Душ в ее ванной комнате стал еще одним местом для демонстрации мастерства Рамона. Он залез к ней в душ под каким-то предлогом и заставил пережить незабываемые моменты.
Так было неделю назад. В промежутках между страстной близостью он либо работал из своего кабинета, либо скрывался в студии в дальнем конце виллы.
Он показал Зуки двадцать восемь комнат своей виллы утром после того, как они вернулись из Майами. При виде каждой комнаты она с благоговением ахала, разглядывая бесценный антиквариат, произведения искусства из камня, дерева и красивого граненого стекла. Он сказал ей, что его родители жили на этой вилле вместе с ним – в западном крыле. Их комнаты постепенно убирались Терезой и Марио, и Зуки решила не мешаться у них под ногами.
По взаимному молчаливому согласию, ни Рамон, ни Зуки не заговаривали о тесте на беременность. Она составляла список кубинских архитекторов и реставраторов, проводила видеособеседования, чтобы подобрать лучшего кандидата. Когда мать Зуки приехала в Майами, она съездила туда и провела весь день с Мойрой и миссис Барон. Зуки удивилась, обнаружив соседку-пенсионерку у постели своей матери в Майами, но пожилая женщина рассыпалась в похвалах предусмотрительному Рамону, который сразу разрешил ей сопровождать свою подругу. Когда Зуки поблагодарила Рамона за это, он отмахнулся от ее слов и увел в спальню.
Мать Зуки продолжала беспокоиться по поводу того, почему ее дочь по-прежнему находится на Кубе. Она не слишком верила лжи Зуки о том, что она работает на Рамона. Однако истина огорчила бы ее мать гораздо сильнее.
Разговор с боссом, у которого она попросила длительный отпуск, прошел более гладко, чем она надеялась. Она не знала, способствовали ли этому фотографии в таблоиде, на которых она была снята с Рамоном на панихиде и на выходе из бутика в Майами. Шарлотта Чепмен, жесткая, но справедливая начальница, которая наняла Зуки сразу после стажировки, предложила сохранить за ней место. Не зная, какое будущее ее ждет, Зуки поблагодарила Шарлотту и пообещала, что будет звонить ей регулярно, чтобы сообщать о своем намерении выйти на работу.
Когда ошеломленная Зуки пересказала Рамону телефонный разговор со своим боссом, он небрежно пожал плечами и сменил тему. На виллу доставили одежду из бутика в Майами, и среди нарядов оказалось золотистое платье, которое изначально не понравилось Рамону. Однако сегодня он попросил Зуки надеть его. Они должны были ужинать при свечах на уединенной террасе. Прошло полчаса с тех пор, как Тереза накрыла для них стол, но Рамон так и не появился.
Набросив на плечи шаль, она отправилась в студию Рамона. Она уже собиралась постучать в дверь, когда услышала поток испанских ругательств, а затем звук ломающейся древесины.
Кусая губы, она разрывалась между желанием выяснить, что происходит с Рамоном, и желанием убежать.
Через несколько минут он рывком открыл дверь, чуть не сорвав ее с петель, и вперился зелеными глазами в Зуки.
– Что ты здесь делаешь? – угрожающе прорычал он.
Она увидела на полу студии древесную заготовку для будущей скульптуры:
– Мы должны были ужинать сорок минут назад. Я пришла узнать, все ли у тебя в порядке.
Он продолжал смотреть на нее, как на инопланетянку. Выйдя из студии, он захлопнул дверь.
– Я в порядке. Извини, что заставил тебя ждать, – сухо сказал он, приглаживая волосы. – Я приду через пять минут.
Зуки не стала задавать лишних вопросов и вернулась на виллу. Верный своему слову, он присоединился к ней через пять минут.
Она повернулась от стены на террасе и на мгновение подумала, что Рамон онемел, увидев ее в таком дерзком платье.
Потом он спокойно шагнул вперед и помог ей усесться за стол. Но, несмотря на его попытки вести непринужденный разговор, он был крайне напряжен. Зуки не осмеливалась спросить, то ли это от того, что она видела его в студии, то ли из-за ее платья.
Когда ее соски напряглись и уперлись в тонкий шелк платья, она попыталась закрыться руками. Он поставил свой бокал на стол и решительно отвел ее руки в стороны.
– Мы одни, Зуки. Не прячься от меня.
Ее губы скривились в жесткой усмешке.
– Я зря надела это платье.
– Оно испытывает нашу силу воли и терпение, красавица. Но мы продолжим, – шутливо ответил он, но она заметила, как он с силой сжал зубы. Рамон ерзал на месте всякий раз, когда смотрел на ее грудь.
Ближе к концу ужина она решительно отложила в сторону нож и вилку.
– Либо мое платье беспокоит тебя сильнее, чем ты хочешь признать, либо с тобой творится что-то неладное. Это как-то связано с погромом, который ты устроил в студии? – смело спросила она.
Он сильнее напрягся и ответил не сразу. Она уже решила, что он ее проигнорирует, но потом он пожал плечами:
– Я творческий человек. Время от времени у меня бывают приступы ярости, если что-то не получается.
– Когда тебя оставляет муза?
Он поморщился, оглядел ее тело и отвернулся:
– Я предпочитаю называть это разочарованием.
– И как долго оно продолжается? – спросила она и мысленно пнула себя.
– Я написал последнюю картину восемь месяцев назад. Моя последняя скульптура была сделана еще раньше.
Зуки перестала жевать. Неужели на Рамона так повлияло расставание со Светланой, что он перестал творить? Она посмотрела, как он пьет красное вино, и у нее сдавило грудь.
– Почему твои родители решили назвать тебя Зуки? – спросил он.
Она посмотрела на него, немного испугавшись неожиданного вопроса. Но, радуясь возможности сменить тему, она улыбнулась:
– Меня так назвала моя мама. Это было имя ее любимой учительницы. Еще в детстве она решила, что так назовет свою дочь.
– И твой отец не возражал? – произнес Рамон.
Настроение Зуки сразу испортилось. Она отвела взгляд в сторону, скрывая гнев и обиду, которая терзала ее всякий раз, когда она думала об отце, игнорирующем ее существование.
– Я не имела чести встретиться с моим отцом первые пятнадцать лет моей жизни. Он сбежал от моей матери, проведя с ней всего одну ночь, – сказала Зуки. – Когда она узнала о беременности, выяснилось, что он лгал ей о своем семейном положении. И я ему была не нужна.
Рамон смотрел на нее почти в ярости.
– И ты не искала его все эти годы?
– Последние десять лет нет. Я пыталась его найти, когда мне было шестнадцать. Однажды я прогуляла школу и поехала к нему в офис. Возможно, это было не лучшее место для выяснения отношений. Во всяком случае, он не хотел меня знать. Он ясно дал мне это понять. Поэтому я решила больше к этому не возвращаться.
– Неужели ничего нельзя было изменить?
– Не знаю. Но он в курсе, где я живу. Однако он меня не искал.
Выражение лица Рамона стало мрачным и серьезным, он в ярости поджал губы.
– Мне жаль, – сказал он.
Не осознавая, что делает, Зуки коснулась ладонью руки Рамона. Он резко выдохнул, посмотрел на их соединенные руки, а потом взглянул Зуки в лицо.
– Не расстраивайся, – произнесла она. – У тебя была дружная семья, поэтому ты сожалеешь, что я не общаюсь с отцом. Но, по-моему, я ничего не потеряла.
Он напрягся и прищурился.
Зуки прикусила губу.
– Из того, что я знаю, у него и моей матери не было будущего. Я думаю, она влюбилась в саму идею влюбиться в мужчину. Кроме того, он никогда не бросил бы свою жену ради женщины, с которой провел одну ночь.
– И это знание никак не повлияло на твои действия? – настаивал он. Его тон не был таким резким и осуждающим как в день панихиды. Но Зуки все-таки убрала руку, прежде чем ответить на его вопрос.
– Подумай об этом, Рамон. Мы с тобой тоже провели одну ночь вместе. И мы даже не слишком нравились друг другу. Но я здесь и пытаюсь зачать с тобой еще одного ребенка, а это значит, что я хочу его. Врачи заверили меня, что вероятность врожденной сердечной недостаточности была низкой, но я все равно испугалась…
– Что? – Он резко прервал ее.
Она затаила дыхание:
– Ребенок…
– Наш ребенок.
Она отрывисто кивнула:
– Нашему ребенку поставили диагноз врожденного порока сердца. – Она нахмурилась. – Ты говорил, что собирал обо мне информацию. Я думала, ты знаешь…
Рамон опрокинул бокал, и красное вино залило белую скатерть.
– Боже, – пробормотал он. Его губы приобрели пепельный оттенок. Он смотрел на нее, казалось, бесконечно, потом вскочил на ноги и отошел от стола.
– Рамон…
Он повернулся к ней лицом:
– Скажи мне, как… – Он сглотнул.
Она содрогнулась от боли.
– Мы предохранялись, поэтому я не подозревала, что беременна. Когда я сделала УЗИ, и он выявил порок развития плода, мне сказали, что шансы ребенка выжить после очень рискованной операции крайне низкие. Я сделала обширное обследование. Никто не гарантировал мне рождение здорового ребенка.
– Поэтому ты сделала аборт? – спросил он, и она отрывисто кивнула. – Значит, изначально ты хотела сохранить ребенка?
– Да. Разве ты об этом не знал?
Он громко выдохнул, и его лицо исказилось в страдальческой гримасе.
– Нет. После того как Луис сказал мне, что ты избавилась от ребенка, я не желал ничего слышать. Мы не разговаривали с ним несколько недель, а потом решили больше это не обсуждать. Детективы собирали информацию о твоих мужчинах и финансовом положении. – Он закрыл глаза и покачал головой. – Боже правый!
– Мне жаль.
Открыв глаза, он посмотрел на нее с ожесточенным раскаянием:
– Нет, это я должен сожалеть.
К ее горлу подступил ком, а глаза защипало от слез. Тихо ругаясь, Рамон подошел, присел перед Зуки на корточки и большим пальцем вытер слезы с ее лица.
– На этот раз у нас все получится, – решительно и хрипло произнес он. Схватив за руку, он повел Зуки на террасу, где она тихо рассказала ему обо всем и ответила на его вопросы.
Много времени спустя они вернулись к столу. Им подали десерт.
Рамон положил ей на тарелку пастелитос.
– Ешь, это твои любимые, – приказал он и вручил ей большую порцию мороженого.