Зайдя в тень, куда не доставал свет из окон, Корам чиркнул спичкой и зажег фонарь. Он поправил фитиль, закрыл стекло, и яркий луч упал на лужайку и дальше, на маленькую пристань, где покачивалась на воде надежно пришвартованная «Прекрасная дикарка».
Малкольм побежал смотреть. Река вздулась и его любимое каноэ качалось на волнах выше обычного, но он сразу же увидел, что над лодкой потрудились на славу.
– Название… ой, спасибо!
Название лодки было с большим мастерством выведено красной краской и обведено тонкой белой линией – он сам ни за что бы так не смог. Надпись красовалась на зеленом борту, который… Несмотря на мокрую траву, Малкольм встал на колени, чтобы рассмотреть поближе. Что-то в ней изменилось.
– Она побывала в руках самого лучшего лодочника на английских реках, – сказал Фардер Корам. – Каждый дюйм осмотрен и укреплен, а краска специальная – защищает от обрастания. Но это не единственное ее достоинство. Теперь твоя лодка будет самой быстрой на Темзе – ну, кроме настоящих цыганских лодок, конечно. Пройдет через любые воды, как горячий нож сквозь масло.
Зачарованный Малкольм потрогал борт.
– А теперь дай-ка я покажу тебе еще кое-что. Видишь вон те скобки на планшире?
– Для чего они?
Цыган поднял со дна каноэ пучок длинных, тонких прутьев орешника. Взяв один, он протянул остальные Малкольму, а потом засунул конец прута в скобку на дальней стороне каноэ, согнул по направлению к себе, и вставил другой конец в скобку на ближней. Над лодкой поднялся ровный обруч.
– Сгибай второй так же, – он посветил фонарем на следующую пару скобок.
Несколько попыток спустя у Малкольма тоже получилось. Прутья гнулись очень легко, но стоило закрепить оба конца, как они становились совершенно твердыми.
– Для чего они нужны? – спросил мальчик.
– Сейчас доставать не буду, но под средней банкой ты найдешь тент – особенный, из угольного шелка. Вставишь прутья в скобы, натянешь его сверху, и тебе будет уютно и сухо, какой бы ливень ни хлестал снаружи. Там есть крепежи по краю, но с ними ты уж сам разберешься.
– Спасибо! – сказал Малкольм. – Это просто… просто чудесно!
– Благодари лорда Азриэла. На самом деле все это в благодарность тебе, так что главный молодец здесь ты. А сейчас, Малкольм, мне нужно задать тебе пару вопросов. Я знаю, что ты бываешь у леди по имени доктор Релф, и знаю, зачем. Можешь рассказать ей об этом и обо мне тоже, а если она пожелает узнать больше, скажешь ей вот эти два слова: «Оукли-стрит».
– «Оукли-стрит».
– Да. Это ей все объяснит. Имей в виду: не говори этих слов больше никому. И вот еще что. Все, что ты скажешь ей, когда-нибудь дойдет и до меня, но время поджимает, а информация нужна мне немедленно. Рискну предположить, что ты видишь большинство тех, кто приходит в «Форель»?
– Да, так и есть.
– И многих из них ты знаешь по имени?
– Да, некоторых.
– А знаешь ли ты человека, которого зовут Жерар Боннвиль?
Прежде чем Малкольм успел ответить, кухонная дверь распахнулась и послышался мамин голос:
– Малкольм! Малкольм! Где ты там?
– Я тут, – закричал он в ответ. – Сейчас иду.
– Давай быстрее, – сказала мама и скрылась в доме.
Малкольм подождал, пока она захлопнет дверь, и спросил:
– Мистер Корам, скажите, в чем дело?
– У меня есть для тебя два предупреждения, а потом я уйду.
Тут Малкольм впервые заметил на реке другую лодку: длинный баркас с низкой кабиной и тихим мотором, который сейчас еле слышно урчал, не давая течению унести судно. Ни единого огня не было на борту. Малкольм смутно различил у руля силуэт еще одного человека.
– Первое, – сказал Фардер Корам. – Погода через несколько дней улучшится. Будет солнце и теплый ветер. Не давай им себя обдурить. Потом дожди зарядят сильнее прежнего, и начнется самый высокий паводок, какой тут видали за последние сто лет. Это будет необычный паводок. Все реки в округе полны до краев, и многие плотины вот-вот рухнут. Речное управление плохо справляется со своей работой. В воде кое-что потревожили и в небесах тоже, и знаки ясно сияют для тех, кто может их прочесть. Скажи об этом родителям. Будьте готовы.
– Скажу.
– Второе. Запомни имя, которое я назвал: Жерар Боннвиль. Ты узнаешь его, если увидишь, потому что его деймон – гиена.
– Ох, он уже здесь был – несколько дней назад. У его деймона только три ноги.
– Теперь да. Он что-нибудь тебе сказал?
– Нет. С ним никто не хотел разговаривать. Он сидел и пил один. Выглядел довольно славным.
– Он может славно себя вести с тобой, но не вздумай даже близко к нему подойти. Не оставайся с ним наедине и вообще никаких дел не имей.
– Спасибо, – сказал Малкольм. – Не буду. Мистер Корам, а вы цыган?
– Он самый.
– Значит, цыгане против ДСК?
– Мы не все одинаковые, Малкольм. Некоторые против, а некоторые за.
Он повернулся к воде и тихо свистнул. Баркас тотчас развернулся и заскользил к пристани.
Фардер Корам помог Малкольму вытащить «Прекрасную дикарку» на траву.
– Помни, что я сказал тебе о паводке, – сказал он. – И о Боннвиле.
Они пожали друг другу руки, и цыган взошел на борт. Через мгновение рокот мотора усилился, но лишь чуть-чуть, баркас пошел вверх по течению и скрылся во тьме.
– Что у вас там случилось? – спросила мама.
– Я кое-кому одолжил каноэ, и мне его только что вернули, – объяснил Малкольм.
– Ну, хорошо. Тогда иди, отнеси этот заказ. Стол у камина.
Тарелок с печеной свининой и овощами было четыре. Малкольм носил по две за раз, потому что они были очень горячие. Впрочем, он обернулся очень быстро и потом еще принес клиентам три пинты «Барсука» и бутылку ИСЭ[17]. Вечер шел своим чередом, такой же хлопотливый, как любой другой субботний вечер на протяжении многих недель. Малкольм все выглядывал человека с трехногой гиеной-деймоном, но его нигде не было видно. Мальчик очень старался и получил немало чаевых – жестяному моржу будет, чем поживиться.
В какой-то момент он услышал, что кто-то из завсегдатаев говорит об уровне воды в реке, и остановился послушать, как он это всегда делал – незаметно и тихо. Никто не обратил на него внимания.
– Давненько такого не бывало, – заметил один.
– Они там теперь умеют с уровнем воды управляться, – возразил другой. – Помните, когда старик Барли стоял во главе Речного управления? Бедняга всякий раз в панику ударялся, стоило только дождичку закапать.
– Зато при нем ни единого паводка не случилось, – сказал третий. – Этот ваш дождь неспроста.
– Да он уже прекратился. Погодное бюро…
Остальные так и зафыркали.
– Погодное бюро, скажешь тоже! Да что они там знают!
– У них самые новые философические инструменты есть! Конечно, они знают, что там происходит, в атмосфере-то.
– И что же они говорят?
– Что скоро будет хорошая погода.
– Ну, в кои-то веки и они могут оказаться правы. Ветер-то поменялся. К нам сейчас идет сухой воздух с севера. Вот увидите, утром развиднеется, а потом целый месяц дождя не будет. Целый месяц солнышка, а, парни!
– А я вот не уверен. Моя бабуля говорит…
– Твоя бабуля? Она, стало быть, знает поболе, чем Бюро погоды, а?
– Если бы армия и флот слушали мою ба вместо Бюро погоды, они бы куда лучше свое дело делали, вот что я вам скажу.
– А вы знаете, почему река до сих пор из берегов не вышла? Научное управление природными ресурсами, вот что это такое. Они теперь свое дело знают – не то что во времена старика Барли. И удерживать воду умеют, и где спускать понимают.
– В Глостере-то воды больше нашего будет.
– Заливные луга еще и десятой части не взяли того, что могут. Я и похуже времена видал…
– Научное управление этими самыми ресурсами…
– Все зависит от состояния верхних слоев атмосферы…
– Да все уже подсыхает, вот попомни мое слово…
– Моя бабуля…
– Да ну, худшее уже позади.
– Принеси-ка нам еще пинту «Барсучка», Малкольм!
Когда Малкольм уже ложился в постель, Аста сказала:
– Пожалуй, этот мистер Корам, знает больше, чем они.
– Если бы мы и попытались их предупредить, они бы все равно не стали слушать, – заметил Малкольм.
– Не забудь еще найти то слово.
– Ой, да.
Он выскочил из-под одеяла и побежал в гостиную и взял большой семейный словарь. Малкольм хотел найти выражение, которое употребила доктор Релф, когда он ей рассказал про блестящее колечко. Он уже знал, что такое «мигрень», потому что у мамы она бывала. Правда мама говорила «мыгрень». Доктор Релф объяснила ему, как правильно, но то, другое слово…
– Ага, вот оно. Ну, то есть, я так думаю.
Сидя на его плече, Аста-зарянка уставилась на страницу и прочла:
– «Аврора – световое небесное явление антарной природы, которое можно наблюдать в полярных регионах. Для него характерны трепещущее движение и длинные полосы света. Также известно как северное сияние». Ты уверен, что это то самое слово? Оно было больше похоже на «Ли-ра» – четыре буквы.
– Нет, это оно, – твердо сказал Малкольм. – Аврора. У меня в голове северное сияние.
– Тут вообще-то не сказано, что оно все в блестках.
– Возможно, оно каждый раз разное. Оно трепетало и светилось. Спорим, то, что вызывает северное сияние, вызывает и мерцающие кольца!
Одна мысль о том, что то, что находится у него в голове каким-то образом связано с далеким небом над Северным полюсом, внушала Малкольму чувство собственной исключительности и даже благоговейного ужаса. Асту все это не убедило, но сам он был просто в восторге.
Наутро Малкольму не терпелось поскорее выйти на улицу и рассмотреть каноэ при свете дня, но папе как назло понадобилась помощь – прибрать в баре после многолюдного вечера. «Прекрасной дикарке» пришлось подождать.
Малкольм сновал между залом и кухней, хватая столько бокалов, сколько мог унести за один раз, или цепляя по четыре кружки на одну руку – по кружке на каждый из трех пальцев, и на последние два – еще одну. Обычно он просто сгружал их для Элис на стойку в судомойне и молча уходил, но сегодня почему-то задержался и подозрительно уставился на нее. Элис была необычно рассеянна и словно о чем-то думала. Она то и дело смотрела по сторонам и