Все это я выложил в один прием.
– Значит, вы таки явились за цветами. – Матильда выдержала паузу, оглядела магазин. – Повезло же вашей девушке. Вы настоящий красавчик. – Ее взгляд снова остановился на мне. – К ее появлению вы, пожалуй, протрезвеете.
Нахмурившись, я выпрямился и процедил:
– Не так уж я и пьян.
– Не так уж? – эхом повторила Матильда и насмешливо улыбнулась. Она прошла к срезанным цветам, собрала для меня букет. – Даже в таком виде вы, Друг Макса, просто очаровательны. Вино вас расслабило. Наверняка в обычной жизни вы застегиваете рубашку на все пуговицы и рычите на любого, кто мешает вам пройти или проехать.
Я нахмурился еще больше. В общем-то я подходил под это описание.
– Действительно, я серьезно отношусь к работе, но я… я не всегда такой.
Она перевязала букет бечевкой, вручила мне и подмигнула.
– Сейчас-то вы не на работе. Рубашку можно не застегивать. И не вздумайте трезветь к приезду вашей подруги. Кстати: на вилле девять кроватей.
Парадная дверь была открыта. Выходит, Доминик ушла и не заперла за собой? Меня охватила паника. Мало ли что могло случиться, пока я был в городе? Вдруг дом ограбили? Забыв про совет Матильды, я мигом протрезвел.
Нет, вроде воров тут не было. Всё в том же виде, как час назад, только сквозняк гуляет из-за распахнутой двери. И всё же… Нет, я ведь через другую дверь выходил, через ту, что ведет во дворик.
Еще из холла до меня донесся плеск воды, и я крикнул:
– Доминик, спасибо за идею, но завтра приезжает моя девушка!
Пусть знает, что я ходил исключительно за цветами. А то начнет еще женщин ко мне приглашать! Не делала ли она этого для Макса? Боже, этот человек ни на йоту не изменился!
Пройдя из холла к своей спальне, я сообразил: вода льется в ванной. Кто-то моется под душем. И в тот же миг я увидел чемоданы.
Чемоданы Хлои.
Я мог бы броситься прямо в ванную и до усрачки напугать мою возлюбленную. Что за беспечность – отправиться принимать душ, оставив нараспашку входную дверь? Я стиснул зубы и кулаки при мысли о том, что могло случиться, если бы какой-нибудь проходимец меня опередил.
Вот дерьмо! Сколько дней я не видел Хлою, и вот уже мне хотелось душить ее: сначала – просто, потом – в объятиях. Я невольно улыбнулся. Да, мы такие. Вечный бой любви и ярости, страсти и раздражения. Хлоя последовательно давит на все мои болевые точки, а потом открывает и те, о которых я понятия не имел, и на них давит тоже.
Из ванной доносился ее голос – Хлоя пела. Звуки проникали в спальню, где я провел несколько тоскливых ночей. Я приблизился к ванной. Через приоткрытую дверь Хлоя, стоявшая в душевой кабине, была видна со спины. Длинные мокрые волосы спадали ниже лопаток. Вдруг Хлоя, продолжая петь, наклонилась так, что я увидел перед собой ее задницу, и принялась брить ноги.
Я обдумывал два сценария. Первый: распахнуть кабину, забрать у Хлои бритвенный станок и завершить работу за нее, целуя, по ходу дела, каждый сантиметр гладкой кожи. Второй: распахнуть кабину и взять Хлою сзади, войти в нее осторожно, медленно. Оба сценария я отверг. Потому что больше всего мне хотелось продолжить подглядывать. Хлоя не слышала, как я приблизился, и пожирать ее глазами вот так, когда она не подозревала о моем присутствии, напевая, думая обо мне, – было словно стакан холодной воды в знойный день. Я согласился бы любоваться Хлоей в любых декорациях, а ее совершенно обнаженный, мокрый вид, да еще и сзади, уж конечно, был достоин возглавить десятку наиболее предпочтительных видов.
Хлоя ополоснула побритую ногу и повернулась, чтобы смыть кондиционер с волос. Тогда-то она меня и увидела. Ее лицо сразу осветилось улыбкой, соски напряглись, а я чуть не разнес вдребезги стеклянную дверь.
– И давно ты тут стоишь?
Я пожал плечами и продолжил скользить взглядом по ее стройному телу.
– Подкрался, значит, незаметно?
– Как всегда.
Я подошел ближе и, прислонившись к стене, сложил на груди руки.
– Когда ты успела появиться?
– С полчаса назад.
– Я думал, ты самолетом полетишь. А ты, наверно, все-таки телепортировалась.
Она засмеялась, откинула голову, подставив лицо под теплые струи. Потом выключила кран.
– Мне удалось улететь на первом же самолете, о котором я тебе сообщила. Но я подумала: неплохо бы тебя малость помучить. Ну, и сюрприз устроить заодно.
Обеими руками Хлоя начала отжимать волосы, не сводя с меня взгляда, голодного и страстного.
– Видишь, я правильно рассчитала. Я и хотела, чтоб ты меня в душе застал, голую. Может быть, именно поэтому я и пошла в душ.
– Очень кстати, что ты голая. Сейчас я тоже разденусь.
Хлоя распахнула дверь душевой кабины и шагнула прямо в мои объятия.
– С той минуты, как я узнала, что ты флиртуешь с цветочницей, я умираю, как хочу вот этот вот язык знаешь где почувствовать?
– Сейчас почувствуешь. Погоди, что ты сказала? Как ты узнала про цветочницу?
– Доминик отлично говорит по-английски, – улыбнулась Хлоя. – Она сказала, ей надоели твои охи и вздохи, вот она тебя и отправила к Матильде. Ты ведь такой классный, когда злишься.
– Доминик так сказала?
– Хорошо, что ты не привел Матильду сюда. Вот было бы неловко.
– А могло получиться просто восхитительно, – пошутил я, притянул Хлою к себе и набросил ей на плечи полотенце. Моя рубашка мигом промокла.
Она здесь. Она здесь. Она здесь.
Я наклонился и поцеловал ее в губы.
– Здравствуй, любимая.
– Здравствуй, – прошептала Хлоя, повисая у меня на шее. – А ты когда-нибудь вообще спал с двумя женщинами одновременно?
Она чуть отстранилась, пока я вытирал ее полотенцем. Ее пальцы скользили по моей груди.
– Неужели я тебя никогда об этом не спрашивала? Просто не верится.
– Я по тебе скучал.
– Я тоже скучала. Отвечай на вопрос.
Я пожал плечами.
– Спал.
Руки у Хлои были прохладные. Теперь она царапала мне грудь.
– А более чем с двумя женщинами одновременно ты спал, Беннетт?
Я отрицательно покачал головой и ткнулся носом ей в щеку. Запах я бы ни с чем не спутал; так помнишь и моментально узнаешь запах своего дома. Хлоя пахла своим собственным слегка цитрусовым ароматом и – теплом.
– Ты, кажется, говорила, что не прочь почувствовать мой язык? Только я никак не соображу, где именно.
– У себя между ног, дурашка, – уточнила Хлоя.
– Понял.
Я подхватил ее на руки и понес в спальню. Там я усадил Хлою на кровать, она оперлась о матрас позади себя, пятки поставила на край кровати. Раздвинула ноги. Затем подняла на меня взгляд и прошептала:
– Раздевайся.
Честное слово, когда-нибудь я умом тронусь от поз, которые эта женщина принимает! Я скинул туфли с такой силой, что они полетели в угол комнаты, содрал носки и стащил рубашку через голову. Помедлил несколько секунд: пусть Хлоя погядит на мой торс.
– Ну что, нравится? – осведомился я, почесывая живот.
– А мы разве устраиваем шоу? – Ее рука скользнула по внутренней стороне бедра и оказалась между ног. – Я тоже могу.
– Ты издеваешься, что ли? – выдохнул я, секунду повозился с брючным ремнем, рывком расстегнул кнопки джинсов. Чуть не упал, пытаясь их снять. Хлоя распростерла для меня объятия, а затем протянула их ко мне.
– Иди ко мне. Залезай.
Она произнесла эти слова очень тихо. Ей уже не хотелось орального секса.
– Хочу почувствовать твою тяжесть.
Вот так просто, откровенно, без выкрутасов. Мы оба жаждали заняться любовью прежде всего остального – обхода виллы, обеда, наверстывания упущенных за эти дни средиземноморских удовольствий.
Хлоя была вся такая прохладная после душа, а я, наоборот, изрядно разогрелся, пока бегал за цветами, и добавил жара, когда обнаружил в ванной Хлою. Контраст температур показался восхитительным. Хлоя, гладенькая, нежная, податливая, слегка постанывала подо мной, потом разошлась, впилась ногтями мне в спину, стала покусывать подбородок, шею и плечо.
– Войди же, войди! – шептала Хлоя.
– Не сейчас.
Хлоя недовольно фыркнула, но еще какое-то время довольствовалась моими поцелуями. Я растягивал блаженство. Хотелось запечатлеть в памяти каждое прикосновение языком к ее языку, к ее губам. Мы тесно сплелись, и я ощущал каждую точку, в которой наши тела соприкасались: мой торс давил Хлое на груди, ее пальцы намертво вцепились мне в спину, бедра плотно охватывали меня. Вдруг она выпрямила ноги и тотчас обвила лодыжками мои икры. Я подтянул ее ногу повыше к своему бедру. Мой член заскользил по нежнейшей коже.
Хлоя извивалась и выгибалась, пытаясь о него тереться. Я все еще медлил войти в нее. Поцелуи сначала были неуверенные, почти игривые, потом стали глубже и ненасытнее. Мы то набрасывались друг на друга с невиданным голодом, то снова медленно дегустировали друг друга. Я завел руки Хлои ей за голову. Хлоя не сопротивлялась, она подставила соски под мой рот, и я покусывал их, заставляя Хлою балансировать на грани между наслаждением и болью. Она спрашивала, чего мне хочется и хорошо ли мне; уточняла, как я предпочитаю – проникнуть ей в киску или в рот. Хлоя всегда так себя вела. Стоило нам раздеться, она в первую очередь, к моему бесконечному восхищению, стремилась ублажить меня.
Эта женщина поражала меня. Я забывал о том, кем она была вне наших отношений. Со мной она могла быть любой – смелой и испуганной, резкой и нежной, искушенной и невинной. И никаких противоречий в этом не было. Я тоже хотел быть для нее всем.
– Мне нравится, как мы целуемся, – шепнула Хлоя мне прямо в рот.
– Поясни.
Я знал, что она имеет в виду. Мне просто хотелось услышать из ее уст, как чертовски здорово все, что мы делаем.
– Мне нравится, что мы всегда целуемся одинаково. Что ты знаешь, чего мне хочется.
– Давай поженимся, – выпалил я. – Хочу, чтоб ты стала моей женой.
Вот дермо-о-о-о-о!
Моя великолепная, продуманная, отрепетированная речь полетела к чертям. Бабушкино винтажное кольцо спрятано в ящик комода – с кровати не дотянуться. Весь свой план с романтическим вставанием на одно колено я сам и уничтожил.