Жаль, я не приезжала посмотреть на него раньше. Всякий раз, когда я решала навестить маму, она или собиралась уехать, или была занята. Мне следовало проявить настойчивость. Наклонившись, я открыла один из мусорных мешков и узнала свои детские простыни и мамино постельное белье, а на дне оказались две небольшие сломанные швейные машинки.
Еще повсюду валялись кучи коробок из-под пиццы. Когда я возвращалась к дому, Этьен постучал в кухонное окно, приглашая меня войти.
– Фаб! Тут пусто.
– Да ладно, а где вещи? У нее их оставалось немного, но какая-то одежда и мебель все-таки были!
– Иди спроси у соседей сверху. Там живет хозяйка, они должны что-то знать.
– Сам иди. У тебя лучше получится.
Этьен кивнул. Мы с Жюли остались на первом этаже, чтобы обойти комнаты.
Этьен почти сразу вернулся. Он молча смотрел на нас.
– Ну как? Разузнал что-нибудь?
– На втором этаже пусто. Только матрас на полу.
– Вечер пятницы, наверняка они сейчас гуляют.
– Там пусто, Фаб. В доме никто не живет, и даже двери не заколочены.
Мы растерянно переглянулись. По спине у меня пробежал холодок – от поясницы до самой головы.
– А ты точно сюда за ней приезжал?
Этьен опустился на пол и провел рукой по лицу.
– Да, но она ждала меня на улице. Не знаю, был ли дом уже пуст.
– Черт, как же это меня достало.
Меня тошнило от семейных тайн и секретов. Она успешно скрывала от меня причину смерти отца целых двадцать лет, любые серьезные темы становились табу.
Я поднялась и вышла. Невдалеке от дома я заметила магазинчик из тех, что работают допоздна, – там я точно смогу что-нибудь разузнать. В любом маленьком городке, наверняка и в Сент-Огюсте, есть такое прелестное место встречи, где все друг друга знают. По пути я прокручивала в голове базовые правила разговора с людьми:
● cмотреть в глаза,
● ждать своей очереди высказаться,
● сосредоточиться на словах говорящего, а не на том, какие у него волосы.
У прилавка меня встретил Жослен. Его имя было написано на футболке.
Я взяла несколько упаковок жевательной резинки и попросила два лотерейных билета. Теребя сережку, я раздумывала о том, что хорошо бы начать разговор с комплимента.
– Красивые у вас места!
– Да, мадам, это мой рай! Тут родился, тут и умру. Не в магазине, конечно! Хотя я был бы не против умереть, например, в отделе чипсов, это моя слабость!
Мы рассмеялись – Жослен оказался очень дружелюбным парнем. Я слегка откашлялась и перешла к сути дела.
– Не знаете, что там с белым домом чуть ниже по бульвару? Выглядит заброшенным.
Он нахмурился. Я уже пожалела, что спросила. Может, я его чем-то обидела или поставила в неловкое положение? Он хлопнул по прилавку и громко сказал:
– Ты не местная, сразу видно. Грэв, 2002 – там была секта «Лунный круг». Сколько раз их оттуда выгоняли! Соседи вечно жаловались: по ночам эти ребята не давали спать. Жгли свои костры на заднем дворе, богохульствовали, как говорится. Говорят, сейчас там помойка. Но само здание добротное, красивое, раньше оно принадлежало Дежарденам.
Жослен пустился в воспоминания, связанные с этим местом. Я старалась слушать, но голова уже была занята другими мыслями. Мама купила дуплекс для того, чтобы жить со своими сектантами. У меня не было сил смотреть ему в глаза, и я перевела взгляд немного выше. У Жослена были тонкие каштановые волосы, хоть и сохранились они лишь по бокам. Я попыталась представить, каким он был в юности.
Колокольчик на двери зазвонил, оповещая о прибытии нового посетителя. Жослен воскликнул:
– О, Люси!
Я хотела незаметно уйти, но не вышло.
– Люси может много чего вам рассказать, она живет прямо за домом!
– Не спрашивай меня о доме с просветленными. С осени все вроде успокоилось, но по вечерам туда до сих пор кто-то приходит и роется в мусорке на заднем дворе. Они как крысы, Жослен, всегда возвращаются.
Я улыбнулась и вышла, оставив их разговаривать дальше. Никогда до этого меня не называли крысой. Я побежала по бульвару к дому, но возвращаться не хотелось – он явно притягивал внимание всей округи.
– Где ты была?
– В магазине. И это хорошо, что вы сидите.
– Ну, давай, напугай нас.
Я собиралась рассказать им о том, что только что узнала, но вдруг рассмеялась, да еще таким безудержным смехом, что даже присела. Как тогда, на похоронах, когда передала ошарашенной публике мамино послание. Я хохотала так долго, что и их заразила – они рассмеялись, сами не зная почему. По сути, смешного было мало.
– Мама жила здесь вместе с «Лунным кругом».
Смех затих. Мы то смотрели друг на друга, то озирались по сторонам. Не знаю, о чем думали они, но мне сейчас хотелось обычной жизни без игр в прятки и обмана, хотелось задавать вопросы и получать честные ответы. Голова шла кругом: я не могла понять, куда мама подевала всю мебель, одежду и наши вещи – фотоальбомы, фоторамки, книги… Тишину нарушило урчание в животе Этьена.
– Знаю, сейчас неподходящий момент, но я проголодался. Закажем пиццу?
Жюли надула губы.
– По мне так лучше курятину.
Я предложила сыграть в «Камень, ножницы, бумага» – курятина победила. У Этьена на лице нарисовалось разочарование, а Жюли победоносно улыбнулась.
Когда курьер припарковался у дома, солнце висело уже низко над горизонтом. Этьен обвел взглядом нас обеих и протянул мне сорок баксов.
– Сходит Фабьена.
– Почему это?! – воскликнула я.
– Для практики.
Развернувшись к Жюли, он объяснил:
– Фабьена аутистка, у нее проблемы с повседневным общением.
Жюли покосилась на меня и промолчала. Меня поразило, что Этьен вот так запросто объявил об этом. Я выхватила деньги у него из рук.
– Иди в ж…
– А что я такого сказал? Разве это неправда?
Выходя из дома, я часто моргала, сердце бешено колотилось в груди. Можно подумать, я шла не еду забрать, а на разведку. Но у меня был план. Не дав курьеру произнести ни слова, я начала разговор.
– Привет, все в порядке?
– Да! Прошу прощения за задержку. Так вышло, что сегодня я единственный курьер.
– Ничего страшного.
Я стояла спиной к дому и хотела убедиться, что Этьен наблюдает.
– Там из окна на нас смотрит парень?
Доставщик уставился на меня, чуть нахмурившись.
– Ну да, какой-то парень на крыльце смотрит.
– Хорошо. Можешь поговорить со мной еще пару минут? О чем угодно, мне все равно. Почему кроме тебя больше нет курьеров?
Парень слегка попятился, как будто я сказала, что радиоактивна.
– Если это чтобы заставить его ревновать, я в такое не ввязываюсь.
– Нет, нет, это мой брат. Просто он вечно насмехается надо мной, когда я иду расплачиваться с курьерами, потому что мне бывает неловко.
– Почему неловко?
– Не знаю.
– А ты просто перестань выкручивать себе пальцы и кусать губу, и никто не поймет, что тебе неловко.
Я громко засмеялась. Адреналин волнами прокатывался по моему телу от живота до пяток.
– Я уже много раз доставлял сюда еду. Обычно мне говорили положить все на крыльцо, отойти и ждать, пока хозяин не проверит, прежде чем оплатить. Это было как-то дико.
– Верю. Но они уже уехали. Теперь дом мой.
– Правда? Здорово. Его надо немного подремонтировать, зато потом будет красота.
Я взглянула на часы – мы болтали уже три минуты. Порывшись в кармане, я достала еще двадцать долларов чаевых.
– Спасибо. Думаю, благодаря тебе он не будет надо мной потешаться.
– Меня зовут Янни́к.
– А меня Фабьена.
Он улыбнулся, сел в машину и, опустив стекло, крикнул:
– Спасибо, Фаб! До скорого!
Я молча прошла мимо Этьена с коробками. Жюли, уже стоявшая на крыльце вместе с Этьеном, шепнула ему:
– Серьезно, Этьен, тебе надо бы извиниться, она вон даже с курьером подружилась.
Мы пошли ужинать на пляж: слишком прекрасен был закат, чтобы любоваться им из окна. Мне не хотелось есть. Этьен и Жюли переговаривались очень тихо, как будто я не должна была их слышать.
– Могу пойти прогуляться, если мешаю.
– Брось, я всего лишь говорил Жюли, что перепродать этот дом будет непросто. Он старый и требует ремонта.
– Почему? В Сент-Огюсте так красиво, взгляните вокруг! Пройтись кистью, убрать хорошенько – и дом преобразится, я уверена.
– Типичный ответ художника: пройтись кистью – и все прекрасно!
Я бросила в него картошкой фри.
– Да, я оптимистка, ты же знаешь. Мне нравится это здание. Но ты прав, одной банки с краской будет недостаточно. Ладно, оставляю вас наедине, голубки, пойду прогуляюсь.
Я перепрыгивала с камня на камень, стараясь не поскользнуться на пене, покрывавшей самые мелкие из них. Нашла обломки фарфора и осколки битого голубого стекла. Собрала несколько плававших деревяшек и минут двадцать стояла неподвижно, фотографируя большую цаплю – она задумчиво ходила взад-вперед, уставившись на воду, словно надеялась, что ужин сам проплывет между ее ходулями. Вдалеке Этьен принялся махать мне руками. Медленно, чтобы не спугнуть птицу, я отошла и вернулась к ним.
– Ну что? Каков наш план?
Мне всегда надо заранее знать план. Даже в отпуске, даже если нет никаких дел. Когда у меня запланировано какое-то действие, сначала мне надо представить его, визуализировать: по какой дороге будем идти, кого встретим, где поедим. И если в последнюю минуту план меняется, мне надо срочно обновить его до последней версии. Этьен закатил глаза.
– Фабьена и планы… Надо сходить к машине за спальными мешками и все приготовить для ночевки в гостиной. Уборкой займемся завтра.
– Трудно было?
– Что?
– Рассказать мне, каков план.
– Нет, не трудно. Просто твоя манера все контролировать немного бесит.
Жюли толкнула его локтем. Очевидно, она знала его еще недостаточно хорошо и эта поездка дала ей возможность узнать его получше. Я взглянула на Этьена, почесывая подбородок:
– Как же мне нравится твой патерналистский тон. Будь у тебя борода, было бы еще убедительнее.