Она открыла тяжелую деревянную дверь, охранник махнул рукой в черной перчатке.
— Петрович уже там. Привет, Маргарита.
Захар Петрович выключил чайник и, не здороваясь, спросил:
— Зеленый будешь?
— Буду. — Рита села напротив него на стул. — Здравствуйте, Захар Петрович. — Она пристально посмотрела на него и по хитрому выражению лица хозяина поняла: их ждет необычный заказ.
— А вот попьем чаю, позеленеем от зеленого, и нам все станет нипочем!
— Ну, с чего начнете свой рассказ? С целого или с частностей?
— Если с целого — то нам надо делать… восемьдесят шесть чучел уток. Про две сотни я, конечно, хватил, чтобы тебя позабавить.
— Что-о?
— Тебе половину и мне половину, — пропел строчку старой песни Захар Петрович.
Рита оторопело смотрела на своего хозяина.
— Зачем?
— Что за вопрос? Заказчик хочет. — Он пожал плечами. — Заказчик платит. В твердой валюте.
— Но… я с птицами не умею работать.
— Научишься. Тебе еще не сто лет. А мы что заказывают, то и делаем. Тебе что, деньги не нужны? — ехидно поинтересовался Захар Петрович.
— Еще как нужны. А сроки?
— Ты раньше выпей чай-то. — Он ухмыльнулся и подвинул ей чашку.
— Боюсь поперхнуться.
Он сам едва не поперхнулся от такого ответа.
— Какая ты, однако, осторожная, Макеева.
— После больницы станешь осторожной.
— Лучше бы ты была за рулем такая осторожная. Ладно, допей, расскажу.
Рита залпом выпила чашку чаю, сняла с языка горьковатый листик, который раздавила во рту.
— Я слушаю, Захар Петрович. — Она подперла кулаками щеки.
— Только мне нечего тебе рассказать, дорогуша. — Он нарочито равнодушно пожал плечами, но Рита не поверила. Она хорошо знала, что Захар Петрович Старцев никогда не возьмет заказ, если не учтет все до мелочей.
— Шутите, Захар Петрович?
— Конечно, шучу. — Он допил чай. — Я не из тех, кто уважает принцип — меньше знаем, крепче спим. — Он ухмыльнулся. — Если его придерживаться, то можно вообще не проснуться. А теперь слушай. Звонила Даниэла, искала тебя, но ты у нас в ту пору валялась на белых простынях, причем, как уверяют доктора, одна, гм…
Рита не удержалась от улыбки.
— Ну вы никак не можете без своих специфических намеков. Конечно, я же не знаю всей правды, поэтому полагаюсь на домыслы, строю всякие разные намеки.
— Ну хорошо, я перетерплю. — Рита поморщилась. — Говорите.
— Вот-вот, главное качество женщины — терпение. Бог терпел и вам велел.
— А по-моему, нам, — не удержалась и вставила Рита, но Захар Петрович и ухом не повел. — Так вы скажете наконец, что хотела Даниэла?
— Ну вот, всегда говорил, что женщины по сравнению с мужчинами немножко с тупцой, потому что они думают другим полушарием мозга. А я, как специалист-таксидермист…
— Но вы-то, таксидермист, не вставляете чучелам мозги? Вы уравниваете таким образом самцов и самок…
— Вот тут ты права, дорогая. Но ты-то — неужели ты до сих пор не догадалась, что Даниэла заказала нам с тобой чучела-копилки?
— Из уток? Копилки?
— Ну да. Теперь дошло наконец? Ей нужны разные — гоголи, чернети, серые утки, широконоски, шилохвости…
— Вы хотите сказать… мое ноу-хау работает? — Рита вскочила со стула.
— Не горячись, дорогуша. Оно не только работает, но и будет тебя кормить, когда ты просто станешь валяться на белых простынях… с кем-нибудь. — Он подмигнул ей, но Рита никак не отреагировала, она хотела узнать, о чем он. — Потому что я кое о чем побеспокоился. — Захар Петрович взял со стола папку. — Я тут, извини, конечно, но без твоего ведома, отправил бумагу, чтобы твое ноу-хау твоим и осталось. Я послал ее в Бюро патентной экспертизы в Москве. Вот копия.
Рита вчитывалась в то, что написано на листе бумаги, и прочитанное ей нравилось,
— Значит, мы продаем Даниэле только изделия?
— Да, — сказал Захар Петрович. — Хотя она девушка сообразительная, она хотела купить и саму идею. Но очень дешево. Я не думаю, что мы правильно бы с тобой поступили, если бы клюнули на предложение. А если ты получишь свидетельство по всем правилам, то обеспечишь приличный кусок хлеба не только себе, но и Ванечке. Поняла?
— Я просто… не знаю…
— Зато я знаю. — Он хмыкнул. — Ну а теперь подтверди мне еще раз свою сообразительность, Макеева. Вот ты бы как впарила покупателям утку-копилку? Почему утка, а не курица должна сторожить твои монетки-еврики?
— А Даниэла сказала?
— Да, но мне кажется, она придумала не самый убойный вариант. Даже не буду тебе его рассказывать.
Рита чувствовала, что ответ крутится на языке, он есть. Есть… вот сейчас она ухватит его…
Ну конечно! Недавно они с Ванечкой читали книжку о животных и птицах и…
Она увидела огромные глаза Ванечки и его вопль: «Четыре метра? Это как… два папы?»
Рита помнит, как сильно и больно сжалось на секунду ее сердце — значит, мальчик уже постоянно думает о папе. Он рисует его себе гигантом… Но Рита на сей раз решила не уклоняться и уточнить: «Как два с половиной папы». Она сразу поняла, как верно ответила, — мальчик нахмурился и попытался разобраться, судя по всему, с какой стороны предполагаемого папы считать его половинку.
— Я бы напирала на один факт, — начала Рита. — Эти привычные всем нам птицы ныряют на глубину больше четырех метров. Поэтому сбережения под водой гораздо надежнее, чем на суше. Ну а как это оформить броско — дело специалистов другого профиля. Они за это деньги получают.
Захар Петрович расплылся в улыбке.
— Знаешь что, давай отметим твое полное выздоровление. У меня тут есть кое-что… Купил в магазине дьюти-фри в аэропорту Орли, — он многозначительно поднял вверх палец, — когда летел из Парижа. Бренди «Три бочки». Две я уже выпил, — он достал из шкафа литровую бутыль и хмыкнул, приложив палец к стеклу, — сама видишь.
— А по-моему, так две с половиной, — засмеялась Рита.
— Ты всегда споришь с мужчинами. Почему? Наверное, потому, что ты нам завидуешь?
Рита покачала головой и совершенно искренне сказала:
— Уже нет. Наливайте.
22
Вопрос, который задала ему мать, насторожил Сашу. А в чем, собственно, дело? Почему мать волнуется, кому еще он подарил африканский изумруд? Да они там ничего не стоили, в том месте, откуда он их привез. Да он и сейчас не мог поклясться, что это действительно не подделка. Впрочем, что такое подделка и оригинал? Условность. Потребительские свойства определяешь ты сам. Для тех, кому он дарил такой камень, это подарок, вещественное выражение внимания, любви.
Он подарил его матери, потому что знал, как трепетно она относилась всю жизнь ко всяким побрякушкам. Но мать призналась, что до сих пор не отнесла его ювелиру. Вот это на нее совсем не похоже.
Понять можно, почему Виля хранила камень необработанным: ювелиры в отличие от овцебыков в тех местах не водились. Она и держала подарок в том же самодельном пакетике, в каком он ей подарил.
Саша не стал говорить с матерью по телефону об этом, он сказал, как обычно, в шутку:
— Допрос на дому, герр полицай.
Он побросал в сумку вещи, собираясь на выходные смотаться к матери. На сей раз можно было поехать на машине, фирма выделила ему симпатичный джип «тойота-раннер». Вот он и опробует его на больших перегонах.
Складывая вещи, Саша поймал себя на мысли, которая доставила ему удовольствие, что удивило его самого. Он только что уложил в сумку настольный детский бильярд, подарок Ванечке. А перед этим — бутылочку ирландского ликера и пакет кофе в вакуумной упаковке — для Риты. Подарки… друзьям?
Он хотел купить Рите что-то более… осязаемое, что ли, — духи, крем, сейчас полно того, что может понравиться женщине. Но это слишком… интимно. Матери он всегда привозил все, что ему самому нравилось, на сей раз, он положил коробку с уютными шведскими мокроступами, как называла такую обувь мать. Осень надвигается, слякоть.
Машина вела себя великолепно, он вспомнил, как когда-то носился по кофейным плантациям Кении, полный сил и ощущения бесконечности жизни.
Он въехал в город со стороны моста, и рука сама собой тронула руль вправо, хотя ему надо было ехать прямо, чтобы оказаться у подъезда родного дома. Но Саша не одернул себя. В это субботнее утро он внезапно решил завернуть к Рите и Ванечке, коль скоро он оказался почти возле их дома. Восемь утра. Может быть, они еще спят.
Он затормозил возле подъезда. Вынул из машины сумку и поднялся на четвертый этаж. Широкие лестничные пролеты дома старой постройки, стены, выкрашенные зеленым и не тронутые доморощенными художниками, настраивали Сашу на что-то важное, на настоящее и неподдельное.
Он нажал на кнопку звонка, дверь тут же распахнулась, как будто Рита ждала кого-то.
— Привет, — бросил Саша, подавив внезапно возникшее ревнивое чувство. — Ты ждала кого-то? — выпалил он неожиданно для себя.
— Ага. А ты его не встретил?
— А он на кого похож? На меня? — шутливым тоном спросил Саша, входя в открытую дверь.
Рита побледнела и молча смотрела на него.
— Если на меня, то я уже здесь. Твой гость. — Он шлепнул сумку на пол.
Она слабо улыбнулась:
— Ванечка пошел погулять со щенком.
— У него завелся щенок?
— А ты не знаешь? — подозрительно глядя на него, спросила Рита.
— Да откуда?
— Но этот Изумрик — подарок Серафимы Андреевны.
— Как ты его назвала?
— Это она его так назвала. Она принесла фокстерьера с родословной, и там написано такое имя.
— Ну, матушка в своем стиле! — Саша захохотал. — Но ведь ты могла отказаться. Куда тебе этот щенок? Что ты с ним будешь делать? Ты целый день на работе.
— Я не могла отказаться. — Она просияла. — Видел бы ты моего ребенка. Более счастливым он еще не был.
— Даже когда ты вышла из больницы? — вскинул брови Решетников.
Рита уловила что-то настораживающее в его вопросе.
— Ну… скажешь тоже. — Она пожала плечами. — Мы говорим о разных вещах.