игу на мой абонемент, показала мне еще одну с той же девочкой на обложке. Книга называлась просто «Джули».
– Эта книга – продолжение той, которую ты сейчас берешь, – сказала библиотекарь, и веселые морщинки разбежались от уголков ее глаз. – Когда закончишь читать ту, приходи за этой. Она великолепна.
– Спасибо, – поблагодарила я. – А еще это мое имя!
Эти слова вырвались у меня раньше, чем я осознала, что на библиотечной карточке, которую она держала в руке, значилось совсем другое имя. К счастью, она не обратила на это внимания.
– Очень красивое.
– Спасибо, – повторила я, жаждая предъявить права на то, что было не вполне моим.
Я рассказала Ма-Ма об этом разговоре, пусть только для того, чтобы заверить ее: мои слова о том, что я очень скоро верну книгу в библиотеку, – не шутка. Однако Ма-Ма поняла все совершенно не так, потому что вид у нее сделался печальный.
– Я могу вернуть ее сегодня, если ты так хочешь, Ма-Ма.
Ма-Ма повернулась ко мне, печаль слетела с ее лица:
– Хао, гуай. Мэй ши.
И тогда мы оставили книжку на диване и вместе, в руке рука, пошли в библиотеку.
Ба-Ба во время всех этих сборов и хлопот был дома, но старался не попадаться нам под ноги; сперва смотрел телевизор, а потом поехал кататься. Ни я, ни Ма-Ма не разговаривали с ним после того случая. Если бы я знала, что ждет нас в будущем, я могла бы многое сказать ему за эти выходные. Но к тому времени, как я узнала, было уже слишком поздно.
Понедельник начался как обычно. Я проснулась и собралась в школу. Ба-Ба уже уехал на работу, но Ма-Ма оставалась дома, возясь с чемоданами, которые мы привезли из Китая, теми самыми, куда накануне вечером мы складывали на летнее хранение свитера, которые еще можно было носить.
Перед уходом я поцеловала Ма-Ма в щеку и пообещала, что верну «Джули из волчьей стаи» в библиотеку после уроков. Я закончила читать ее поздно вечером, и мне не терпелось взять продолжение. Ма-Ма кивнула с отсутствующим видом, и я подумала: как странно, что ей вроде бы стало безразлично то, что всего день назад казалось безумно важным.
Дорога в школу была не такой, как обычно, потому что – редкий случай – у меня с собой не было книжки: я сдала все прежде взятые в библиотеку и ни одной не взяла на замену. Оставалось только наблюдать за людьми и смотреть на названия станций, которые стали постоянными вехами моей жизни.
Остаток для прошел без приключений. Это был день не из тех, что надолго запоминаются своими особыми событиями или примечательными подробностями. Знай я обо всем заранее, я бы непременно постаралась запечатлеть в памяти эти мгновения, людей и вещи – как тогда, перед отъездом из Китая. Знай я обо всем заранее, я была бы добрее к подругам и сохранила в памяти шутки, которыми мы обменивались в тот день. Я бы поблагодарила миз Ротштайн и сеньору Торрес за то, что они вдохновляли меня, побудили снова быть внимательной на уроках, вместо того чтобы убивать время в отупляющей скуке. Но я не знала, и часы проходили в благодушии, а когда окончился последний урок, я отделалась от Глории, Элины и Мии, направившись в школьную библиотеку. Я бы не вытерпела обратную дорогу без книжки и хотела взять не одну, а несколько (может быть, даже повезет и попадется «Джули»!), прежде чем спуститься в метро.
Поздоровавшись с библиотекарем и разочарованно услышав, что «Джули» у них нет, я включилась в свой привычный режим. У меня была привычка систематически перебирать каждую полку, упиваясь каждым корешком, каждой обложкой и аннотацией. К тому времени, как я остановила выбор на двух книгах, способных помочь мне скоротать время до дома – «Кольцо бесконечного света» и «Из архива миссис Базиль Э. Франквайлер, самого запутанного в мире», – прошло около получаса. Я выходила из школьных дверей, уже уткнувшись носом в первые страницы «Архива», и не поднимала головы, пока мое внимание не привлекла последовательность громких автомобильных гудков. Когда мои глаза нехотя расстались с обтерханными страницами, до меня дошло, что наша поблескивающая золотыми искрами «туфля» припаркована у тротуара.
Окошко у водительского места было открыто, и из него высовывалось нахмуренное лицо Ма-Ма.
– Цянь-Цянь! Я так боялась упустить тебя!
– Ма-Ма? Что случилось?
– Садись, садись скорее. Все расскажу по дороге.
Только устраиваясь на переднем сиденье, я заметила, что на заднее свалены два набитых до отказа чемодана.
– Ма-Ма! Что происходит?
– Мы едем в Канаду.
– Что? Зачем? Прямо сейчас?!
– Нет. Прямо сейчас мы едем в одно место на Лонг-Айленде. Называется оно… Нек. Что‑то там Нек… – Она вытащила карту и листок бумаги. – Дуй[100], Грейт-Нек. Вот, возьми карту. Я уже смотрела маршрут, но мне нужна твоя помощь, Цянь-Цянь. Видишь путь, который я отметила? Сверяйся с ним и позаботься о том, чтобы мы ехали правильно, договорились?
Слишком много слов. Так много, что я не поняла ни одного из них. Но смотреть в карту было достаточно просто, достаточно легко. Я была маленьким доктором Ма-Ма, и все вернулось в одночасье. Имело значение только одно: я помогала Ма-Ма делать то, что она хотела делать. Приложив некоторые усилия и пару раз свернув не туда, мы выехали на дорогу, которая называлась I‑495, большое и широкое шоссе с множеством полос.
В следующие полтора часа мы еще не раз сворачивали не туда, провоцируя яростные гудки и вопли за спиной. И в эти же полтора часа Ма-Ма мне все объяснила: как она узнала от своей новой подруги, жившей на Лонг-Айленде, что Канада привечает образованных иммигрантов; как подруга познакомила ее с адвокатом, и они много месяцев пытались добиться для нас разрешения переехать в Канаду; что у нас будут не только визы, но и полноценные грин-карты, когда мы туда приедем, только называться они будут «карты кленового листа»[101]; что теперь я смогу поступить в любой колледж, в какой захочу, а она сможет получить настоящую работу; что там бесплатное медицинское обслуживание; и что Ба-Ба отказался ехать, что ему страшно, что он слишком любит Америку, может быть, даже больше, чем нас. Информации было много, и я поняла далеко не все – не сразу. Главное, что я для себя вынесла, – это что Ма-Ма уже долго занималась всем этим, ничего мне не сказав. Она полагала, что со временем Ба-Ба согласится, но он не согласился. А потом случилось то, что случилось. И это определило все.
Вначале мы направимся домой к подруге Ма-Ма. Нам потребуется много часов, чтобы добраться до Торонто, где у Ма-Ма жила подруга из Китая, и Ма-Ма не чувствовала в себе достаточной уверенности, чтобы всю дорогу вести машину в одиночку. Что, если нас остановят до того, как мы достигнем свободы? Нет, этот способ лучше, безопаснее, говорила она; так они с А-И смогут вести машину поочередно.
К тому же А-И жила в большом старом доме вместе с сыном и своим белым мужем в белом районе. Разве мне не хочется посмотреть, как на самом деле живут американцы – настоящие американцы, – прежде чем мы уедем отсюда навсегда?
При этой мысли вся наша бруклинская жизнь встала перед моими глазами. Тесты и сочинения, которые мне не суждено написать в школе-лаборатории. Моя узкая длинная кровать рядом с большой и пухлой кроватью Ма-Ма и Ба-Ба, и как я застилала эти кровати сразу по пробуждении, подтыкая каждый уголок, пока одеяло не оказывалось надежно зажато между матрасами из секонд-хэнда и подкроватными ящиками. Мои друзья за длинным столом в столовой, разговаривающие с набитыми ртами, полными домашних кушаний – все, кроме Глории, которая сидела с подносом школьной еды. Переулок, куда выходили окна нашей комнаты, где я до сих пор высматривала Мэрилин, хотя видела ее все реже и реже после того, как решила, что она – дурное предзнаменование, которое следует отпугивать палкой.
И еще был Ба-Ба, его улыбка, когда он протягивал мне тамагочи; его губы, когда он пел и танцевал под «Си-Моу-Хоу»; его глаза, когда он поглядывал на меня в тот последний безмолвный уикенд.
Какие они странные – образы, которые приходят на ум, когда знаешь, что больше ничего этого не увидишь.
Когда мы, наконец, отыскали дом подруги Ма-Ма, мне было трудно поверить, что мы попали туда, куда надо. Он был огромным, как те дома, в которых, по моим представлениям, жили близнецы из Ласковой долины, Джессика и Элизабет Уэйкфилд. Но в случае Уэйкфилд это было понятно, потому что их отец был адвокатом. Я мало что знала об А-И, но полагала, что, если бы она была богата, Ма-Ма бы об этом упомянула. С другой стороны, Ма-Ма ничего не рассказывала о ней нам – мне или Ба-Ба. Я знала только, что А-И вначале развелась, а потом снова вышла замуж – факт, который Ба-Ба не нравился. «Разводы – это заразно, – однажды сказал Ба-Ба. – Лучше держаться от них подальше».
Это и к лучшему, сказала Ма-Ма, потому что, даже если бы Ба-Ба захотел нас найти, он не знал бы, где искать.
А-И вышла из дома, когда Ма-Ма парковала машину на подъездной дорожке. Она была немолода, с очень длинными волосами и столь же длинным лицом. Кожа у нее была темная, а морщин больше, чем у Ма-Ма. Она напомнила мне красивую, но заезженную лошадь.
А-И пригласила нас в дом с множеством комнат, сплошь отделанный деревом, – и мебель, и стены, все было из дерева. Ее муж оказался стариком с дружелюбным лицом, розовой кожей и снежно-белыми волосами. Он часто улыбался. Сын А-И, должно быть, был от первого брака, потому что он выглядел чистокровным китайцем, как и мы. Он был старше меня, и на лице у него было то же незаинтересованное выражение, что и у детей, которых я разглядывала в свой первый день в школе-лаборатории. Он был высоким, плотным – этакий баскетболист. Не помню его ни за каким другим занятием – только за едой.
А-И была из тех взрослых, что без конца говорят и отдают приказы. Она гоняла нас по дому туда-сюда, показывая библиотеку – да, отдельное помещение в доме, целиком отданное книгам! – солярий и подвальный спортзал, полный незнакомого мне оборудования. Наконец, она привела нас в спальню на верхнем этаже, которая, по ее словам, теперь была нашей, с отдельной ванной. Я обошла эту комнату и смежную с ней ванную в состоянии полного благоговения. Никогда раньше в Америке у нас не было своей собственной ванной. Вернувшись в спальню, я поставила на пол рюкзак, который таскала на себе во время экскурсии по дому, хотя в нем лежали школьные принадлежности, которые теперь стали бесполезны, бессмысленны. Нести сюда остальные вещи из машины нет необходимости, сказала Ма-Ма. Мы только переночуем и на рассвете выезжаем.