Трэвис развернул меня к себе лицом, и прижался ко мне, прислонив спиной к стене. Наши глаза встретились, и я могла увидеть боль в его выражении лица, когда он жадно осматривал мою обнаженную кожу. Я раньше видела, как он осматривал женщин, но сейчас все было по-другому. Он не хотел подчинить меня; он хотел, чтобы я сказала «да».
Он наклонился, чтобы поцеловать меня, остановившись лишь в дюйме. Я чувствовала его теплое дыхание на своих губах, и должна была остановить себя от сокращения оставшегося расстояния. Его пальцы впились в мою кожу, когда он стоял в нерешительности, а затем его ладони скользнули по спине к краю моих трусиков. Он провел указательными пальцами по моим бедрам — между кожей и кружевной тканью — и в тот момент, когда Трэвис собирался скользнуть под тонкую ткань между моих ног, он снова остановился в нерешительности. А когда я открыла рот, чтобы произнести «да», он зажмурился.
— Не так, — прошептал он, потеревшись своими губами о мои. — Я хочу тебя, но не так.
Он спотыкнулся и упал спиной на кровать, а я некоторое время стояла, обхватив себя руками. Когда его дыхание выровнялось, я сунула руки в футболку и натянула ее через голову. Трэвис не двигался, и я медленно вздохнула, зная, что кто-то из нас не смог бы выдержать, если бы я залезла в кровать, а Трэвис проснулся с менее благородными намерениями.
Я поспешила к креслу и рухнула в него, закрывая лицо руками. Я чувствовала, как разочарование внутри меня танцует, и слой за слоем рушит все на своем пути. Паркер остался с чувством, что им пренебрегли, Трэвис ждал, пока я встречу кого-нибудь — кого-нибудь, кто мне действительно понравился — чтобы проявить свой интерес ко мне, а я оказалась единственной девушкой, с которой он не смог переспать, даже пьяный в стельку.
На следующее утро, я налила себе апельсинового сока в высокий стакан, и сделала глоток, двигая головой, в ритме музыки игравшей в моем Айподе. Я проснулась до восхода и провалялась в кресле до восьми. После этого я решила прибрать на кухне, пока мои менее амбициозные соседи не проснулись. Я загрузила посудомоечную машину, подмела и вымыла пол, протерла стойку. Когда кухня заблестела, я схватила корзину с чистым бельем и села на диван, складывая ее пока вокруг меня не образовался десяток стопок одежды.
Из комнаты Шепли послышалось бормотание. Америка захихикала, затем на несколько минут наступила тишина, а из-за последовавших за этим звуков мне стало неудобно находиться в гостиной.
Я переложила сложенную одежду в корзину и понесла в комнату Трэвиса, и когда увидела, что он даже не пошевелился с прошлой ночи, улыбнулась. Я поставила корзину и накрыла его одеялом, сдерживая смех, когда он повернулся.
— Смотри-ка, Голубка, — произнес он, бормоча что-то невнятное, пока его дыхание снова не стало ровным и глубоким.
Я не могла не любоваться им. Мысль, что он мечтает обо мне, заставляла меня дрожать всем телом, что не поддавалось моему пониманию. Трэвис тихонько лежал, поэтому я, принимая душ, надеялась, что не буду слишком шуметь, как Шепли и Америка с их стонами и стуком кровати в стену. Когда я выключила воду, то поняла, что их совсем не беспокоит то, что их могут услышать.
Я зачесала волосы, закатив глаза от визга Америки, больше напоминающего визг пуделя, чем порно звезды. В дверь позвонили, и я, схватив свой махровый халат, кинулась через гостиную, на бегу затягивая его на поясе. Шум из спальни Шепли сразу стих, и я открыла дверь перед улыбающимся лицом Паркера.
— Доброе утро, — произнес он.
Я провела пальцами по своим мокрым волосам.
— Что ты здесь делаешь?
— Мне не понравилось, как мы вчера расстались. Я выходил сегодня утром, чтобы найти тебе подарок на день рождения, и я не могу дождаться, чтобы вручить его тебе, поэтому, — сказал он, доставая блестящую коробочку из пиджака, — с днем рождения, Эбс.
Он опустил серебряный пакет мне в руку, и я потянулась, чтобы поцеловать его в щеку.
— Спасибо.
— Давай же, мне хочется увидеть выражение твоего лица, когда ты это откроешь.
Я просунула палец под ленточку на коробке, развернула бумагу, протянув ее ему. Сверкая бриллиантами, в ней лежал браслет из белого золота.
— Паркер, — прошептала я.
Он просиял.
— Тебе нравится?
— О, да, — сказала я, поднося его к лицу в благоговении, — но это же слишком. Я не смогла бы его принять, даже если бы мы встречались год, что и говорить о неделе.
Паркер поморщился.
— Я так и знал, что ты можешь сказать что-то подобное. Я искал все утро идеальный подарок на день рождения, и когда увидел это, я понял, что он может принадлежать только тебе, — сказал он, забирая браслет из моих пальцев и застегивая на моем запястье.
— И я оказался прав. Он выглядит на тебе просто невероятно.
Подняв запястье, я покачала головой, загипнотизированная игрой света на гранях бриллиантов.
— Это самая красивая вещь, какую я когда-либо видела. Никто никогда не дарил мне что-либо столь…, — дорогое — первое слово, приходящее на ум, но я не хотела произносить это вслух, — изысканное. Я не знаю, что и сказать.
Паркер засмеялся, и я поцеловала его в щеку.
— Скажи, что ты оденешь его завтра. — я улыбнулась от уха до уха.
— Я надену его завтра, — сказала я, глядя на запястье.
— Я рад, что тебе нравится. Выражение твоего лица стоило, того чтобы пройти семь магазинов, — я вздохнула.
— Ты прошел семь магазинов? — он кивнул, и я обхватила его лицо руками.
— Спасибо. Он великолепен, — сказала я, быстро его целуя.
Он крепко меня обнял.
— Я должен вернуться. У меня обед с родителями, но я позвоню тебе позже, хорошо?
— Хорошо. Спасибо! — крикнула я, ему вслед, наблюдая, как он убегает по лестнице. Я поспешила вернуться в квартиру, не в силах оторвать взгляда от своей руки.
— Матерь Божья, Эбби! — сказала Америка, хватая меня за руку.
— Где ты это взяла?
— Это принес Паркер. Мой подарок на день рождения, — сказала я. Америка переводила взгляд с меня на браслет.
— Он подарил тебе бриллиантовый «теннисный» браслет? Через неделю? Если бы я не знала тебя так хорошо, я бы сказала, что у тебя волшебная промежность!
Я не смогла сдержать глупое хихиканье. Шепли вышел из своей спальни довольный и усталый.
— Что за шум? — Америка подняла вверх мою руку.
— Смотри! Это ее подарок ко дню рождения от Паркера! — Шепли прищурился, а затем удивленно открыл глаза.
— Ого.
— И не говори, — сказала Америка, кивнув. Трэвис, спотыкаясь, вышел из-за угла, выглядя помятым.
— Как же вы задолбали своим шумом, — простонал он, застегивая джинсы.
— Прости, — сказала я, вытягивая свое запястье из рук Америки. Наш вчерашнее «почти», всплыло в моей голове, и поэтому я никак не могла взглянуть ему в глаза.
Он допил мой апельсиновый сок, а затем вытер рот.
— Кто, черт возьми, дал мне столько выпить прошлой ночью?
Америка усмехнулась.
— Ты сам. Ты пошел в магазин и купил полторушку, когда Эбби ушла с Паркером, и выпил все, пока она не вернулась.
— Черт, — сказал он, качая головой. — Ты повеселилась? — посмотрел он на меня.
— Ты серьезно? — спросила я, показывая свою злость.
— Что?
Америка засмеялась.
— Ты выдернул ее из машины Паркера, как школьницу, когда увидел, что у них запотели все стекла.
Глаза Трэвиса затуманились от попытки вспомнить прошлую ночь. Я пыталась сохранить самообладание. Если он не вспомнит, как забирал меня из машины, он не вспомнит и то, как я была близка к тому, чтобы предложить ему свою девственность на блюдечке с голубой каемочкой.
— Ну и насколько ты раздражена? — спросил он, морщась.
— Очень раздражена.
Я злилась, потому что мои чувства не имели ничего общего с Паркером. Я завязала потуже мой халат и протопала по коридору. Трэвис шел прямо за мной.
— Голубка, — обратился он, ловя дверь, когда я закрывала ее перед его лицом. Он мягко оттолкнул ее и встал передо мной, ожидая новую вспышку гнева.
— Ты помнишь хоть что-нибудь, из того, что ты сказал мне прошлой ночью? — спросила я.
— Нет. А что? Я был груб с тобой? — его покрасневшие глаза были полны беспокойства, которое только усиливало мою злость.
— Нет, ты не был груб! Ты… Мы… — я прикрыла глаза руками и затем почувствовала руку Трэвиса на своем запястье.
— Откуда это взялось? — спросил он, глядя на браслет.
— Он мой, — сказала я, отстраняясь от него. Трэв не сводил взгляд с моего запястья.
— Я никогда не видел его прежде. Выглядит как новый.
— Так и есть.
— Откуда он у тебя?
— Паркер подарил мне его пятнадцать минут назад, — сказала я, наблюдая, как выражение непонимания на его лице сменяется яростью.
— Какого черта этот мешок с дерьмом делал здесь? Он что, оставался на ночь? — спросил он, повышая голос с каждым вопросом.
Я скрестила руки.
— Он отправился по магазинам за подарком к моему дню рожденья этим утром, и подарил мне это.
— Но еще не твой день рожденья, — его лицо покраснело от сдерживаемых эмоций.
— Он не мог ждать, — сказала я, гордо задирая подбородок.
— Не удивительно, что я вытащил твою задницу из его машины, как если бы ты была… — он замолчал, сжав губы. Я сузила глаза.
— Что? Как если бы я что?
Его челюсть напряглась, и он вдохнул и выдохнул через нос.
— Ничего. Я просто вышел из себя и собирался сказать совсем не то, что имел в виду.
— Это никогда не останавливало тебя прежде.
— Я знаю. Я работаю над этим, — сказал он, отходя к двери. — Я дам тебе время, чтобы одеться.
Когда он потянулся за дверной ручкой, то остановился, потерев руку. Как только его пальцы коснулись багрового развода под кожей, он повернул локоть и заметил синяк. Он смотрел на него с мгновенье, а затем повернулся ко мне.
— Прошлой ночью я упал на лестнице. И ты помогла мне дойти до кровати… — сказал он, перебирая размытые образы в голове.