Достичь тракта и повернуть к месту сбора отрядов они не успели – изучение карты было прервано воплем Элуина:
– Орки! Нападение! Эй, все сюда!
У костра Элуин и подбежавший к нему Элендар боролись с кем-то, кто отчаянно вырывался. Келион уже стоял на высоком камне, со стрелой на тетиве. Имлас торопливо спускался, хватаясь за кусты.
– Ах ты вражий сын! Берегись, он кусается!
– Обнаглели, сауроновы твари! Все-таки приползли, посмели!
– Больше никого нет! Он был один!
– О Элберет! Это же девчонка! Вот и подвеска на шее…
– Хороша девчонка, рычит как раненый тролль в ущелье!
– Ты полегче, ногу ему не оторви!
– Будет так биться, сам себе оторвет!
– А-а, мордорский щенок! Руку… руку прокусил!
Нарендил увидел ее – все ту же, давешнюю орку. Эльфы крепко держали ее на весу, за руки и за ноги. Она бешено дергалась и мотала головой, пытаясь дотянуться зубами до чьей-нибудь руки, и в самом деле издавала жуткие звуки, похожие на рычание.
– Как ее схватили? – спросил Нарендил. Орка затихла, узнав его. Ответил Элуин:
– Мясо она хотела украсть. Я резал коренья в похлебку, вдруг вижу – крадется, как змея. И прямо к мешкам. Я схватил ее, тут подбежал Элендар… Но дралась она, как десять бешеных уруков!
– Келион! – окликнул Тингрил часового. – Как случилось, что она прошла мимо тебя? Или ты воображаешь, что мы стоим лагерем в миле от Дворцовых Ворот?
– Мимо меня никто не прошел бы, предводитель, – глаза Келиона сверкнули, но голоса он не повысил. – Не держать мне больше в руке меча, если тварь пришла из долины.
– Так она спустилась с гор? – воскликнул Имлас.
– Пожалуй, она не за мясом пришла, – медленно сказал Тингрил, разглядывая пленницу. – Ее могли послать те, кто скрывается в горах.
– Нет, предводитель, – сказал Нарендил, – это и есть орка, с которой я говорил у источника – ее прогнали из деревни. А вчера я видел ее там же с другими орками.
– Я узнаю ее, – усмехнулся предводитель. – Не ее ли слова я переводил тебе?
– Да, предводитель, – Нарендил слегка смутился.
– Вижу, что орки не вызывают у тебя отвращения. Утренняя беседа была столь же приятной, как вечерняя?.. Ну хорошо, верней всего, она не соглядатай. Будь она не из деревни, те забили бы ее еще вчера… Похоже, она и вправду просто-напросто воровала.
Эльфы, обрадованные таким поворотом событий, просветлели лицами. Минувшая опасность и безвредный враг всегда становятся смешны. Да к тому же Элуин успел накануне поведать товарищам о сражении Нариндола с горластой оркой, и теперь все заулыбались, даже Элендар с окровавленными пальцами. Только Тингрил по-прежнему молча и пристально разглядывал пойманную орку.
– Как же так, Нариндол? Ты нарочно искал ее общества?
– Вы оба вчера погорячились и решили помириться?
– Могу ли я узнать, чем прекрасная леди заслужила твое расположение – красотой или учтивостью?
– Вы напрасно смеетесь, – сказал Нарендил. – Она голодна. Ее преследуют другие орки, и ей нечего есть.
Никто не нашел, что ответить на это. Исконная ненависть боролась в сердцах эльфов с жалостью к живому созданию, попавшему в беду.
– Ее надо покормить, – продолжал Нарендил. – Не бойся, – сказал он ей на Всеобщем языке, и тут вспомнил, что не знает ее имени. – Ты не бойся. Тебя не накажут.
– Я не боюсь, – ответила орка со всем достоинством, какое было возможно в ее положении. Келион засмеялся.
– Эти твари всегда голодны, – заявил Элуин, не выпуская тощих запястий пленницы. – Не за тем мы тащили сюда еду, чтобы кормить орков. В другой раз ей захочется свежего мяса, так что же мне, ждать, пока она меня прирежет?
– Поменьше болтай, – одернул его Тингрил. – Дешево ты стоишь, если она может тебя прирезать. Она не воин и не соглядатай, а безвредная и убогая тварь. Пусть Нариндол покормит ее, если ему так хочется, – и если раньше она не убежит.
– Не убегай, – сказал Нарендил орке. – Тебя покормят, это приказ командира.
Эльфы поставили орку на землю, и Нарендил взял ее за руку. Снова посыпались шутки:
– Нариндол, а я и не знал, что твоя любовь к кэлвар объемлет и орков!
– А ему нравятся гады – помнишь, в Итил Тонион он подманивал зеленых ящериц?
– Ящерицы никому не делают зла, чего не скажешь об орках!
– Ящерицы красивые!
– А эта леди разве не хороша собой?
– Красавица хоть куда!
– Нариндол, угости свою подружку хлебом! Я одолжу тебе, у меня осталось…
Отряд расхохотался. Всем было известно, что орк лучше помрет с голоду, чем будет есть эльфийский хлеб. Орка тоскливо озиралась, гадая, что ей сулит этот смех. Нарендил все еще держал ее за руку. Ему было немного досадно, но как-никак легче сносить насмешки, чем брезгливое удивление. И в самом деле, разве она не то же, что кэлвар? Может, и смешно, что я жалею ее, но ведь в этом нет ничего дурного…
– Я могу дать ей похлебки? – спросил он Элуина.
– Так и быть, можешь. Но не бери мясо для гостьи из большого мешка.
Тингрил подошел ближе и тихо спросил:
– Тебе жаль ее, сын Марвен?
– Да, Тингрил.
– Что ж, накорми ее. Но кто накормит ее завтра, когда мы уйдем?
Не дождавшись ответа, Тингрил кивнул, будто сказал «сам видишь», и отвернулся.
Нарендил и орка устроились среди скальных россыпей неподалеку от лагеря. Орка села скрестив ноги, в обнимку с котелком похлебки. Сперва она чихала, едва подносила черпачок к губам, – должно быть, от запаха кореньев и душистых трав, – но потом дело пошло на лад. Когда котелок опустел, орка, словно очнувшись, взглянула на эльфа. Тот улыбался.
– Почему вы меня накормили?
– Потому что ты была голодная.
– Что вы будете со мной делать?
– Ничего, – замявшись, ответил Нарендил – вопрос напомнил ему о словах Тингрила.
– Тогда зачем ловили?
– Ты же пришла воровать. Мои товарищи рассердились…
– Но потом они сами дали мне это…
– Я сказал им, что ты голодна.
Орка широко открыла свои выцветшие глазища и обеими ладонями зажала рот. Потом медленно опустила руки – губы ее шевелились, брови подрагивали, хмурясь. Теперь Нарендил рассмотрел амулет, что висел у нее на шее, у ворота куртки. Это была рука, искусно выточенная из кости или белого камня, – узкая изящная кисть, длиной примерно с четвертый палец его собственной руки, обтянутая тонкой сеткой из золотых колечек наподобие кружевной перчатки. К запястью рука истончалась, как капля, сетка же стягивалась к цепочке.
Эта вещь не всегда принадлежала оркам. Но додумать Нарендил не успел – орка наконец заговорила.
– Я не могу разгадать ваших хитростей. Но мы одни, и тебе не угнаться за мной. Я убегу.
– Конечно, убежишь.
– Зачем вы кормили меня? – снова спросила она, и Нарендилу показалось, что она вот-вот заплачет.
– Ну как ты не понимаешь? Мы, эльфы, жалеем голодных.
Ответом было странное молчание. Орка вся подобралась, и в глазах ее мелькнула тревога.
– Что… вы делаете с голодными? – подозрительно переспросила она. Нарендил догадался, что слово «жалеть» орка спутала с каким-то другим. Или попросту не поняла.
– Эльфы всегда дают еду голодным, – разъяснил он. – Я знаю, что орки поступают не так, но ты лучше не суди об эльфах по своим сородичам…
– Эти мне не родичи! – перебила орка. – Меня увезли из-за восточного хребта. Война на равнинах еще не началась… – Она опять замолчала.
– Скажи мне, как тебя зовут? – Орка молчала. – Мое имя – Нарендил.
– Нарандир, – повторила орка со своим диким выговором.
Эльф рассмеялся.
– Ну, как меня только не дразнили, а такое слышу впервые! Огненный Странник? Почти что барлог…
– Не гогочи, тупой эльф! – орка насупилась. – Скажи еще раз!
– Нарендил.
– Нара-нди-л.
– Верно! – удивился эльф. – Прости, что смеялся. Скажи теперь твое имя.
– Зачем тебе?
– Чтобы знать… – Тут он сообразил, в чем дело. – Не для колдовства. Зря боишься.
– Я не боюсь! – немедленно ответила орка. – Хаштах.
Эльф не сразу понял, что это гортанное шипение – имя[5].
– Гач-тах? Теперь уже орка хохотала – беззвучно, перегибаясь
пополам и постанывая.
– Хасш-тах, – поправился Нарендил. Орка повалилась на спину и замахала в воздухе черными пятками. Видно, он опять ошибся – резкое «ш» с придыханием было совсем не то, что в Вестроне.
– Хасш… тьфу! Да это не звук речи! Так только змеи в болоте говорят друг с дружкой…
Хаштах поднялась рывком и, глядя Нарендилу в глаза, испустила звонкое шипение. Он попробовал подражать ей, но звук опять не пошел. Орка скорчила рожу и высунула розовый язык, свернутый в трубочку. Нарендил с отчаяния принял это за подсказку, но звук получился, хоть и отвратный, все же не тот, а орку разобрал такой смех, что она сама никак не могла зашипеть.
– Нет, я не сумею, – сказал Нарендил, тоже смеясь. – Может быть, человек смог бы, или гном…
– Ш-шш… – издевалась орка.
– Ах ты, лиходейское создание… Хаштах!
Орка прекратила шипение и изумленно воззрилась на него.
– Сказал!.. Скажи еще раз, – потребовала она.
– Постой, дай передохнуть, – взмолился Нарендил. – У меня от твоего имени язык болит, как от кислой ягоды!
Кругом не было ни души, только стрижи звенели высоко в небе. Нарендил успел забыть, кто перед ним смеется и строит рожи, кому он улыбается в ответ. Так бывает во сне: видишь ли погибшего друга, или страшного врага, или незнакомца – не ведаешь и не помнишь, откуда он пришел и куда уйдет, и кто беспокоится об этом, тот близок к пробуждению.
Хаштах отсмеялась, и зевнула, не прикрываясь ладонью:
– Мне надо уходить.
– Куда?
– В горы, прятаться. В деревню мне больше нельзя, там Магорх. А я спать хочу. Я поела и согрелась, – она снова зевнула, потом еще раз, – надо спрятаться…
– Думаешь, тебя могут поймать, пока ты спишь?
– Да. Надо спрятаться, – но она не вставала с места.