– Забери Лиру! – крикнул Малкольм, схватил каноэ за планшир и поволок по траве к краю воды.
Боннвиль что-то неразборчиво орал им вслед и пытался ползти по земле к ребенку. Элис отшвырнула ружье куда-то во тьму под деревьями и подхватила малышку. Боннвиль хотел схватить ее, когда она пробегала мимо, но Элис без труда увернулась, перепрыгнула через воющего деймона, который бился, поднимался и снова падал, пытаясь встать на ногу, от которой почти ничего не осталось.
Смотреть на это было жутко – Малкольму даже пришлось закрыть глаза. Элис забралась в каноэ, надежно прижимая к себе Лиру. Малкольм оттолкнулся от берега, и послушная лодка, мгновенно поняв, чего от нее хотят, понесла их прочь по могучим волнам.
Глава 19. Браконьер
Тяжелые тучи по-прежнему нависали низко над рекой, но за облаками сияла почти полная луна, и неяркий свет от нее разливался по всему небу.
Лира лежала, открыв глаза, и умиротворенно ворковала в одном ритме с покачиванием лодки. Малкольм чувствовал, что боль из натруженных рук и плеч потихоньку уходит, а каноэ, разогнавшись, мчалось без остановки по темной воде. Элис напряженно вглядывалась назад, поверх головы Малкольма, пока белый дом совсем не скрылся из виду. Даже во мгле Малкольм хорошо различал ее лицо, настороженное, встревоженное и сердитое.
Потом Элис наклонилась укутать Лиру, погладила ее по щечке и тихонько спросила:
– Хочешь печенье?
Малкольм подумал, что она обращается к Лире, но тут Элис подняла голову и посмотрела на него:
– Эй, чего молчишь? Опять заснул?
– Ой. Это ты мне?.. Да, спасибо, от печенья не откажусь. На самом деле я бы сейчас не отказался от стейка размером с тарелку и пудинга с почками. И от бутылки лимонада. И…
– Заткнись, – оборвала его Элис. – Не говори глупостей. У нас нет ничего, кроме печенья. Ну так что, будешь?
– Да.
Она подалась вперед и протянула ему горсть маленьких сдобных рулетиков с инжиром. Малкольм ел медленно, откусывая по чуть-чуть и тщательно пережевывая каждый кусочек.
– Ты его видишь? – спросил он минут через пять.
– Я уже и дома не вижу. Надеюсь, теперь он от нас отстанет.
– Он сумасшедший. Психи не понимают, что они проиграли и надо сдаваться.
– Значит, ты тоже псих.
На это Малкольм не нашелся, что ответить. Продолжая грести, он думал о силе паводка: лодку по-прежнему несло вперед, так что оставалось только рулить и удерживать равновесие.
– Наверное, он уже помер, – сказала Элис.
– Может быть. Из него кровь так и хлестала.
– По-моему, там, в ноге, как раз была артерия. А его деймон…
– Ну, уж она-то точно не выживет. Не сможет больше ходить, а значит, и он не сдвинется с места.
– Ну, будем надеяться, что они и правда помрут.
Время от времени тучи над головой расходились, пропуская сверкающий лунный свет – такой яркий, что Малкольму хотелось прикрыть глаза рукой. Элис, наоборот, таращила глаза еще сильнее, пользуясь моментом, чтобы посмотреть, нет ли за ними погони, а Малкольм вертел головой по сторонам, выискивая место, где можно пристать и отдохнуть, – но над водой торчали только голые ветки деревьев. Он до того устал, что впал в некое подобие транса: спящее тело гребло, и рулило, и посматривало вокруг, но все это ни в малейшей степени не тревожило спящего разума.
Минута тянулась за минутой, и ничто не нарушало тишины, кроме порывов ветра; да еще время от времени слышалось тоненькое жужжание. Должно быть, от всей этой воды насекомых расплодится уйма, подумал Малкольм.
– Осторожнее там с комарами, – сказал он. – Отгоняй их от Лиры.
– Какие комары, ты что? Еще слишком холодно.
– Я одного слышу.
– Это не комар, – возразила Элис со своим обычным презрением в голосе и кивнула куда-то ему за спину.
Он повернулся. Огромные тучи растолкали друг друга в стороны, и лунный свет теперь заливал всю равнину, покрытую водой. И только один предмет среди этой бескрайней водной пустыни целенаправленно двигался вперед, а не просто плыл по течению: их нагонял моторный катер. Он был еще очень далеко, и Малкольм разглядел его только потому, что на носу катера сиял прожектор. Но с каждой минутой расстояние между ними немного сокращалось.
– Это он? – всполошился Малкольм.
– Нет, не может быть. Катер слишком большой. К тому же, откуда бы он взял моторку?
– Они нас пока не видят.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что они водят прожектором туда-сюда. И если бы они хотели нас поймать, то плыли бы куда быстрее. Но все равно надо спрятаться: они нас заметят, если подойдут ближе.
И он наклонился, налегая на весло, хотя все тело до последней мышцы и косточки стонало от боли, а от усталости хотелось плакать в голос. Но заплакать при Лире Малкольм не мог: для нее он должен оставаться большим и сильным, иначе она испугается (во всяком случае, он был в этом уверен).
Поэтому он стиснул зубы и трясущимися руками снова погрузил весло в воду, стараясь не обращать внимания на то, что прерывистое жужжание мотора сменилось ровным гулом, который с каждой секундой становился громче.
Разлившаяся река несла их в край холмов и лесов. Холмы теснились все ближе друг к другу, а лиственные леса – оголенные и черные в это время года – перемежались с хвойными, вечнозелеными. Облака снова укрыли луну, и стало темно.
– Я их не вижу, – сказала Элис. – Наверное, спрятались за тем леском… А нет, вот они.
– Сколько отсюда до них, как думаешь?
– Нагонят нас минут через пять.
– Тогда я причаливаю.
– Зачем?
– На воде они нас просто перевернут. А на суше еще можно на что-то надеяться.
– Надеяться на что?
– Что мы, может, еще и выживем.
На самом деле он был перепуган до смерти – и больше всего боялся выронить весло. Тогда их уже ничто не спасет. Слева поднимался лесистый склон: заросли черных деревьев и, вроде бы, каменная насыпь, насколько можно было разглядеть в темноте… хотя это могла оказаться и крыша большого дома. Так или иначе, Малкольм повернул туда, а миг спустя луна опять выглянула из-за туч.
Это была не крыша. Просто плоский пятачок земли на опушке леса. Малкольм вывел каноэ на раскисшую от дождя землю, а Элис одним движением подхватила Лиру на руки и вышла из лодки. Малкольм тоже спрыгнул на берег и стал оглядываться, ища, куда бы привязать «Прекрасную дикарку».
Элис с Лирой на руках двинулась вверх по склону, но далеко не ушла: со всех сторон дорогу заступали ветвистые каменные дубы, ощетинившиеся колючей листвой. Прижимая к себе малышку, она со страхом озиралась вокруг. Малкольм видел, как она дрожит и переминается с ноги на ногу. Дыхание ее стало частым, с губ сорвался тихий, жалобный стон.
А самому Малкольму в жизни еще не было так трудно двигаться: все мышцы дрожали от усталости. Он поднял голову; вечнозеленый лес стоял стеной и казался еще чернее неба. Луна сияла безжалостным светом, но под покровом колючих листьев сгустилась непроглядная тьма. Малкольм из последних сил тащил «Прекрасную дикарку» по каменистой земле и успел нырнуть под сень деревьев в тот самый миг, когда луч прожектора блеснул в паре сотен ярдов от беглецов и двинулся в их сторону.
– Не шевелись, – сказал Малкольм. – Просто стой неподвижно.
– Ты думаешь, я совсем дура? – прошипела Элис.
Слепящий луч уперся прямо в них. Малкольм зажмурился и замер, как статуя. Он слышал отчаянный шепот Элис: та уговаривала Лиру лежать тихо. А потом луч ушел в сторону, и катер двинулся дальше.
Когда он скрылся из виду, весь пережитый ужас – еще с того момента, как он ударил Боннвиля ножом, – навалился на Малкольма разом. Он согнулся пополам, и его вырвало.
– Ничего страшного, – успокоила Элис. – Сейчас полегчает.
– Думаешь?
– Да. Вот увидишь.
Она никогда еще не говорила с ним таким тоном, и Малкольм даже не думал, что она на это способна. Лира у нее на руках тихонько хныкала. Малкольм вытер рот, пошарил на дне каноэ и достал фонарик. Включил и начал водить лучом, чтобы отвлечь малышку. Та перестала плакать и потянулась к новой игрушке.
– Нет, фонарик я тебе не дам, – сказал Малкольм. – Но ты подожди, сейчас я соберу немного хвороста и разведу костер. Тебе понравится. А когда мы согреемся, можно будет…
Внезапно он понял, что не знает, что сказать дальше. Ему было страшно как никогда. Но почему? Ведь опасность миновала.
– Элис, – спросил он, – тебе страшно?
– Да. Но не очень. Если бы я была тут одна, я бы жутко боялась. Но вдвоем лучше…
Малкольм побрел вверх по склону. Деревья жались друг к другу так тесно, что между ними иногда приходилось протискиваться, колючие листья царапали руки и лицо, но все равно это было лучше, чем дрожать в темноте. И сухих веток и сучьев под деревьями было достаточно, так что вскоре он набрал полную охапку.
Но, вернувшись к берегу, он увидел, что Элис стоит и смотрит куда-то в темноту, а губы ее кривятся от страха и отчаяния.
– В чем дело?
– Они возвращаются…
Элис протянула дрожащую руку. В той стороне, откуда они приплыли, на воде мерцал свет – луч прожектора; и хотя до него было еще далеко, сам катер выглядел очень официально. Сомнений не оставалось: это полиция или ДСК, и они кого-то или что-то ищут. Катер приближался, медленно, но неотвратимо, и Малкольм понял, что на сей раз их непременно заметят.
И тут листья зашуршали, ветки раздвинулись, и из-за стены деревьев вышел человек.
– Малкольм, – сказал он, – тащи лодку в лес, да поживее. И ребенка несите сюда. Это ДСК. Шевелитесь!
– Мистер Боутрайт?!
Малкольм был потрясен до глубины души.
– Да, это я. Давайте скорее.
Элис с Лирой на руках быстро зашагала к лесу, Малкольм отвязал «Прекрасную дикарку» и с помощью Джорджа Боутрайта втащил ее вверх по склону, под низко нависшие ветви деревьев, а затем взял рюкзак Боннвиля и перевернул каноэ – на случай, если опять пойдет дождь.
Между тем катер с прожектором приближался.