Затаив дыхание, слушали мы с подругой эту невольную исповедь не молодого, но и не старого еще мужчины, хотя и слабо понимали, какое она отношение имеет к нашему визиту.
– Ну и вот… – мужчина помолчал, борясь с душевным волнением. – Проснулся я как-то утром, с похмелья голова болит. Жуть, во рту сухо, сердце словно бешеное бьется. Помираю, в общем. Огляделся по сторонам, – Короедов рукой махнул. – Да что рассказывать, сами все понимаете! – мы кивнули.
– И так мне, девоньки, плохо сделалось. Не физически, нет. Хотя и физически, конечно, тоже, но к этому я-то уже и привык. На душе, на духе гадостно! Где идеалы мои? Где мечты? Где устремления? Неужто так и утонут на дне стакана? Поднялся я с постели, словно богатырь былинный, вышел на улицу, вдохнул полной грудью воздух и ахнул – мать честная, красотища-то какая! Воздух поутру слегка морозный – такой, знаете, со скрипом и чистый, аж кристальный. Вы в городе такого не увидите. У вас там от смога вперед себя на метр не видно, а здесь дело другое. Солнце только-только над горизонтом подниматься стало. Впереди над рекой избы стоят, петухи кричат – утро встречают. И вот стою я, на все это смотрю и думаю, что ж ты, дурак эдакий, с собой делаешь? Тебя ж, тварь такая, Господь по образу и подобию своему сотворил, а ты святотатствуешь. И все! – Короедов рубанул рукой воздух. – Верите, нет, но с тех пор как отрезало – ни капли больше в рот не беру. Вернулся я в избу, а там погром: на диване вчерашний собутыльник храпит, а я даже имени ведь его не помню. Растолкал я его, мыслями своими поделился, он как на полоумного на меня посмотрел, да и пошел опохмел искать. А я с тех пор сам не пью и всех, кто завязать хочет, привечаю. Помогаю им встать на путь истинный. Много у меня народу перебывало, кто излечился, а кто и нет, но каждый путник здесь приют найти может. Ведь, я как думаю, каждая заблудшая душа сострадания достойна! Главное, одно правило соблюдать – в моем доме никакой дури быть не должно. Нарушившие изгоняются сразу – я ведь не доктор, помочь могу, поддержать, совет дать, но работу основную человек сам проделать должен. Только он на это способен. Нет на то его доброй воли, и выздоровления не будет.
Короедов замолчал. Мы терпеливо ждали, когда он наконец до Славки доберется, не решаясь задавать вопросы.
– Всякое было, – продолжил мужчина, поглаживая кошку, жмурящуюся от удовольствия. – Многие срывались, не в силах победить зеленого змия, но Славка ваш мне другим показался. Хоть и знал я его совсем недолго, но что-то было в парне обнадеживающее… Жаль, ошибся я на его счет…
– А откуда он о вас узнал? – спросила Лариса, заправляя выбившуюся прядь волос за ухо.
Алексей Ефимович пожал плечами.
– Я таких вопросов не задаю, – ответил он, – приехал человек, попросил приют, я ему его и предоставил. А там… – он махнул рукой, – слухами, как известно, земля полнится.
Короедов вновь замолчал и внимательно посмотрел на нас. Мы тоже не решались нарушить тишину, не зная, о чем говорить дальше. А интересный, однако, мужичонка, весьма занятный. Так бы сидела и слушала его. Уверена, ему есть что нам рассказать.
– Складно, дед, поешь, – я вздрогнула, обернувшись на голос. Степан стоял, опершись о дверной косяк, рядом топтался Илья.
– А вот это ты как объяснишь, а? – поинтересовался бандит, демонстрируя Короедову кожаный саквояж.
Если предъявленный вещдок и удивил хозяина дома, он и бровью не повел.
– А что тут объяснять? – пожал мужчина плечами. – Чемодан это. Судя по всему, кожаный. И скорее всего, дорогой, хотя я в таких вещах не сильно разбираюсь, – Алексей Ефимович встал, чтобы рассмотреть вещь поближе.
– Дорогой?! – закричал Степа, хватая мужчину за грудки и поднимая со стула. Сброшенная на пол кошка возмущенно мяукнула и тут же получила пинка от рассерженного бандита. Животное кубарем откатилось в угол, гневно шипя, и теперь затаилось там, зализывая раны и бросая время от времени недобрые взгляды в сторону своего обидчика. Тот, впрочем, их даже не замечал.
– Дорогой?! – бесновался он. – Ты, старик, даже не представляешь, насколько! – Степан грязно выругался. – Он тебе жизни стоить будет, если не скажешь, где его содержимое.
Короедов молчал. Смирившись с судьбой, тряпичной куклой висел он в сильных руках бандита, даже не пытаясь сопротивляться.
Вмешавшийся Борисов вырвал Алексея Ефимовича из стальных Степановых объятий, отбросив того в сторону.
– Но-но, – сквозь зубы прошипел бандит. – Ты бы не зарывался, дружок, – он сплюнул на пол. – Я ведь еду, еду не свищу, а наеду, не спущу. Можно и перо под ребро, как говорится.
– Остынь, – спокойно парировал Илья, – тут тебе не воровская малина, порядки свои устанавливать я не позволю.
– А я тебе не пес, – глаза Степана недобро сверкнули, – чтобы меня отзывать или натравливать. Я единица самостоятельная и самодостаточная, – парень сжал руки в кулаки, – сам знаю, что, с кого, когда и как спрашивать.
– Знаешь, знаешь, – миролюбивым тоном отозвался Борисов. – Только добьешься ли чего, вот в чем вопрос? – и добавил, обращаясь к спокойно стоявшему все это время бывшему учителю: – Андрей Ефимович, откуда у вас этот чемодан?
– У меня? – искренне удивился Короедов. – Да я в первый раз его вижу! Вы же его сюда сами притащили. Ко мне какие вопросы, понять не могу?
– Да, – снова закипятился Степан, – а…
– Все! Я сказал! – Борисов рубанул ладонью воздух.
Я удивленно взглянула на Илью – таким я его еще никогда не видела. Наш бандитский друг, впрочем, тоже не ожидал ничего подобного и потому даже дар речи потерял на какое-то время. Адвокат же продолжил спокойно, обращаясь к хозяину дома:
– Андрей Ефимович, этот предмет, – он потряс в воздухе пустым саквояжем, – мы нашли в вашем сарае, за поленницей. Будете и дальше утверждать, что ничего о нем не знаете, или все же правду расскажете?
Короедов спокойно и степенно кивнул:
– Дык если правда как раз в том и заключается, что я ничего о нем не знаю, тогда как быть?
Илья устало вздохнул:
– Что ж, тогда нас, судя по всему, ждет долгая беседа. Расскажите нам, когда и как вы познакомились со Штыменко, кто его привел, что он тут делал и так далее.
Короедов равнодушно пожал плечами.
– Расскажу, отчего ж не рассказать, – ответил он и приступил к рассказу: – Славка ваш приехал ко мне ночью пятого дня…
В этом месте я вздрогнула, осознав, что это как раз после моего похищения получается. Между тем мужчина, явно не подозревая о моем волнении, да и с чего бы было иначе, продолжил:
– Проснулся я от того, что в дверь кто-то громко тарабанил. Смерти я не боюсь, в судьбу верю, потому открыл, даже не спросив «кто там». Всякому путнику в моем дому всегда рады. Откуда обо мне узнал ваш Славка, я его не спрашивал. Молча постелил вон на том диване, – мужчина кивнул в сторону стоящей в дальнем углу мягкой мебели. – Вот, собственно, и все. Славка пожил тут, пожил, да и помер. Больше ничего не знаю. Я не спрашиваю обычно своих гостей ни о чем. Жду, когда сами расскажут, но парень не шибко разговорчивый был. Царствие ему небесное, – Алексей Ефимович перекрестился. – Правда… – Короедов задумался, – пару раз разговаривал он с кем-то по телефону – это я помню. Сильно не вслушивался – не имею такой привычки, но то, что серчал парень шибко, заметил. А еще, – мужчина свел брови, напрягая память, – уходил он куда-то один раз. Это уж как раз накануне дня смерти дело было. Видать, тогда-то дозу он и достал. До этого точно знаю, чистым был. У меня на это дело чуйка, меня не провести.
– А портфель? – спокойно поинтересовался Илья.
Короедов вновь пожал плечами:
– Говорю ж, не знаю про него ничего.
Лично меня рассказ хозяина удовлетворил. Можете обвинить меня в излишней доверчивости, но повода усомниться в искренности мужчины, как ни старалась, я не находила. Либо и впрямь все так и было, либо Короедов – король лицемерия. Видимо, нашему бандитскому другу вторая версия нравилась больше.
– Слышишь, ты, праведник, – сквозь зубы проговорил он, приближаясь к Алексею Ефимовичу. – Думаешь, кто-то поверит, что ты про деньги ничего не знал? Прошу не забывать, что чемоданчик-то мы в твоем сарае нашли. Так что лучше говори по-хорошему, куда бабло дел, все равно ведь допытаюсь, у меня на то особый талант есть, и лучше тебе не знать, какой именно.
Как ни странно, Короедов вообще не испугался, в то время как у меня поджилки затряслись от страха – в том, что Степан не шутит, я не сомневалась. Но хозяин дома, похоже, воробей был стреляный или и впрямь фаталист законченный. Как бы то ни было, но он спокойно встретил гневный взгляд бандита и промолвил тихо:
– Пытай, мил человек, если тебе так хочется, разве ж я могу запретить? Вот только ничего тебе это не даст. Я рад бы помочь, да нечем. Не видел я никаких денег. Не было их. Даже за постой с гостей плату не беру – только на продукты, да и то это если предложат, а нет… Сам видел: огородик у меня маленький имеется, с голоду никому не даст помереть. Что до Славки, то он парень щедрый был, не спорю – продуктов в сельпо накупил много. Но это и все. Никаких наличных он при мне не доставал, а уж о том, что где-то деньги чемоданами меряют, я только в кино такое и видал. Сам-то отродясь больше двадцати тысяч в руках не держал, да и то, – мужчина усмехнулся, – единожды, когда выходное пособие на работе получил.
Проникновенная речь Короедова между тем на Степана не произвела никакого впечатления. Резко к нему подскочив, он ухватил мужчину за грудки и сильно тряхнул, от чего голова хозяина дома неестественно запрокинулась назад, рискуя и вовсе отделиться от тела.
Мы с Ларой вскрикнули в ужасе, в то время как Илья предпочел действовать. Он освободил Алексея Ефимовича из цепких лап Степана, что тому не очень-то понравилось: завязалась потасовка, в которой адвокат вновь одержал победу над преступником. Но на этот раз тот крепко обиделся.
– Знаешь что? – зло прошипел мужик, пятясь к двери. – Нашему уговору конец! Теперь вы сами по себе, а мы сами по себе. Но не думай, что легко отделался – сначала мы с Ванькой разберемся с этим, – он кивнул в сторону Короедова, – а потом и тобой займемся. Понял?