– Но это случилось не в бою. Нет, нет, миледи. Это случилось в Яффе, а не при Арзуфе. Он выехал из лагеря, чтобы испытать своего кречета, и взял с собой маленький отряд рыцарей. Когда стало припекать, он велел им всем отдохнуть и поспать в апельсиновой роще. Поспать! Слышали вы что-либо безрассуднее? Шпионы Саладина следили за ними, и вскоре на рощу напал отряд неверных. Ричард проснулся, когда враги уже окружили их; все вскочили на коней, но было поздно. И тут в последний миг де Пре закричал: «Сарацины, я – малек Рик!» Пока неверные окружали его, королю Ричарду удалось ускакать назад, в лагерь.
– Оставив благородного Уильяма де Пре пленником сарацин?
– И четверых его рыцарей мертвыми под деревом.
– Вы правы, – сказала я. – Мой брат не должен совершать таких безрассудных поступков.
– Мы все говорили ему это. – Король Гвидо вздохнул. – Напоминали, что без него Крестовый поход обречен на провал. Когда голова отрублена, тело умирает. Напишите ему, миледи, он прислушается к словам своей супруги и своей сестры!
Однако мы с Беренгарией не спешили писать, понимая, что наши упреки лишь разозлят его. Напротив, в своих письмах мы старались не упоминать о его эскападе и не жаловались на скуку нашего пребывания в Акре. Мы обе горячо желали одного: чтобы армия поскорее двинулась на Иерусалим, взяла город и победила в нашем великом походе.
Мы не ожидали, что в такое время король Ричард оставит войско, и не поверили собственным глазам и ушам, когда спустя день после отъезда Гвидо увидели, что он стоит на пороге!
– Рик! – воскликнула я. – Боже правый! Что привело тебя сюда?
Беренгария вскочила так поспешно, что рассыпала бисер, лежавший у нее на коленях.
Прежде чем ответить, он расцеловал Беренгарию в обе щеки, взъерошил мне волосы и тяжело опустился на диван.
– У меня два дела, Джо, – сказал он, устало вздыхая. – Во-первых, Гвидо не удалось вернуть дезертиров. Откровенно говоря, он оказался столь бесполезен, что я начинаю сомневаться. Прав ли я был, поддерживая его притязания на иерусалимский престол? Поэтому я приехал сам. И во-вторых, я должен увезти вас обеих с собой в Яффу.
Глава 14
Мы поплыли в Яффу морем; путешествие было на редкость приятным. Мягко светило октябрьское солнце, дул свежий ветерок, да и плыли мы так близко от берега, что ясно видели старую римскую дорогу, по которой несколькими неделями раньше прошла армия крестоносцев.
Сопровождавший нас Ричард немало удивил меня тем, что всячески старался нас развлечь. Он рассказывал нам о медленном и полном опасностей продвижении армии.
– Мы шли тремя колоннами. Первая двигалась вдоль холмов, в середине конные рыцари и воины благородного происхождения, а здесь, вдоль берега, проходил обоз с больными и ранеными. Первые две колонны находились в постоянной опасности; они отражали неожиданные атаки неверных, которые нападали с холмов. Разумеется, тяжелое вооружение и припасы перевозились на кораблях; по моему приказу флот двигался в пределах видимости с берега – как мы сейчас.
Я смотрела на узкую, извилистую дорогу, то исчезающую среди высоких дюн, то появляющуюся вновь среди болот и камышовых зарослей. Как, спросила я братa, тысячи людей преодолели болота пешком?
– Многие умерли от истощения, укусов ядовитых тарантулов и жары, а двоих наших рыцарей, которые в жаркий день захотели искупаться в грязной реке, съели крокодилы. Но наша победа при Арзуфе помогла нам забыть все горести, и сейчас все горят желанием идти на Иерусалим!
– А нас вы оставите в Яффе, милорд? – спросила Беренгария. Мне показалось, что за эти дни они с Ричардом немного сблизились.
– Это зависит от нескольких обстоятельств, – уклончиво отвечал он и как-то странно посмотрел на меня. Я догадалась: он задумал что-то в отношении меня.
Я непременно выпытала бы у брата, что у него на уме, если бы нас не отвлекли. А вскоре на горизонте показались белые строения Яффы, и я забыла поговорить с братом.
В отличие от Акры Яффа располагалась на уступах крутого холма. По мере приближения я все яснее видела, что Саладин действительно разрушил крепость почти до основания.
– Вот почему мы раскинули лагерь за городской чертой, – пояснил Ричард. – В восхитительной апельсиновой роще.
Вскоре мы бросили якорь, спустили паруса и на шлюпке подошли к берегу. Как обычно, на берегу нас ожидала толпа. Некоторые пошли вброд нам навстречу, но брат прыгнул в воду и подхватил Беренгарию на руки. Я весело распрощалась с ними, а мгновение спустя передо мной возникло знакомое смеющееся лицо человека, пришедшего, чтобы доставить меня на берег. Это был Раймонд де Сен-Жиль, и хотя сердце у меня готово было выскочить из груди, я понимала, что не должна давать волю чувствам, и велела ему отнести на берег одну из фрейлин. Оглянувшись через плечо, я заметила Бургинь, стоявшую как раз за мной; ветерок играл ее легким платьем, не скрывавшим аппетитных очертаний ее тела. К своему стыду, должна признаться, что картина эта мгновенно изменила мои намерения и я немедленно оказалась на руках у де Сен-Жиля. Дальше было еще хуже, на сей раз он нес меня не так, как всегда, а прижал к своей груди и, когда я попыталась вырваться, лишь рассмеялся и крепче сжал меня в объятиях.
Пока мы медленно брели к берегу, он стал просить меня о свидании.
– Мы бываем вместе какие-то мгновения, – сказал он, – и не успею я сказать вам, что у меня на сердце, как нас окружает толпа народа. – Губы его почти прижимались к моему уху; он становился все настойчивее.
– Нет, нет, милорд граф, – отвечала я, пытаясь собраться с остатками сил. – Мы не должны… нам нельзя… вы, конечно, понимаете…
– Мы должны, и нам можно, и я ничего не понимаю! – Поставив меня на песок и опустившись на колени, чтобы помочь мне расправить складки платья, он прошептал: – Вечером выходите в рощу за своим шатром. Я буду гулять там каждый вечер после наступления темноты, пока вы не выйдете!
Весь остаток дня я спорила с собой; наконец, я решила, что увижусь с Раймондом и положу конец всем его романтическим фантазиям.
Однако в тот вечер Ричард поздно засиделся за столом, а после ужина потребовал позвать музыкантов. Я чувствовала, что Раймонд не сводит с меня глаз; однажды, когда наши взгляды встретились, он сокрушенно улыбнулся, незаметно пожал плечами и неслышно произнес:
– Завтра.
Кровь бросилась мне в лицо, и я поспешно отвернулась. К своему ужасу, я поняла, что Бургинь заметила наши переглядывания; ее полные губы кривились в понимающей улыбке. В ту ночь я пообещала себе, что не буду тайно встречаться с Раймондом и не позволю ему добиваться меня. Я была уверена: Бургинь уже сплетничала обо мне с Марией и считает Раймонда моим любовником. Ее собственный обожатель, Балдуин Фландрский, уехал в Тир; там он пытался убедить Конрада де Монферрата примкнуть к Крестовому походу. Поскольку теперь Бургинь изнывала от скуки, ей оставалось только забавляться злобными сплетнями.
На следующий день по предложению Ричарда мы отправились на берег, чтобы посмотреть, как идет разгрузка доставленных из Акры припасов. Ричард подвел к нам огромного норовистого жеребца, чьи бока лоснились, словно черный атлас.
– Я подарю его младшему брату Саладина, малеку аль-Адилю, – сказал он. – Лазутчики доложили, что он стал лагерем в трех милях к югу от нас, в Ибелине. – Он повернулся к Хамфри Туринскому: – А затем я попрошу вас передать письма ему и Саладину – если им понравится мой подарок.
– Зачем государю делать подарки брату Саладина? – в недоумении спросила у меня Беренгария на обратном пути.
Я пожала плечами:
– Помнишь, ведь Саладин тоже присылал подарки Ричарду. Персики, когда он болел, и другие дары. Конечно, для врагов такое поведение необычно, но ведь мы всего лишь женщины, что мы можем знать.
В тот вечер мы поужинали одни; когда убрали со стола, я ощутила непонятное беспокойство. В шатре было душно, и мы с Беренгарией отправились погулять. Я следила, чтобы мы держались подальше от апельсиновой рощи. Мы отправились одни, решив не беспокоить наших дам.
По пути нас то и дело приветствовали друзья, желавшие нам спокойной ночи; вдруг Беренгария вздрогнула и плотнее закуталась в плащ.
– Становится холодно, – заметила она. – Наверное, я пойду спать.
– Приятных снов, милая, – ответила я, целуя ее в щеку. – Скажи Катерине, что у меня болит голова и я еще немного побуду здесь, в тишине.
Дождавшись, пока она скроется за пологом шатра, я побрела к апельсиновой роще – вначале медленно, затем все убыстряя шаг. Вскоре я оказалась среди душистых деревьев, вдали от лагеря, а еще через секунду Раймонд уже сжимал меня в объятиях и целовал так, что все мои благие намерения рассыпались в прах. Одному богу известно, сколько прошло времени, пока я высвободилась и приказала ему прекратить.
Не говоря ни слова, он притянул меня к себе и снова начал целовать и ласкать; все мое тело горело огнем, ноги дрожали, я едва могла стоять. Не знаю, как мне удалось вырваться во второй раз; но, смущенная тем, как мое тело реагирует на его ласки, вне себя от стыда, я внезапно расплакалась. Собственная слабость разозлила меня, и я набросилась на Раймонда.
– Не прикасайтесь ко мне! – воскликнула я. – Как я могла так забыться? Из-за вас я ненавижу себя!
– Пустяки, – ответил он спокойно. – Признайся, что ты тоже любишь меня, и иди ко мне!
– Признаться, что я люблю? Но это сущий вздор! Я никогда не стану ничьей любовницей!
– Любовницей? Конечно нет! Я надеюсь жениться на тебе, милая! В конце концов, – добавил он, – однажды ты уже вышла замуж по воле родственников; уверен, на сей раз они должны позволить тебе выбрать мужа на свой вкус.
– Хотелось бы, чтобы вы оказались правы, милорд, – отвечала я, – но, боюсь, ни матушка, ни Ричард не позволят мне этого!
– Джоан, признайся, что любишь меня, и я сегодня же пойду к Ричарду!
– Нет, нет, Раймонд! Прошу тебя…
В роще было так темно, что я не видела его лица. Мое тело все еще пылало после его ласк, мысли путались. Что это со мной? Любовь или просто желание? И что же мне ему сказать… делать?