Люсиль замяукала, царапая лапой дверь-ширму. Думаю, она достаточно услышала сегодня. Харлон Джеймс зарычал из-под дивана. Впервые я задумался над тем, чего эти двое только не насмотрелись, слоняясь по дому в течение стольких лет.
Но не каждая собака оказывается Страшилой Рэдли. Иногда собака — это просто собака. Иногда кошка — это просто кошка. Все же, открыв дверь, я наклеил красный стикер на макушку Люсиль.
Глава двадцатаяСемнадцатое июня. Сохраненное
Если и был в округе надежный источник информации, то это определенно местное население. В такой день как сегодня не нужно далеко ходить, чтобы увидеть почти каждого жителя в пределах полумили. На кладбище было уже не протолкнуться к тому времени, как мы подъехали, как обычно опоздав благодаря неземной медлительности Сестер. Сначала Люсиль не хотела забираться в Кадиллак, затем нам пришлось остановиться около «Садов Эдема», потому что тетушке Прю заблагорассудилось купить цветов для ее последних мужей, вот только все цветы были недостаточно хороши, и когда мы, наконец, вернулись в машину, тетя Мерси, возомнив себя офицером дорожной полиции, не позволяла мне ехать быстрее двадцати миль в час. Долгие месяцы я с ужасом ждал этого дня. И вот он настал.
Я с трудом поднимался по крутой гравийной дорожке Сада Вечного Покоя, толкая перед собой кресло-каталку тети Мерси. Тельма шла позади меня, держа под руки тетю Прю с одной стороны и тетю Грейс с другой. Люсиль семенила за ними, осторожно ступая на камни щебенки и сохраняя дистанцию. Сумочка тети Мерси из лакированной кожи, висевшая на ручке ее кресла, больно пихала меня в живот через каждый шаг. Меня бросало в пот при одной только мысли о густой зеленой траве, по которой придется тащить кресло. Очень может быть, что нам с Линком придется продемонстрировать пожарный способ переноски людей.
Мы забрались на вершину холма как раз вовремя, чтобы увидеть, как Эмили прихорашивается в своем новом белом платье на бретельках. Каждая девушка покупала новое платье ко Дню поминовения усопших. Никаких сланцев или топов, только лучшее выстиранное воскресное одеяние. Это походило на затянувшееся воссоединение семьи, только раз в десять масштабнее, потому что жители практически всего города и большей части всего округа тем или иным образом приходились родственниками тебе, твоему соседу или соседу твоего соседа.
Эмили со смехом повисла на шее у Эмори:
— У тебя есть пиво?
Эмори распахнул пиджак, показывая серебряную флягу:
— Есть кое-что получше.
Иден, Шарлота и Саванна шушукались на могильном участке семьи Сноу, который занимал лучшую позицию в центре рядов надгробий. Он был украшен яркими пластиковыми цветами и херувимами. Там даже был маленький пластиковый олененок, щипавший травку рядом с самым высоким надгробием. Украшение могил считалось еще одним негласным состязанием — способом доказать, что ты и члены твоей семьи, даже почившие, лучше твоих соседей и их родственников. Каждый показывал все, во что горазд. Искусственные венки, оплетенные зеленой нейлоновой лозой, блестящие кролики и белки, даже ванночки для птиц, настолько нагревшиеся на солнце, что легко оставляли ожоги на пальцах. Здесь невозможно было перестараться, чем вульгарнее, тем лучше.
Мама любила посмеяться над своими фаворитами. «Это натюрморты, произведения искусства, как и те, что нарисованы голландскими и фламандскими мастерами, только из пластика. И отношение к ним то же».
Моя мама умела смеяться над худшими традициями Гатлина и в то же время чтить лучшие из них. Возможно, именно так она здесь и выживала.
У нее было особое пристрастие к светящимся в темноте крестам, что загорались в ночи. Бывало летними вечерами, мы с ней забирались на холм и устраивались на кладбище, наблюдая, как они светятся в сумерках будто звезды. Однажды я спросил ее, почему она так любит лежать там. «Это история, Итан. История семей, людей, которых они любили, которых они потеряли. Эти кресты, эти дурацкие искусственные цветы и животные — их поставили сюда, чтобы напомнить нам о тех, о ком тоскуют. И это прекрасно, и это наша работа — видеть эту красоту».
Мы никогда не рассказывали папе об этих ночах, проведенных на кладбище. Такие вещи мы делали только вдвоем.
Мне придется пройти мимо большей части Джексон Хай и переступить через пару кроликов, чтобы добраться до участка Уэйтов на окраине лужайки. Еще один интересный факт о Дне поминовения. На самом деле, поминание усопших было лишь пустой формальностью. Уже через час все, кому за двадцать, сбившись в общую кучку, будут перемывать косточки живым, сразу после того, как закончат сплетничать об умерших. И все, кому под тридцать, будут напиваться за ближайшим склепом. Все, кроме меня. Я буду занят поминанием.
— Эй, дружище, — Линк подбежал ко мне и улыбнулся Сестрам. — Добрый день, дамы.
— Как у тебя дела, Уэсли? Растешь, как сорняк, ты глянь-ка! — воскликнула вспотевшая тетушка Прю, тяжело дыша после подъема.
— Да, мэм.
Стоявшая позади Линка Розали Уоткинс помахала рукой тете Прю.
— Итан, почему бы тебе не прогуляться с Уэсли? Я вижу тут Розали, и я хотела спросить у нее, какую муку она кладет в свой пирог «Колибри».
Тетя Прю вонзила трость в траву, а Тельма помогла тете Мерси встать с кресла.
— Вы уверены, что справитесь без меня?
Тетушка Прю одарила меня сердитым взглядом.
— Конечно, справимся. Мы сами за собой присматривали еще задолго до твоего рождения.
— Еще до рождения твоего папы, — поправила ее тетушка Грейс.
— Я чуть не забыла, — тетя Прю открыла свой клатч и что-то выудила из него. — Я нашла бирку этой проклятой кошки, — она бросила на Люсиль осуждающий взгляд. — Хотя толку-то от нее. Некоторым наплевать на годы преданности и на все эти прогулки по твоей бельевой веревке. Полагаю, что касается таких вот некоторых, от них не дождешься никакой благодарности.
Кошка побрела прочь, не удостоив тетю даже взглядом. Я посмотрел на металлический значок, с выгравированным на нем именем Люсиль, и сунул его в карман.
— Колечко потерялось.
— Лучше положи его в бумажник, на случай если придется доказывать, что у нее нет бешенства. Она любит кусаться. Тельма найдет новое колечко.
— Спасибо.
Сестры взялись под руки, и, периодически сталкиваясь своими громоздкими шляпами, заковыляли в сторону своих подруг. Даже у Сестер есть друзья. Моя жизнь — отстой.
— Шон и Эрл принесли пива и «Джим Бим»[5]. Все встречаются за склепом Ханикатта.
По крайней мере, у меня есть Линк.
Мы оба прекрасно знали, что я не буду сегодня напиваться. Через несколько минут я буду стоять над могилой моей умершей матери. Я буду думать о том, как она смеялась, когда я рассказывал ей о мистере Ли и его извращенной версии Истории США, или Истерии США, как она ее называла. Как они с папой танцевали босиком под Джеймса Тэйлора прямо посреди кухни. Как она всегда знала, что сказать, когда все шло не так, вроде того, когда твоя бывшая девушка предпочитает какого-то мага-мутанта, а не тебя.
Линк положил руку мне на плечо.
— Ты в порядке?
— Да, все отлично. Давай пройдемся.
Сегодня я буду стоять над ее могилой, но я не готов. Пока еще нет.
Ли, где ты…
Я одернул себя и попытался думать о чем-то другом. Не знаю, почему я до сих пор пытался поговорить с ней. Привычка, наверное. Но вместо Лениного голоса, я услышал голос Саванны. Ее лицо возникло передо мной, поражая немыслимым количеством макияжа, однако все еще оставаясь привлекательным. В глаза тут же бросились ее сияющие волосы, от души намазанные ресницы и завязанные тоненькие лямки сарафана, единственной миссией которых было пробуждение у парней желания их тут же развязать. Для тех парней, кто еще не знает, какая она на самом деле сучка, или для тех, кому наплевать.
— Я очень сожалею о твоей маме, Итан, — она кашлянула, пытаясь скрыть неловкость. Скорей всего, ее сюда подослала мать, миссис Сноу — опора общества. Сегодня, хоть и прошло уже чуть больше года со смерти мамы, я обнаружил на крыльце пару запеканок, в точности как после ее похорон. В Гатлине время тянулось невыносимо медленно, вроде собачьего летоисчисления, только наоборот. И в точности как после ее похорон, Амма оставила все посудины нетронутыми на ступенях для опоссумов.
Кажется, опоссумам никогда не надоедает запеканка с яблоками и ветчиной.
И все же это было самое милое из всего, что Саванна сказала мне с начала сентября. И хотя мне было все равно, что она думает обо мне, сегодня было приятно не чувствовать себя изгоем.
— Спасибо.
Нацепив фальшивую улыбку, она пошла дальше, а ее высокие каблуки забавно пружинили, застревая в траве. Линк ослабил узел своего косого и слишком короткого галстука. Это был тот самый галстук, который он надевал на выпускной в шестом классе. Из дома он умудрился улизнуть в футболке с надписью «я окружен идиотами», от которой отходили стрелки в разных направлениях. В целом, эта фраза вполне соответствовала моему сегодняшнему состоянию — я был окружен идиотами.
Спектакль тем временем продолжался. Может, люди чувствовали себя виноватыми из-за того, что у меня сумасшедший отец и умершая мать. Но, скорей всего, они просто боялись Аммы. Как бы то ни было, я, должно быть, превзошел Лоретту Уэст, трижды вдову, чей последний муж скончался после того, как аллигатор прокусил ему живот, и теперь я, по-видимому, получил почетное звание самой прискорбной персоны Дня поминовения усопших. Если б за это выдавали призы, я бы взял первый приз, об этом отчетливо говорил вид горожан, которые опечаленно качали головами, проходя мимо меня. Какая жалость, у Итана Уэйта больше нет мамочки.
Миссис Линкольн так же качала головой, приближаясь ко мне со своей горестной миной, на ее лице так и светилось: «Ах, ты бедный заблудший сиротинушка». Линк ухитрился ускользнуть прежде, чем она достигла своей цели.