он не спрашивает. И хорошо делает, потому что оба юноши голодны как звери. Но удивительно — они довольны. Они приблизились к девушкам, к которым так стремились. А это стоит того, чтобы поголодать.
На следующий день их зовут к священнику-подобою Яну Махе. Его жилище — неподалеку от замковой часовни. Побеленные стены, распятие, на полочке несколько книг. Среди них латино-чешский словарь Кларета, молельная скамеечка, стол и один стул, простая кровать с периной. Все говорит о том, что священник хотя и очень набожный, но всего лишь человек. Молодость его прошла, а старость ему еще незнакома. Его подбородок слегка опушен бородой, глаза живые. Можно сказать, он недурен собой. И по всему видно, что он сама добродетель.
— Я бы предложил вам сесть, если бы было на что, — улыбнулся он, глядя им прямо в глаза, и тут же объяснил, что пан Иржи попросил его проверить их знания и степень образованности.
— Ах, — вздыхает удивленно Марек.
Дивиш забылся и выругался.
— Лучше обращаться к господу богу с молитвой, чем ругаться, — упрекнул его священник. — Умеете вы читать и писать?
— Да, — выпалили оба сразу.
Священнику нравятся эти юноши, он верит им, но, несмотря на это, дает прочесть отрывки из хроники Троянской войны. Первым прилагает усилия Дивиш, читает слово за словом, не понимая, что читает, после него Марек, которого даже заинтересовал предложенный для чтения абзац. Похищение прекрасной Елены сыном троянского царя. Но у него нет времени обдумывать прочитанное — его ждет следующее задание: написать отцу короткое письмо, что он здоров и что благодаря господу богу и пану Иржи дела у него идут хорошо. Вскоре письмо написано. После Марека берет перо Дивиш. Сочинять письма ему не по душе, и он просто списывает текст у Марека. Выбросил одно, а может, два слова и ничего не прибавил.
Кажется, священник доволен: Марек и Дивиш умеют писать.
— Латыни, вы, наверное, не знаете, — говорит он между прочим.
— Нет, почему же? — вопросом отвечает Марек.
— Мы учили латынь у отца Амброзия, — говорит Дивиш с некоторым оттенком бахвальства.
Марек переводит отрывок из латинского трактата Матвея из Янова — «Правила Ветхого и Нового завета о причащении святыми дарами», а Дивиш — наобум открытую страницу из Плиния.
— Это хорошо, — удивляется священник. — Вы принадлежите к образованным людям. Радуйтесь этому. Мнение света создают люди, знающие грамоту. Они призваны отличать правду от лжи.
— А меч ничего не стоит? — спрашивает Дивиш.
— К сожалению, стоит, — хмурится Ян Маха и возвращается к своему делу. — Вы, конечно, знаете Священное писание.
— Да, — спокойно отвечает Марек.
До семнадцати лет воспитатель-священник потчевал его отрывками из Священного писания перед завтраком и перед ужином. Если бы давали еду три раза в день, то было бы оно и перед обедом.
— Но мы не священники, — настораживается Дивиш. Он всегда больше интересовался жизнью, чем Библией.
— Я знаю, — кивает Ян Маха и цитирует на память отрывок из Писания: — В нем была жизнь, и эта жизнь была свет человеков.