– Что будем делать? – спросила Элис, усаживаясь на носу с Лирой на коленях.
– А что нам остается? – сказал Малкольм. – Вверх по водопаду мы уже не поднимемся. Придется выяснить, что там с другой стороны.
Он оттолкнулся от причала и с лихорадочным любопытством уставился на смоляную заплатку.
«Прекрасная дикарка» легко заскользила по воде, и Малкольм глубоко погрузил весло в воду. Аста приземлилась на планшир. Бен сейчас тоже был птицей, и тоже спорхнул безопасности ради к Элис на плечо.
– Тише, сладкая, тише, – проговорила Элис, потому что Лира начала возмущаться. – Скоро мы с тобой будем далеко, а сейчас замолчи.
Они плыли мимо лужаек, где не было деревьев, и Малкольм чувствовал себя выставленным на всеобщее обозрение и ужасно уязвимым. Здесь от дома их не отделяло ничего, и, посмотрев туда, он увидел толпу, которая мчалась в сторону берега. В центре ее что-то маячило – какая-то небольшая повозка… Все указывали на них, а издалека доносился хохот:
– Ха-а-а-а ха ха-а-а! Ха-а ха-а-а!
– О боже, – пробормотала Элис.
– Уже почти, – сказал Малкольм.
Они как раз доплыли до группы деревьев, отрезавших их от дома и сада. Оба берега густо заросли зеленью, и чем дальше они отплывали, тем бледнее становился свет древесных фонарей. Впереди почти все уже погрузилось во тьму.
Почти все. Но в воздухе все еще было рассеяно достаточно света, чтобы Малкольм разглядел две огромные окованные железом створки, тяжелые, древние, укутанные мхом и травами, поднимающиеся прямо из воды, словно ворота шлюза, – отрезающие им путь к спасению. По воде дороги дальше не было.
Глава 23. Древние
Элис не поняла, почему они остановились, и обернулась.
– А-ах-х! – беспомощно выдохнула она.
– Может, у нас получится открыть их. Должен быть какой-то выход, – сказал Малкольм.
Но сколько бы он ни вглядывался, вокруг не было видно ничего, кроме густого кустарника, водорослей и тисовых ветвей, нависших низко над водой. Светоносные деревья остались далеко позади, и тьма здесь казалась не просто отсутствием света, а чем-то вещественным и осязаемым, словно сами растения и влага источали мрак.
Малкольм прислушался и не услышал ничего, кроме звуков воды – капающей, плещущей, тихо журчащей. Возможно, река все-таки сочилась сквозь щели в древних воротах, кое-где прогнивших от старости, а может, это просто капало с листьев – однообразно и неустанно. Сзади не доносилось ни звука.
Он подвел каноэ прямо к воротам и осторожно встал, чтобы проверить на ощупь, насколько они высокие. До верха он не дотянулся и не смог даже разглядеть край. Совершенно непонятно было и то, как открываются створки, если ворота все-таки отпереть: то ли разъезжаются в стороны, то ли просто медленно распахиваются под напором воды, а может и вовсе поднимаются вверх. Но если река продолжает течь, а не разливается озером перед воротами, значит, до дна они не доходят. И если есть какой-то механизм, управляющий створками, то искать его следует на берегу.
Все еще стоя и держась рукой за холодное, склизкое дерево, Малкольм посмотрел вправо, на берег…
…и в ужасе отшатнулся так резко, что едва не опрокинул каноэ. Элис испуганно вскрикнула:
– Что? Что такое?
Крепко прижав к себе Лиру, она пыталась различить хоть что-то во мгле, пока Малкольм, весь дрожа, усаживался обратно.
– Там, – выдохнул он, указывая Элис на вещь, которая его так напугала.
Нет, не просто вещь. В зарослях тростника поднималась из-под воды человеческая голова – только огромная, исполинская! Волосы великана были увиты спутанными водорослями и как будто прорастали прямо сквозь ржавую корону, венчавшую голову; кожа отливала зеленым, а длинная борода спускалась на грудь, теряясь под водой. Глаза взирали на путников в лодке со спокойным, миролюбивым интересом. Великан продолжал подниматься, и вскоре из воды показалась верхняя часть туловища. В левой руке он сжимал какое-то древко… может, копье? «Нет, это трезубец», – понял Малкольм, вглядевшись во тьму и различив наверху три острия, тускло поблескивавшие отраженным светом.
Он перевел взгляд на лицо великана и вроде бы уловил в его глазах проблеск благосклонности.
– Сэр, – промолвил он, – нам надо проплыть в эти ворота, если вы не против. За нами гонятся. Не могли бы вы их открыть?
– Ну, нет. Этого я сделать не могу, – ответил великан.
– Но ведь их здесь поставили для того, чтобы открывать, если понадобится! А нам очень нужно!
– Сказано вам – не могу. Они, ворота эти, уже тысячу лет как не открывались. Поставлены же они на случай, если в мире денном начнется засуха.
– Но нам всего только и надо, что пройти на ту сторону! Это пара секунд!
– Тебе, мальчик, неведомо, как глубоко они уходят, эти ворота. Для вас, может статься, и пара секунд, да только во всем мире не наберется столько чисел, чтобы счесть, сколько воды пройдет через них за ту пару секунд.
– Да ведь и так уже все затопило! Хуже не будет. Пожалуйста, прошу вас, мистер…
– А что это у вас там на руках? Похоже, ребенок?
– Да, это принцесса Лира, – ответила Элис. – Мы везем ее к королю, ее отцу, но за нами гонятся враги.
– К какому королю? Какой страны?
– К королю Англии.
– Англии?
– Альбиона! – в отчаянии выпалил Малкольм, припомнив слово, которое слышал от эльфийской леди.
– Ах, Альбиона, – прогудел великан. – Вон оно что. Что же вы сразу-то не сказали?
– Так вы можете нам открыть?
– Нет. Не велено открывать, и точка.
– А кто вам не велел?
– Да кто ж, как не Старик? Сам Батюшка-Темза и не велел.
Малкольму почудился вдалеке хохот гиены. В тот же миг Элис широко распахнула глаза и вздрогнула, так что стало понятно – это ему не кажется.
– Ну и ладно, – пожал он плечами. – Толку-то было вас просить. Все равно вам не хватит сил их открыть.
– Что значит «не хватит сил»? – возмутился великан. – Да я их, ворота эти, уже тысячу раз открывал! «Не хватит сил», надо же такое удумать!
– А чего же вам тогда не хватает, чтобы открыть их сейчас?
– Приказа, чего ж еще.
– Ну-у, раз такое дело, – протянул Малкольм, шаря дрожащей рукой в рюкзаке, – то кое-какие бумаги у нас имеются. Ни много, ни мало, от королевского посланника в Оксфорде. Вот, смотрите: наш паспорт. Право на свободный проезд.
Он вытащил из первой подвернувшейся под руку папки лист бумаги и протянул великану. Лист был весь исписан математическими формулами. Великан уставился на него.
– Подними-ка повыше, – велел он. – Да переверни! Ты его вверх ногами держишь.
Малкольм держал лист как надо, но спорить не стал. Великан наклонился и оказался так близко, что Малкольму ударил в нос его запах – смесь речного ила, рыбы и водорослей. Великан прищурился, зашевелил губами, как будто вчитываясь, и, наконец, кивнул.
– Да, все верно, – промолвил он. – Неопровержимо. Не подлежит сомнению. И кто я такой, чтобы с этим спорить? Дайте посмотреть на ребенка.
Малкольм запихал бумагу обратно в рюкзак, взял Лиру из рук Элис и поднял повыше, чтобы великан мог разглядеть ее. Лира серьезно уставилась в его огромное лицо.
– А-ах! – вздохнул великан. – И впрямь, настоящая принцесса, сразу видно. А можно ее подержать?
И приглашающе раскрыл левую ладонь.
– Мал, – шепнула Элис, – осторожнее!
Но Малкольм чувствовал, что великану можно доверять. Он положил Лиру на его гигантскую ладонь, и Лира не стала возражать. Она смотрела в лицо речного исполина уверенно и совершенно спокойно, а Пантелеймон внезапно запел, как соловей.
Великан поцеловал указательный палец правой руки и легонько коснулся им лба Лиры, а потом очень бережно передал малышку обратно Малкольму.
– Так вы нас пропустите? – спросил Малкольм, снова услышав смех гиены, на сей раз еще ближе.
– Ну, так и быть. Раз уж вы дали мне подержать принцессу, отворю вам ворота.
– А потом закроете их за нами и никого больше не пропустите?
– Если у них не будет такого же приказа, как у вас.
– Но сначала, – спохватился Малкольм, – скажите нам, что это было за место? Что это за сад?
– Это место, куда люди приходят, когда забывают. Видел туман на том берегу?
– Да. И то, что за туманом, тоже видел.
– Туман скрывает все, что этим людям следовало бы помнить. Если он когда-нибудь рассеется, им придется взглянуть на себя по-новому, и оставаться в саду они не смогут. А теперь сдай-ка немного назад, а то развернуться негде.
Малкольм передал Лиру Элис и отгреб назад на несколько футов, а великан вонзил свой трезубец в илистый берег реки, глубоко вздохнул и ушел под воду. В следующий миг створки дрогнули и медленно, со скрипом начали открываться навстречу течению. Как только образовалась достаточно широкая щель, Малкольм направил «Прекрасную дикарку» вперед, во тьму, таившуюся за воротами. Последним звуком, который донесся из подземного сада перед тем, как ворота закрылись, был еле слышный, замирающий вдалеке хохот гиены.
Тоннель, ведущий наружу, они одолели минут за пять, хотя двигаться приходилось очень медленно: в непроглядной темноте лодка то и дело натыкалась на стены. Но вот, наконец, «Прекрасная дикарка» миновала завесу низко свисающих ветвей, в лицо Малкольму повеяло свежестью, и после недолгой борьбы с течением он вывел каноэ на вольный, открытый воздух ночи.
– Что-то я не поняла, – сказала Элис.
– Чего?
– По тому водопаду мы спустились вниз и попали в сад. Значит, чтобы выбраться обратно, надо было подниматься вверх. Но мы остались на том же уровне!
– Ну и что? – пожал плечами Малкольм. – Главное, мы выбрались.
– Ну, хорошо, допустим. А кто это был?
– Не знаю. Может, бог какого-нибудь притока, вроде того, как Батюшка-Темза – бог главной реки. Скорее всего, так и есть. Джордж Боутрайт говорил, что видел Батюшку-Темзу своими глазами.
– А королем чего ты назвал отца Лиры?
– Королем Альбиона. Так сказала та эльфийская леди.