Бабушка настояла на своём. В комнате не было ни одной обгоревшей книги, ни одной вещи, находящейся не на своём месте. Нигде в помещении не было ни одного штриха шарпи, ни стиха, ни страницы. Вместо этого стены были покрыты фотографиями, аккуратно наклеенными скотчем в ряд по периметру, словно они являлись своего рода оградой, удерживающей Лену внутри.
Священный. Спящий. Возлюбленная. Дочь.
Это были фотографии надгробий, снятых так близко, что я мог разглядеть только слова и грубый камень, на котором они были высечены.
Отец. Отрада. Отчаяние. Вечный покой.
— Я и не знал, что ты увлекаешься фотографией, — любопытно, что еще я о ней не знаю.
— Не увлекаюсь, честное слово, — Лена выглядела смущённой.
— Классные.
— Это должно быть для меня полезным. Я всем должна доказать, что знаю, что его действительно больше нет.
— Ага. Мой папа тоже теперь должен вести дневник настроений, — как только я произнёс это, мне захотелось взять слова обратно. Сравнение Лены с моим папой нельзя было принять за комплимент, но она вроде бы не заметила. Интересно, как часто она поднималась в Сад Его Вечного Покоя со своей камерой, и как я это упустил.
Солдат. Спящий. Сквозь тусклое стекло.
Я дошёл до последнего снимка, единственного, который, казалось, не был связан с остальными. Это был мотоцикл — Харлей, прислонённый к надгробию. Блестящий хром мотоцикла выглядел неуместным рядом с истёртыми старыми камнями. Моё сердце заколотилось, когда я взглянул на него.
— Чей это?
Лена отмахнулась.
— Какого-то парня, навещавшего могилу, наверное. Он просто вроде как был… там. Я подумывала выкинуть его, освещение ужасное, — она вытянула руку из-за моей спины, чтобы вынуть из стены кнопки. Когда Лена вытащила последнюю, фото рассеялось, не оставив ничего, кроме четырёх крохотных дырочек в чёрной стене.
Если не считать фотографий, комната была почти пустой, словно Лена собрала вещи и уехала куда-нибудь в колледж. Кровать исчезла. Книжная полка и все книги пропали. Исчезла и старая люстра, которую мы заставляли раскачиваться так много раз, что я думал, что она рухнет с потолка. На полу в центре комнаты лежал матрас. Рядом с ним — крохотный серебряный воробушек. Эта картина напомнила мне о похоронах — вырванные с корнем магнолии, такой же серебряный воробушек в её грязной ладони.
— Всё выглядит совсем по-другому, — я попытался не думать о воробушке и о причине, по которой он лежал рядом с кроватью Лены. Эта причина не имела никакого отношения к Мэйкону.
— Ну, знаешь… Генеральная уборка. Я вроде как очистила комнату от мусора.
На матрасе лежали несколько изорванных в клочья книг. Недолго думая я раскрыл одну, прежде чем осознал, что совершил худшее из преступлений. Хотя снаружи это была старая тесненная обложка от экземпляра «Доктора Джекилла и мистера Хайда», внутри это вообще была не книга. Это был один из блокнотов Лены на пружине, и я открыл его прямо у неё на глазах. Будто это был пустяк или блокнот принадлежал мне.
До меня дошло кое-что еще — бульшая часть страниц была пустой.
Потрясение было почти таким же ужасным, как при обнаружении страниц с бессмысленными закорючками отца, когда я думал, что он пишет роман. Лена всюду носила с собой блокнот, куда бы ни пошла. Если она перестала записывать в него каждое пятое слово, дела обстояли хуже, чем я думал.
Ей было хуже, чем я думал.
— Итан! Что ты делаешь?
Я протянул руку, и Лена схватила книгу.
— Прости, Ли.
Она была в ярости.
— Я подумал, это просто книга. То есть она выглядит как книга. Я не думал, что ты оставишь свой блокнот лежать там, где каждый может его прочесть.
Она не смотрела на меня, прижимая книгу к груди.
— Почему ты больше ничего не пишешь? Я думал, ты любишь писать.
Она закатила глаза и открыла блокнот, чтобы показать его мне.
— Я пишу.
Она взмахнула над пустыми страницами, и теперь они были покрыты мелко нацарапанными строка за строкой словами, неоднократно перечёркнутыми, исправленными, переписанными и снова исправленными тысячи раз.
— Ты заколдовала его?
— Я Переместила слова из реальности Смертных. Пока я не решу показать их кому-то, только Маг сможет их прочесть.
— Гениально. Учитывая, что Рис, наверняка желающая его прочесть, как раз и является одним из них, — Рис была столь же любопытной, сколь и любящей покомандовать.
— Ей не нужно этого делать. Она может прочесть всё по моему лицу.
Это было правдой. Как Сивилла, Рис могла видеть твои мысли и тайны, даже то, что ты только собираешься сделать, лишь взглянув в твои глаза. Вот почему я, как правило, избегал её.
— Так что там со всей этой секретностью? — я плюхнулся на Ленин матрас. Она села рядом со мной, ловя равновесие на перекрещенных ногах. Всё было куда менее комфортно, чем я прикидывался.
— Не знаю. Мне по-прежнему хочется постоянно писать. Может быть, я просто чувствую, что меня меньше понимают, или что я хочу быть меньше понятой.
Я стиснул челюсти.
— Мною.
— Я не это имела в виду.
— А какие еще Смертные могут прочесть твой блокнот?
— Ты не понимаешь.
— Думаю, что понимаю.
— Кое-что из этого, возможно.
— Я бы всё понял, если бы ты дала мне такую возможность.
— Я ничего не скрываю, Итан. Я не могу этого объяснить.
— Дай посмотреть, — я протянул руку к её блокноту.
Лена приподняла бровь, отдавая его мне.
— Ты не сможешь прочитать это.
Я открыл блокнот и заглянул в него. Я не знал, была ли это Лена или сам блокнот, но на странице передо мной медленно, по очереди, появлялись слова. Это были не стихи и не тексты песен. Там было не так уж много слов, в основном странные рисунки — завитушки и загогулины извивались на странице, сплетаясь в смесь какого-то подобия этнических рисунков.
Внизу страницы был список.
что я помню
мать
Итан
Мэйкон
Хантинг
огонь
ветер
дождь
склеп
я сама не своя
я, готовая убить
два тела
дождь
Книга
кольцо
амулет Аммы
луна
Лена выхватила блокнот у меня из рук. На странице было ещё несколько строк, но мне так и не суждено было их прочесть.
— Хватит!
Я взглянул на неё:
— Что это было?
— Ничего, это личное. Ты не должен был суметь это увидеть.
— Тогда почему же сумел?
— Я, должно быть, неверно исполнила заклинание Verbum Celatum. Невидимое Слово, — Лена с тревогой посмотрела на меня, её взгляд смягчился. — Неважно. Я старалась запомнить ту ночь. Ночь, когда Мэйкон… исчез.
— Умер, Ли. Ночь, когда Мэйкон умер.
— Я знаю, что он умер! Разумеется, умер. Просто я не хочу об этом говорить.
— Я знаю, ты наверняка подавлена. Это нормально.
— Что?
— Это следующая стадия.
Ленины глаза вспыхнули.
— Я знаю, твоя мама умерла и мой дядя умер. Но у меня свои собственные стадии скорби! И это не мой дневник настроения! Я не твой папа, и я не ты, Итан! Мы не так похожи, как ты думаешь.
Мы смотрели друг на друга так, как не смотрели уже долгое время, а может быть, и никогда. Это был неподдающийся описанию момент. Я понял, что мы говорим вслух с тех пор, как я пришёл, ни слова не произнеся при помощи келтинга. Впервые я не знал, о чём думает Лена, и было совершенно ясно, что и она понятия не имеет, что чувствую я.
Но затем она поняла. Лена протянула руки и обняла меня, потому что, впервые, я плакал, а не она.
***
Когда я вернулся домой, свет везде был погашен, но я всё же не зашёл в дом. Я сел на крыльцо и стал наблюдать за светлячками, мерцающими в темноте. Мне не хотелось никого видеть. Хотелось подумать, и у меня было ощущение, что Лена не станет подслушивать. Есть что-то в сидении в одиночестве в темноте, напоминающей тебе о том, как велик на самом деле мир, и как далеко мы все друг от друга. Звёзды кажутся такими близкими, будто ты можешь дотянуться и коснуться их. Но ты не можешь. Иногда вещи кажутся гораздо ближе, чем есть на самом деле.
Я так долго смотрел во тьму, что, кажется, уловил какое-то движение у старого дуба на нашем переднем дворе. На мгновение мой пульс участился. Большинство людей в Гатлине даже не запирали двери, но я знал, что было множество вещей, которые могли проникнуть за засов. Я заметил, как воздух снова шелохнулся, почти неуловимо, словно волна тёплого воздуха. Я понял, что это не было нечто, пытающееся вторгнуться в мой дом. Это был кое-кто, сбежавший из другого дома.
Люсиль, кошка Сестёр. Я мог видеть её синие глаза, сверкающие в темноте, когда она подкрадывалась к крыльцу.
— Я всем говорил, что рано или поздно ты найдёшь обратный путь домой. Только ты нашла не тот дом, — Люсиль склонила голову набок. — Знаешь, после этого Сёстры никогда больше не отпустят тебя с верёвки для белья.
Люсиль посмотрела на меня так, словно прекрасно всё понимала. Будто знала о последствиях, когда сбегала, но, по какой-то причине, всё равно это сделала. Передо мной вспыхнул светлячок, и Люсиль спрыгнула с порога.
Он взлетал всё выше, но эта глупая кошка продолжала его преследовать. Казалось, она не понимает, как далеко он на самом деле. Как звёзды. Как множество других вещей.
Глава седьмаяДвенадцатое июня. Девушка из моих снов
Темнота.
Я ничего не видел, но чувствовал, как остатки воздуха покидают мои легкие. Я не мог дышать. Все было в дыму, и я, кашляя, начал задыхаться.
Итан!
Я слышал ее голос, но звучал он очень далеко.
Воздух вокруг меня был горячим. Пахло пеплом и смертью.
Итан, нет!
Я увидел блеск клинка над моей головой, и услышал зловещий смех. Сарафина. Но ее лица я не видел.
Как только нож вонзился в мой живот, я понял, где нахожусь.