ение и… – Мойра покачала головой, ее глаза опять наполнились слезами.
Зуки коснулась ее руки:
– Все будет в порядке, мама.
Мойра взглянула на Зуки:
– Да? А почему же ты плакала?
Зуки неуверенно рассмеялась:
– Из солидарности с тобой.
– Ты не хочешь беспокоить меня. Я знаю. – Через секунду Мойра спросила: – Так что же случилось?
– Я влюбилась в него, но я не уверена, что он тоже любит меня.
Ее мать прищурилась:
– И?
Строгий голос Мойры, которая приучила свою дочь сохранять чувство собственного достоинства до того, как та научилась ходить, заставил Зуки выпрямить спину.
– И я обязана убедиться, что не соглашусь на меньшее, чем я стою.
Мойра улыбнулась и положила голову на подушку.
– По крайней мере, я знаю, что правильно тебя воспитала, – пробормотала она и закрыла глаза.
Они время от времени разговаривали в следующие три дня, пока Мойра боролась с инфекцией. В четверг вечером Зуки очень старалась не показывать свою тревогу.
Рамон дал ей передышку, которую она просила. Но наступало время снова подумать о своем будущем.
В пятницу утром Зуки поцеловала мать на прощание и вызвала такси. Сначала она решила отправиться в отель Рамона, но потом передумала. Ей надо было принять душ и поспать несколько часов, чтобы хорошо себя чувствовать.
Зуки размышляла о том, не поехать ли ей к себе домой, когда остановилась на углу магазина, чтобы купить молока.
Чувство дежавю нахлынуло на нее, когда она выхватила газету со стенда и уставилась на фото на первой странице.
На нем Рамон был без рубашки, грязное полотенце, которым он вытирал руки во время работы в студии, свисало из заднего кармана его хлопчатобумажных брюк. На Светлане была только мужская рубашка с длинными рукавами. Она обнимала торс Рамона длинными ногами, ее светлые волосы в чувственном беспорядке падали ей на спину.
И хуже того, они оба стояли на террасе виллы, которую Зуки надеялась сделать своим домом.
Резкий окрик продавца вывел Зуки из ступора. Заплатив за молоко, она побрела к себе домой. Поднявшись по лестнице в свою комнату, она бросилась на кровать и натянула одеяло на голову.
Кто-то позвонил в ее дверь.
Затем зазвонил ее телефон.
Потом в дверь постучали.
– Открой дверь, Зуки. Я знаю, что ты там.
– Уходи! – закричала она.
Рамон вроде бы ушел. Но потом материализовался в изножье ее кровати.
– Вставай, Зуки. Сейчас же, – проворчал он.
Она вскочила с постели.
– Как ты сюда попал?
– Я залез через окно кухни! Мы очень серьезно поговорим о твоей безопасности после того, когда обсудим нас, – огрызнулся он.
– Нет никаких «нас», Рамон. Я заблуждалась, думая, что это возможно. Поверь мне, теперь я отлично знаю, что ты за человек.
Он побледнел и поджал губы в тонкую линию.
– Это потому, что ты поверила лжи этой сучки? Или потому, что ты читаешь таблоиды и считаешь меня виновным? Я узнал, что она приходила к тебе. Почему ты не сказала мне об этом?
У Зуки щипало глаза от слез. Отбросив одеяло, она встала на ноги.
– Потому что она приходила от твоего имени. И я слышала, как она стонала и говорила, что ей нравится, когда ты такой властный.
От удивления у него отвисла челюсть. Он запустил пальцы в волосы.
– Боже, ты это слышала?
Она скрестила руки на груди:
– Я не видела всего представления, если ты об этом спрашиваешь.
– Жаль. Иначе ты не сделала бы поспешных выводов. И запомни: я не просил ее приходить к тебе!
– Ты солгал мне о своих делах. И ты снова солгал, когда вернулся в галерею, выглядя виноватым.
– Она была моими «делами», которые я должен был уладить. Она явилась на выставку без приглашения. Я не хотел, чтобы ты расстраивалась, поэтому пошел к ней. Каким-то образом ей удалось проникнуть в твой номер. И я чувствовал себя виноватым после того, как долго тебя игнорировал. Она провела меня.
– Ты хочешь сказать, она умеет обвести любого мужчину вокруг пальца? Включая тебя?
– Нет. Я говорил тебе, что мы с ней расстались.
– Фото и статья в газете говорят совсем другое. И не утверждай, что фото фальшивое, потому что я узнала подмостки декоратора на южной стене.
Он раздраженно вздохнул:
– Фото настоящее. Она была на вилле два дня назад.
Его слова подорвали последние силы Зуки. Рамон поймал ее, когда она начала падать. Она боролась с ним, когда он нес ее к кровати.
– Перестань, Зуки!
– Нет. Почему ты не сказал мне, что именно она сделала это ужасное оформление комнат? Или что она была беременна от тебя. А знаешь что? Я не желаю тебя слушать. Убирайся из моего дома!
– Она врет, Зуки. Она никогда не была от меня беременна. И я никуда не пойду, пока ты меня не выслушаешь.
Он сел и усадил Зуки себе на колени.
– Подумай рационально. Ты жила в Сьенфуэгосе почти два месяца. За это время ты хоть раз встречала папарацци?
– Нет, но…
– Зачем же им внезапно появляться, если их заранее не предупредили о сенсации?
– Рамон, это не важно…
Он сжал рукой ее бедро.
– Это важно, потому что она организовала все это от начала до конца.
– Потому что она хочет, чтобы ты вернулся к ней. – Он высокомерно повел плечами. – Но это фото…
– Оно ничего не значит, – настаивал он.
– На ней была твоя рубашка.
– Вероятно, она стащила у меня эту рубашку, пока мы с ней еще были вместе. Марио предупредил меня, что на виллу кто-то рвется, заявляя, будто хочет видеть меня. Она накинулась на меня из ниоткуда.
Зуки покачала головой, не в силах сдержать слезы. Выругавшись, он обнял ее лицо руками.
– Не надо, любовь моя. Разве ты не видишь, что она этого не стоит? – спросил он прерывистым голосом.
Она всхлипнула:
– Я не могу забыть это фото.
– Постарайся. Она изменяла мне, Зуки. Но даже если бы она меня не обманывала, я вряд ли бы на ней женился.
В ее душе затеплилась надежда.
– Нет?
Он покачал головой:
– Начальная страсть очень быстро прошла. Мы оба это знали. Но она не хотела признать неудачу, и я сначала потакал ей, потому что чувствовал себя немного… виноватым.
Зуки округлила глаза:
– В чем ты виноват?
– Она подслушала, как я спрашивал у Луиса о тебе после того дня, когда он привел тебя в офис на летнюю вечеринку. Задолго до того, как мы расстались, она знала о тебе. Она подозревала, что я к тебе неравнодушен, и она была права. Кто-то сфотографировал нас с тобой на мероприятии в Гаване, и она пришла в ярость.
У Зуки перехватило дыхание.
– Я давно тебе нравлюсь?
– Каждый раз, когда мы встречались, мне было все труднее тебя забыть. Я думаю, поэтому я вел себя с тобой так…
– … ужасно.
Он тихо рассмеялся:
– Я никогда не обману тебя, Зуки. Клянусь. Я люблю тебя. Только тебя.
Ее сердце замерло, а потом заколотилось как сумасшедшее. Моргая, она отстранилась, вглядываясь в его лицо.
– Ты любишь меня?
На секунду он зажмурился:
– В ночь после того, как мы занимались любовью, и я ушел, я не переставал думать о тебе. Я поднимал трубку по крайней мере двадцать раз, чтобы позвонить тебе. Вспоминая тебя, я почти перестал думать о работе. Когда Луис рассказал мне о твоей беременности, я сразу решил, что у меня наконец появился повод быть с тобой.
– Но ребенку не суждено было родиться, – прошептала она.
Он прислонился лбом к ее лбу.
– Это был один из худших дней в моей жизни, – печально прошептал он.
– Прости меня.
– Нет, это ты меня прости. За то, как я пытался все исправить. У тебя было полное право ненавидеть меня за то, что я сказал тебе.
– Я очень старалась спасти малышку, Рамон.
Он крепче обнял ее.
– Теперь я это знаю. Но после гибели Луиса и родителей я стал немного невменяемым. Простишь ли ты меня когда-нибудь? – хрипло спросил он.
– Я простила тебя в тот момент, когда согласилась зачать с тобой ребенка.
– Красавица моя, я не заслуживаю тебя.
Она обняла руками его лицо, покрытое щетиной.
– Не заслуживаешь, но я все равно твоя.
Он вздрогнул. В следующее мгновение Зуки лежала на спине. Он поднял руки над ее головой и осторожно навис над ней.
– Скажи еще раз, – попросил он у ее губ.
– Я твоя, – бойко прошептала она.
Свободной рукой он обхватил ее за талию.
– Еще раз, – потребовал он.
В ее глазах стояли слезы.
– Я люблю тебя. Я твоя. Мы твои.
Его глаза затуманились. Он прерывисто вздохнул. Дрожащими пальцами он стал снимать с Зуки одежду.
Он остановился, коснувшись рукой ее трусиков.
– Врачи сказали, что все в порядке, да?
– Они сказали об этом несколько недель назад. Но ты решил помучить и меня, и себя.
Он поморщился:
– Я постараюсь вымолить твое прощение.
Она нетерпеливо кивнула:
– Поторопись, любовь моя.
Эпилог
– Дорогая, мы опоздаем.
Рамон счел разумным не поднимать голос выше тихого мурлыканья, потому что, когда обсуждалась данная конкретная тема, его жена выходила из себя при малейшей провокации.
– А кто виноват? – отрезала она. – Ты говорил: только одна фотография. Ты говорил: никто не заметит.
Он поморщился:
– Мне очень жаль, что твои фотографии стали международной сенсацией, дорогая.
– Нет, неправда. Ты раструбил по всему миру, что ты мой муж. Что только благодаря тебе я так хорошо выгляжу на этих фотографиях.
– Ну, если быть откровенным…
– Не смей! Я не хочу это слышать. И я не хочу быть звездой на твоей дурацкой выставке.
– Хорошо, тогда мы останемся дома.
Дверь в ванную комнату распахнулась. И Рамон обрадовался, что стоит, прислонившись к изножью кровати. Потому что при виде Зуки у него всегда перехватывало дыхание. Любовь всей его жизни становилась красивее с каждым днем. Его жена. Его муза. Мать его ребенка.